Бао-чай ничего не сказала, а Бао-юй был настолько смущен, что у него и в мыслях не было возражать, и его постель перенесли в спальню.

Бао-юй позволил все это сделать потому, что чувствовал себя виноватым и хотел успокоить Бао-чай, а Бао-чай, со своей стороны, боялась, как бы Бао-юй не заболел от чрезмерных дум, и решила, что лучше всего приласкать его. Так что, как говорится, они пошли на «взаимные уступки».

Вечером Си-жэнь действительно приказала понести свою постель в переднюю.

Бао-юй уже давно хотел попросить у жены прощения, и Бао-чай не отталкивала его. Таким образом, впервые со дня своего замужества она познала благоуханное «чувство облака и дождя». Отныне «силы двойки и пятерки слились воедино и застыли». Но пока мы об этом рассказывать не будем, так как речь об этом пойдет ниже.

На следующее утро Бао-юй и Бао-чай встали вместе. Умывшись и причесавшись, Бао-юй отправился к матушке Цзя.

Так как матушка Цзя любила Бао-юя и ей нравились покорность и послушание Бао-чай, она позвала Юань-ян, велела ей достать из сундука яшмовые подвески времен династии Хань и отдала их внуку. Конечно, они уступали чудодейственной яшме Бао-юя, но тем не менее считались редкостным украшением.

– Мне кажется, эту вещь я никогда не видела в глаза, – заметила Юань-ян, передавая подвески матушке Цзя. – Какая у вас ясная память, почтенная госпожа! Вы даже помнили, в каком сундуке и в какой шкатулке эти подвески лежат! Даже не пришлось отыскивать их – я сразу открыла сундук и нашла! Но зачем они вам понадобились?

– Разве ты что-нибудь можешь знать об этих подвесках? – возразила матушка Цзя. – Их оставил моему деду его отец, а так как дед очень любил меня, он подарил их мне перед свадьбой. При этом он сказал: «Эта яшма очень дорогая, носили ее еще при династии Хань, так что ты всегда держи ее при себе, и она будет напоминать обо мне». Но я была слишком молода, ничего не смыслила и спрятала эти подвески в сундук. А потом, когда переехала в этот дом и увидела, что украшений здесь хоть отбавляй, я и совсем о них позабыла! Я ни разу не надевала их, и они пролежали в сундуке более шестидесяти лет. Видя то послушание и почтение, с которым относится ко мне Бао-юй, мне захотелось подарить ему взамен утерянной яшмы эти подвески, как их когда-то подарил мне мой дед.

После того как Бао-юй справился о здоровье, матушка Цзя подозвала его и, ласково улыбаясь, промолвила:

– Подойди ко мне, я хочу показать тебе одну вещицу!

Бао-юй приблизился, и она протянула ему ханьскую яшму. Бао-юй принял ее и внимательно осмотрел. Яшма была красноватого цвета, прекрасно отполирована и по форме напоминала дыню. Бао-юй был так восхищен ею, что не мог удержаться от радостного возгласа.

– Нравится? – спросила матушка Цзя. – Это мой дедушка подарил мне, а я отдаю тебе!

Бао-юй поблагодарил, взял яшму и хотел показать ее своей матери.

– Если твоя мать увидит яшму, она расскажет отцу, а тот опять начнет ворчать, что я люблю его меньше, чем тебя, – остановила Бао-юя матушка Цзя. – Они ведь никогда не видели у меня этих подвесок.

Бао-юй ушел. Вслед за ним, попрощавшись с матушкой Цзя, ушла и Бао-чай.

Через два дня матушке Цзя стало хуже: она не могла ни пить, ни есть, в груди у нее давило, появилось головокружение, рябило в глазах, и она все время кашляла.

Госпожа Син, госпожа Ван, Фын-цзе и другие часто приходили справляться о ее здоровье. Матушка Цзя старалась выглядеть бодрой, и они не особенно беспокоились, только велели сообщить о ее болезни Цзя Чжэну. Навестив мать, Цзя Чжэн распорядился пригласить ей врача.

Врач исследовал пульс и прописал лекарство, заявив, что ничего опасного нет, просто застой пищи, – что нередко бывает у пожилых людей – и небольшая простуда.

Цзя Чжэн просмотрел рецепт и, убедившись, что в нем значатся лишь самые распространенные снадобья, велел приготовить лекарство и дать его больной. После этого он то и дело приходил справляться о самочувствии матери. Однако прошло три дня, а никакого улучшения не было заметно.

