Между тем матушка Цзя велела госпоже Син и госпоже Ван вместе с Юань-ян открыть сундуки и корзины, вынуть оттуда более или менее ценные вещи, которые она привезла из дому, когда выходила замуж, и приказала разделить их между Цзя Шэ, Цзя Чжэном и Цзя Чжэнем.

Вручив Цзя Шэ три тысячи лян серебра, матушка Цзя сказала:

– Из этих денег можешь взять себе две тысячи лян на дорожные расходы, а остальное отдай жене… Другие три тысячи лян – для Цзя Чжэня, но брать с собой я разрешаю ему только тысячу лян, а две тысячи пусть останутся у его жены – ведь ей сейчас не на что жить. Мы живем в одном доме, но нам приходится питаться отдельно. Что касается замужества Си-чунь, то это я беру на себя. Мне очень жаль Фын-цзе, она так старалась для нас, а у самой ничего нет. Поэтому я дарю ей тоже три тысячи лян серебра, пусть она хранит эти деньги у себя и не позволяет Цзя Ляню их расходовать. Но так как Фын-цзе больна, деньги я отдаю Пин-эр. У нас есть одежда, оставшаяся от деда, а также платья и головные украшения, которые я носила в молодости и которые мне сейчас не нужны. Что касается вещей, принадлежавших мужчинам, то пусть их возьмут и разделят между собой Цзя Чжэнь, Цзя Лянь и Цзя Жун. Женские вещи я отдаю жене Цзя Шэ, жене Цзя Чжэня и Фын-цзе. Пятьсот лян серебра, которые у меня еще остаются, пусть возьмет Цзя Лянь – они понадобятся ему на дорожные расходы, когда в будущем году он повезет на юг гроб с останками девочки Линь Дай-юй.

Покончив с распределением денег и вещей, матушка Цзя сказала Цзя Чжэну:

– Ты говорил, что тебе надо уплатить долги. Поскольку это неизбежно, придется продать мои золотые вещи. Вот до чего я дошла! Но ты тоже мой сын, и если я дала деньги другим, то и тебе отказать не могу. Оставшиеся золотые и серебряные вещи стоимостью, вероятно, в несколько тысяч лян серебром, я отдаю Бао-юю. Жене твоего покойного сына Цзя Чжу и твоему внуку Цзя Ланю, которые почтительно относятся ко мне, я тоже кое-что выделю… Вот и все.

Точные и ясные распоряжения матери заставили Цзя Чжэна опуститься на колени.

– Вы в таком преклонном возрасте, – произнес он, – и мне очень стыдно, что я не проявил о вас заботы и не оказал вам должного уважения, а получаю от вас милости!

– Не говори глупостей! – прикрикнула на него матушка Цзя. – Если бы не случилось всей этой истории, я так бы и не знала, что делается в доме. Слишком много развелось у нас людей, но служишь по-настоящему ты один. Вполне достаточно, если у нас останется несколько слуг, которые будут лично прислуживать членам нашей семьи. Прикажи управляющим подумать, кого куда отправить. Если бы все наше имущество конфисковали, что бы мы делали? Ведь тогда слуг у нас вовсе не было бы. Надо подумать также о служанках: кого из них выдать замуж, а кого просто отпустить. Хотя в казну наши строения не отошли, но я бы советовала тебе позаботиться, чтобы у нас забрали «сад Роскошных зрелищ». Земли, которыми мы владеем, можно отдать в ведение Цзя Ляня, и пусть он наведет в них порядок. Если он сочтет нужным кое-что из них оставить – пусть оставит, а остальные можно продать, и нечего нам больше строить из себя богачей. Я еще хочу сказать, что у нас есть немного серебра, принадлежащего семье Чжэнь из Цзяннани, хранится оно у старшей госпожи Син, так что пусть она скорее отошлет его обратно. Если опять случится какая-нибудь неприятность, они, как говорится, «скрываясь от ветра, попадут под дождь…»

Цзя Чжэн не разбирался в хозяйственных делах и, услышав рассуждения матушки Цзя, воспринял их как приказ.

«Матушка поистине хозяйственный человек, – подумал он, – а мы никчемные люди – все запутали!»

Заметив, что матушка Цзя устала, Цзя Чжэн попросил ее прилечь отдохнуть.

– Вещей у меня осталось немного, – сказала матушка Цзя. – Когда я умру, продайте их и устройте мне похороны! Остальное раздайте моим служанкам!

