Естественно, их засекли, причем дважды – немецкий патруль и полицаи. Так же естественно, что одетые в трофейную немецкую форму разведчики, да еще и под командованием офицера, имели несколько секунд форы. Хромов на сей раз надел поверх куртки шинель и проклинал разве что сапоги, менять которые на куда более подходящие к погоде валенки значило выйти из образа. И именно он оба раза отвлекал внимание патрулей на те несколько секунд, которые требовались, чтобы взять их в ножи.

Патруль оказался словацкий. Вполне ожидаемо, кстати. Насколько словаки хорошие бойцы? Да черт их знает, если они даже обладали какими-то навыками, то применить их на практике банально не успели, слишком быстро все получилось. Хромов насадил одного на кортик, Селиверстов ткнул второго – и, в принципе, все. Патрульных закинули в сугроб, так, чтобы в глаза не бросались. И двинули себе вперед. От второго словацкого патруля без особых проблем уклонились – там, видать, народ был опытным и перемещался демонстративно шумно. Обоснованное решение, позволяющее незаинтересованным во встрече заблаговременно убраться с дороги и разойтись миром. Это люди Хромова, в общем-то, и сделали, сохранив себе время и нервы, а патрульным – жизнь.

С полицаями все оказалось еще проще. Как и в прошлый раз, небрежное движение пальцем – и вот они уже подскакивают к господину офицеру. Разве что хвостиками не виляют, уроды. Так, виляя, и умирают… И единственный уцелевший замирает в ступоре, видя кончик отточенного клинка у своего глаза.

– Или ты с нами сотрудничаешь, или я выколю тебе глаза, – как можно вежливее улыбнулся Хромов. В прошлый раз это сработало – так почему бы не повторить удачный прием? – У тебя три секунды, выбирай.

Неизвестно, что больше напугало полицая: блеск клинка или чистейшая русская речь, но он закатил глаза и с шумом обделался. Звук и запах, которые не смогла скрыть даже плотная одежда, поплыли над землей, и Селиверстов как-то очень по-американски выдал:

– Дерьмо!

– Ты еще спроси, как столько может поместиться в одной собаке. Эй, засранец, ты жить хочешь?

Он хотел, еще как хотел. Настолько, что даже не обращал внимания на свои пахучие штаны, а только часточасто кивал и вел разведчиков к цели. И при этом от страха не терял инстинкт самосохранения, уверенно выбирая путь в обход патрулей и мест, где квартировали немцы. Маскировка под вражеских солдат – это, конечно, неплохо, однако такая предусмотрительность была воспринята благосклонно. Вот только запах раздражал.

К счастью, продолжалось это недолго. Спустя буквально десять минут они уже стояли напротив здания немецкой гауптвахты, в подвале которой и содержались немецкие техники, попавшие между молотом и наковальней. И как, спрашивается, туда проникнуть? Особенно учитывая, что охрана тут имеется, да и пространства открытого в избытке. Не площадь, конечно, но все же… Интересно, что в этом здании было до войны?

Пока в голове вертелись праздные мысли, глаза фиксировали ситуацию, мозг ее анализировал. Пара минут – и план, сколь дерзкий, столь и рискованный, оформился в голове. Хромов махнул рукой Селиверстову и, когда тот подошел, ткнул пальцем в сторону заинтересовавшего его объекта. Едва слышно спросил:

– Видишь?

– И что?

Хромов объяснил. Селиверстов покрутил пальцем у виска, но спорить не стал. Вместо этого шустро стянул с плеч немецкую шинель. Знаки различия рядового привлекают внимание куда меньше, чем офицерские, поэтому Хромов махнулся с ним шинелями и головными уборами, а все остальное, будем надеяться, особого внимания не привлечет. И вроде бы это сработало – во всяком случае, никто на неспешно, вразвалочку топающего солдата внимания не обратил.

В качестве цели Хромов выбрал одиноко стоящий чуть на отшибе грузовик, видимо, сломавшийся – капот открыт, левое переднее колесо снято, двери кабины нараспашку. Что там могло сломаться такого, из-за чего пришлось так раскрыться, Хромов не знал, да и, честно говоря, думать не хотел. Куда больше его интересовали преимущества, которые можно извлечь из ситуации. А перспективы вырисовывались неплохие.