Тогда Цзя Чжэн велел Цзя Ляню найти врача поопытнее.

– Отыщи во что бы то ни стало, – наказывал он, – пусть он как следует осмотрит матушку. Сдается мне, что врачи, которые до сих пор приходили к нам, никуда не годятся!

Цзя Лянь немного подумал и ответил ему:

– Когда был болен брат Бао-юй, я пригласил врача, который лечит только безнадежных больных. Лучше всего было бы пригласить его и сейчас!

– Лекарское искусство очень сложное, – согласился Цзя Чжэн, – иногда даже неизвестный врач может обладать незаурядными талантами. Хорошо, пусть найдут его!

Цзя Лянь кивнул и вышел, а через некоторое время вернулся и сообщил:

– Человека, о котором я вам говорил, зовут доктор Лю, но он уехал к своим ученикам и бывает в городе один раз в десять дней. Ждать его мы не можем, и я вынужден был пригласить другого врача, который сейчас приедет!

Цзя Чжэну не оставалось ничего иного, как ждать. Но об этом мы пока рассказывать не будем.

Итак, матушка Цзя была больна, и все женщины, находившиеся в доме, не пропускали дня, чтобы не навестить ее. Однажды, когда все собрались возле постели матушки Цзя, пришла женщина, присматривавшая за калиткой, ведущей из дворца Жунго в сад, и доложила:

– Настоятельница Мяо-юй из «кумирни Бирюзовой решетки», узнав о болезни старой госпожи, пришла справиться о ее здоровье.

– Она очень редко у нас бывает! – удивленно воскликнули все. – Но раз уж пришла, надо просить ее!

Фын-цзе подошла к кровати и сообщила матушке Цзя о приходе Мяо-юй.

Син Сю-янь, которая была давнишней подругой монахини, первой вышла встречать ее.

На голове Мяо-юй была точно такая же шапочка, какую когда-то носила знаменитая монахиня Мяо-чан, ослепительно белая атласная кофточка, поверх нее муслиновая безрукавка, отороченная синей атласной каймой и подвязанная желтым поясом, белая с черными узорами сатиновая юбка. В руках она держала мухогонку из лосиного хвоста и четки.

Син Сю-янь подошла к монахине и справилась о здоровье.

– Когда мы жили в саду, мне удавалось часто навещать тебя, – сказала она монахине, – но теперь мы почти не видимся, так как в саду никто не живет, а я одна боюсь ходить туда. Да и калитка у вас все время заперта. Как я рада, что мы наконец встретились!

– Когда вы жили в саду, у вас было слишком шумно, и я неохотно там появлялась, – ответила Мяо-юй. – Но сейчас я узнала о ваших несчастьях и о том, что старая госпожа болеет, и пришла. Не скрою, я все время хотела навестить тебя и барышню Бао-чай. Какое мне дело, заперта калитка или нет? Когда я хочу прийти к вам, я прихожу, но, если не хочу, – заставлять меня бесполезно!

– Уж такой у тебя характер! – проговорила Сю-янь.

Мяо-юй прошла в комнату матушки Цзя, поздоровалась со всеми, а затем подошла к постели больной и справилась о ее самочувствии.

– Ты ведь умеешь предсказывать, – сказала ей матушка Цзя, – посмотри на меня и скажи, пройдет ли моя болезнь?

– Вы добрая, и судьба предназначила вам долголетие, – отвечала Мяо-юй. – Вы простужены, и, если будете пить лекарства, я уверена, скоро поправитесь! Для старого человека прежде всего необходим покой!

– А я как раз люблю шум и веселье, – возразила матушка Цзя. – Не знаю, чем я больна, но только чувствую, что болит под ложечкой. Доктор сказал, что меня кто-то рассердил. Кто посмеет меня сердить?! Ну разве тот врач что-либо понимает в болезнях? Я сказала Цзя Ляню, что прав первый врач, который считает, что я простудилась и у меня застой пищи, и я велела пригласить его еще раз.

Она позвала Юань-ян, приказала ей передать на кухню, чтобы приготовили обед из одних овощей, и пригласила Мяо-юй поесть у нее.

– Я уже обедала, – поблагодарила Мяо-юй, – мне есть не хочется!

– Если не хотите, не будем заставлять, – вмешалась госпожа Ван, – давайте немного посидим, побеседуем!