Слушая матушку, Цзя Чжэн еще больше расстроился. Все, кто был в комнате, опустились на колени и стали умолять:

– Почтенная госпожа, успокойтесь! Мы надеемся, что благодаря вашему счастью мы переживем трудное время, искупим свои грехи перед государем и вы будете жить безбедно до ста лет.

– Я мечтаю, чтобы все было так, ибо мне хочется после смерти со спокойной совестью встретиться с вашими предками! – воскликнула матушка Цзя. – Не думайте, что я, долгое время пользуясь почетом и богатством, не знала, что такое бедность! Но, глядя, как вы веселитесь, я позабыла обо всем, вместе с вами беззаботно развлекалась и думала, как бы пожить в свое удовольствие! Разве я представляла себе, что наша семья может до такой степени разориться?! Если бы я знала, что благополучие наше только внешнее, я бы не допустила никаких излишеств, и мы никогда не разорились бы. Однако, раз уж так случилось, придется жить бережливее да лучше беречь свою репутацию. Ты ничего не понимаешь, мой сын, если думаешь, что, если бы я раньше узнала, что мы обеднели, я умерла бы от волнения! Это не так! Я давно знаю, что вы не настолько могущественны, как ваши деды, и все время думала, как поддержать наш род. Но кто бы мог представить, что мои сыновья окажутся замешанными в столь неблаговидных делах?!

В то время как матушка Цзя предавалась пространным рассуждениям, вбежала растерянная Фын-эр и доложила госпоже Ван:

– Моя госпожа все утро так плакала, что совершенно обессилела. Пин-эр послала меня сообщить об этом вам, госпожа!

Слова служанки достигли слуха матушки Цзя, но, не разобрав о чем речь, она спросила:

– Что там случилось?

– Говорят, Фын-цзе не очень хорошо себя чувствует, – вместо служанки ответила госпожа Ван.

– Ох, эти несчастные грешники доведут меня до смерти! – сокрушенно вздохнула матушка Цзя и, поднявшись с места, велела служанкам вести себя к Фын-цзе.

– Вам сегодня пришлось пережить немало горя, – начал отговаривать ее Цзя Чжэн. – Потом вы занимались делами, так что нужно отдохнуть. Если с женой вашего внука что-либо случилось, пусть моя жена посмотрит – зачем вам ходить? Если вы снова расстроитесь и заболеете, каково будет мне?!

– Ладно, идите по своим делам, придете потом, я хочу кое о чем с вами поговорить, – приказала матушка Цзя.

Цзя Чжэн не осмеливался ей возразить и отправился заниматься подготовкой к отъезду Цзя Шэ и Цзя Чжэня. Цзя Ляню он велел назначить людей, которые будут сопровождать их.

Между тем матушка Цзя приказала отнести Фын-цзе предназначенные для нее вещи и сама отправилась к ней.

В это время Фын-цзе страдала от удушья. От бесконечных слез у Пин-эр припухли глаза и покраснели щеки. Услышав, что пришла матушка Цзя в сопровождении госпожи Ван, она поспешила им навстречу.

– Как она себя чувствует? – осведомилась матушка Цзя.

Боясь встревожить матушку Цзя, Пин-эр торопливо отвечала:

– Немного лучше.

Следом за матушкой Цзя она прошла в комнату Фын-цзе и, забежав вперед, торопливо откинула полог, скрывавший кровать.

Фын-цзе лежала с широко раскрытыми глазами, и, когда увидела перед собой матушку Цзя, ее охватил стыд. Она думала, что матушка Цзя разгневалась на нее и перестала любить, покинув на произвол судьбы, но, когда матушка Цзя против всех ожиданий пришла навестить ее, она так растрогалась, что ей сразу стало легче дышать, и она напрягла все силы, чтобы подняться и сесть.

Матушка Цзя сделала знак Пин-эр, чтобы та не давала ей двигаться.

– Тебе лучше?

– Лучше, – стараясь сдержать слезы, ответила Фын-цзе. – Вы и госпожа любите меня с самого детства! Кто бы знал, что я, несчастная, окажусь неспособной до конца проявить перед вами свою дочернюю почтительность?! Вы благоволили ко мне, поручили вести хозяйство, а я все запутала! Разве после этого мне не совестно смотреть вам в глаза?! Мне очень неудобно, что вы, бабушка, и госпожа так обо мне беспокоитесь и даже сами пришли навестить меня! Боюсь, что такое незаслуженное уважение сократит мою жизнь!

Фын-цзе всхлипнула.

– Наши неприятности произошли вне дома, – сказала матушка Цзя. – Какое отношение они имеют к тебе? А то, что у тебя забрали вещи, это пустяки! Я принесла тебе кое-что из своих вещей. Вот, погляди!