Шофер лежал под брюхом своего пепелаца так, что наружу торчали одни ноги, и что-то там воодушевленно крутил. Энтузиазм из него так и пер. К слову, неудивительно… Несмотря на брошенное под спину старое одеяло, вряд ли зимой лежать на снегу доставляло немцу удовольствие. Вот он и работал по принципу «быстрее закрутишь – раньше уйдешь». Перспектива теплой избы и заслуженной рюмки шнапса действовала на него лучше всякого допинга.

А ведь разгильдяй, подумал Хромов. Машину поддомкратил, колесо снял, а упор не подставил. Хоть бы то же колесо под днище подложил, ан нет. Не подстраховался. Что же, будет тебе урок на будущее. Если оно у тебя вообще будет, это будущее.

Два быстрых шага, короткое движение ногой… Домкрат отлетает в сторону, легковушка оседает, и сразу же раздается протестующий вопль. Ну да, ноги, похоже, всерьез пострадали. Возможно, даже переломаны. Будем считать, это тебе приятный бонус к жизненному опыту, дятел. Вывезут теперь лечиться, на фронт не попадешь. Глядишь, и жив останешься. Пока же куда важнее, что ревешь белугой, и со всех сторон к тебе бегут другие фрицы, даже те, которые вроде бы должны охранять объект. Ну, чему тут удивляться. Какой бы ни считалась дисциплинированной армия, бардак и разгильдяйство в ней все равно неискоренимы. Особенно в глубоком тылу. Зато Хромову в этот момент ничего не стоило пройти через охраняемый (теоретически) периметр. Что он, собственно, и сделал.

Гауптвахта ничем не отличалась от любого немецкого присутственного места. Жутко деловой фельдфебель при входе, тут же направившийся на встречу с предками… Какой-то нижний чин с кипой бумаг, тут же отправившийся в страну вечной охоты следом за непосредственным начальником… И главный во всем этом безобразии, совсем молодой лейтенант, сидящий в кабинете и то ли не слышащий творящегося снаружи, то ли старательно не обращающий внимания на устроенный солдатами бардак. А вот на появление в своем кабинете незнакомого офицера (шинель и шапку Хромов сбросил в коридоре) он среагировал, как и положено истинному немцу. Вскочил, вытянулся в струнку… Хромов одобрительно кивнул, сделал три шага вперед, благо кабинет роскошными габаритами не отличался, и с чувством пробил ему в челюсть. Вот только на сей раз его наглая удача дала сбой.

Все же немцы всерьез занимались перед войной здоровьем нации. Молодняк у них был в основном спортивный, причем не накачанный толканием железа, как в будущем. Занимались фрицы больше прикладными видами спорта, а конкретно этот лейтенант, очевидно, боксом. Во всяком случае, реакция у него была отменная, да и стойку он принял соответствующую.

С минуту они кружили по кабинету, задевая мебель, у которой оказалось на диво много острых и твердых углов. Что характерно, фриц не пытался кричать или хвататься за оружие. Хромов, впрочем, тоже. И достал его немец первым, проведя классический джеб.

Хромову показалось, что его конь лягнул. Была здесь возможность ощутить на собственной шкуре, знакомо. Сейчас ощущения были очень похожие. Однако же это был не первый бой в его карьере. Он устоял, смог заблокировать второй удар попытавшегося развить успех немца и, оказавшись внезапно с ним лицом к лицу, врезал противнику лбом в переносицу.

Вот чего-чего, а такой подлянки лейтенант явно не ожидал. На ногах, правда, устоял, но ориентацию потерял. Ненадолго. Может, на пару секунд, но Хромову этого хватило. Апперкот, заставивший немца откинуться назад, окончательно теряя связь с реальностью, затем удар ногой в пах, ну и, на финал, сцепленными руками по спине и одновременно коленом в лицо. Не так чтобы очень страшно, однако с ног этот удар немца сбил, и, когда он пришел в себя, то обнаружил, что качественно, со знанием дела связан. С момента, когда Хромов вошел в кабинет, не прошло и пяти минут.

Чем бы тебе рот заткнуть, подумал Хромов. Не носки же стягивать… Ладно. Быстрое охлопывание карманов пленного – и вот он, носовой платок. Идеально чистый, Сергей даже на миг почувствовал уважение к немцу. Запихать его в рот поверженного врага, чтоб не заорал, потом взять со стола самого что ни на есть советского вида графин с водой. Жадно выпить половину, а остальное вылить на голову фрицу, после чего общая мутность в его глазах медленно развеялась.