Матушка Цзя приказала служанке поднести вещи и показать Фын-цзе.

По натуре Фын-цзе была жадной, поэтому, лишившись своих вещей, она, разумеется, была очень опечалена; кроме того, она боялась, что родные ею недовольны. В результате всего этого она утратила интерес к жизни. Однако сейчас она воочию убедилась, что матушка Цзя любит ее по-прежнему и госпожа Ван на нее не сердится, так как вместе с бабушкой пришла навестить ее. Думая о том, что с Цзя Лянем тоже ничего не случилось, она почувствовала успокоение. Поднявшись с подушки, она поклонилась матушке Цзя и промолвила:

– Не беспокойтесь, пожалуйста, бабушка! Если, благодаря вашему счастью, я оправлюсь от болезни, то охотно буду выполнять самую грубую, черную работу и, не жалея сил, прислуживать вам и госпоже!

В голосе Фын-цзе звучала такая неподдельная скорбь, что матушка Цзя невольно расплакалась.

Что касается Бао-юя, то он прежде знал только одни удовольствия и развлечения, ему никогда не приходилось испытывать больших волнений, поэтому сейчас, видя, что все вокруг него то и дело плачут, он плакал всякий раз, когда плакали другие.

Печаль близких заставила Фын-цзе собраться с силами; она даже сказала матушке Цзя несколько утешительных слов.

– Бабушка, госпожа, идите! – просила она. – Как только мне станет лучше, я приду вам поклониться.

С этими словами она приподняла голову.

– Хорошенько ухаживай за своей госпожой, – наказала Пин-эр матушка Цзя. – Если что-нибудь понадобится, обращайся прямо ко мне!

Когда сопровождаемая госпожой Ван и остальными матушка Цзя подходила к своему дому, она вдруг услышала громкие рыдания, доносившиеся из нескольких мест. Она уже больше не в силах была видеть горестных сцен, поэтому, отпустив госпожу Ван, она приказала Бао-юю:

– Пойди проводи дядю и двоюродного брата и поскорее возвращайся!

Матушка Цзя прилегла на тахту и опять заплакала. Юань-ян и другим служанкам насилу удалось ее успокоить, и старуха наконец уснула. Но об этом мы рассказывать не будем.

Цзя Шэ и другие отъезжающие не скрывали своего горя, прощаясь с родным домом. Что касается слуг, которые должны были их сопровождать, то среди них не было ни одного, который отправлялся бы в путь по собственной воле. Все они считали себя обиженными и жаловались на свою судьбу.

Поистине, расставание иногда бывает тяжелее, чем прощание с покойником, поэтому провожающие были опечалены больше, чем уезжавшие. Весь дворец Жунго был наполнен горестными воплями и стенаниями.

Цзя Чжэн, который больше других заботился о соблюдении обычаев и правил приличия, обменявшись с братом и племянником прощальными рукопожатиями, вскочил на коня и помчался за город, чтобы устроить на первой почтовой станции прощальный пир для уезжавших. Здесь он еще раз убеждал их, что государство никогда не забывает своих заслуженных сановников, и просил не жалеть сил на службе императору.

Утирая слезы, Цзя Шэ и Цзя Чжэнь попрощались с провожавшими.

Сопровождаемый Бао-юем, Цзя Чжэн возвращался домой. Подъезжая к воротам, он вдруг заметил, что там собралась толпа и люди о чем-то спорят. Можно было различить возгласы:

– Государь велел передать наследственную должность Жунго-гуна господину Цзя Чжэну!..

Оказывается, люди собрались в надежде получить денежные подачки, раздаваемые обычно в богатых домах в связи с различными радостными событиями, но привратник не хотел их впускать, кричал и доказывал:

– Какое же тут радостное событие? Наши господа давно занимают эту должность, она досталась им по наследству…

– Иметь наследственную должность – большой почет! – возражали люди. – А ныне ваш старший господин Цзя Шэ лишился ее и не думал, что ее вернут вашей семье. Но государь оказался так милостив, что велел пожаловать ее господину Цзя Чжэну. Подобные события происходят раз в тысячу лет! Разве можно обойтись без раздачи денежных наград?!

Цзя Чжэн подъехал к воротам, и привратник поспешил доложить ему о случившемся. Цзя Чжэн, конечно, обрадовался, но, вспомнив, что подобное счастье досталось ему лишь благодаря преступлению старшего брата, он почувствовал, как комок подступает к горлу. Он торопливыми шагами направился во внутренние покои, чтобы сообщить новость матушке Цзя.

Разумеется, весть, принесенная Цзя Чжэном, доставила матушке Цзя неописуемую радость, и она завела речь о том, что теперь нужно особенно стараться, чтобы отблагодарить государя за оказанную милость. Госпожа Ван, которая опасалась, что матушка Цзя тяжело переживает расставание с сыном и пришла ее утешить, тоже просияла от радости, как только услышала, что их семье возвращена наследственная должность. Только у госпожи Син и госпожи Ю было тяжело на душе, но они не решались открыто проявлять свое горе.

Как мы помним, друзья и дальние родственники семьи Цзя, старавшиеся всегда держать сторону тех, в чьих руках было богатство и влияние, попрятались, когда произошли неприятности во дворце Нинго и Жунго. Но как только до них дошел слух, что государь по-прежнему милостиво относится к Цзя Чжэну и даже передал ему наследственную должность, они поспешили во дворец Жунго принести свои поздравления.

Цзя Чжэн, как человек честный и благородный, получив должность, по праву принадлежавшую его старшему брату, был очень удручен, и милость государя казалась ему незаслуженной. Отправившись на следующий день ко двору благодарить государя, он объявил, что желает передать в казну «сад Роскошных зрелищ» со всеми строениями, дабы искупить вину. Лишь когда прибыл ответ государя, который возражал против этого, Цзя Чжэн немного успокоился и вернулся домой. Отныне он с особым рвением принялся исполнять свои служебные обязанности. Но несмотря ни на что, в доме чувствовались упадок и запустение и доходы не покрывали расходов. Цзя Чжэн уже не мог поддерживать широких связей и знакомств как прежде.

Все домашние прекрасно видели, что Фын-цзе не может управлять хозяйством, а Цзя Лянь с каждым днем все больше запутывается в долгах, для уплаты которых приходится закладывать дома и продавать земли. Надо сказать, что некоторым управляющим за годы службы удалось сколотить порядочное состояние, и они боялись, как бы Цзя Лянь сейчас не стал докучать им просьбами о деньгах, поэтому они притворялись бедными и всячески отлынивали от дел, а некоторые просили отпуск, уезжали и больше не возвращались. Одним словом, каждый устраивался как мог.

Только Бао Юн, хотя он и недавно попал во дворец Жунго, да и то в тяжелое для семьи Цзя время, честно выполнял свои обязанности и возмущался, когда видел, как слуги обманывают хозяев. Но так как он был в доме новичком и никто не давал ему и слова сказать, он наконец рассердился, перестал интересоваться делами, а заботился лишь о том, как бы поесть да поспать. Другие слуги были недовольны тем, что он не желает действовать с ними заодно, и стали наговаривать Цзя Чжэну, будто Бао Юн пьянствует, скандалит, не выполняет своих обязанностей.

– Пусть делает что хочет, – отвечал на это Цзя Чжэн. – Мне его прислали из семьи Чжэнь, и наказывать его неудобно! Хотя у нас прибавился лишний рот, мы еще в состоянии его прокормить.

И он не разрешил прогнать Бао Юна.

Тогда злые языки стали наговаривать Цзя Ляню на Бао Юна, однако Цзя Лянь тоже не осмелился проявлять строгость и только махнул рукой.

Однажды Бао Юн напился пьяным и стал слоняться по улице перед дворцом Жунго. Навстречу ему попались двое мужчин, разговаривавших между собой.

– Подумай только! – воскликнул один. – В этом огромном дворце жила такая влиятельная семья, а у них конфисковали имущество. Представляю, каково им теперь!

– Да разве такая семья может разориться?! – возразил другой. – Я слышал, что одна из государынь была когда-то здешней барышней, и хотя ее нет в живых, опора все-таки осталась. К тому же я сам видел, что они водят знакомство с ванами и гунами, так неужели те им не помогают?! Даже нынешний начальник нашего округа, прежде служивший в военном ведомстве, приходится им родственником. Неужели эти люди им не покровительствуют?