– Что случилось?
Получилось громко и резко, но для заложенных от грохота орудия ушей вполне адекватно. Для бойца снаружи, впрочем, тоже.
– Командир! Там, сзади, еще танки. И грузовики с пехотой. Солдатня уже высадилась…
– Много?
Боец сказал. Хромов злобно выругался. Много. Даже очень. И далеко не то барахло, что горело сейчас перед ним. С теми силами, что были у Хромова под рукой, затевать сейчас с подтягивающимися на рубеж атаки немцами затяжной бой выглядело изощренной формой самоубийства. Что же, не очень-то и хотелось.
– Отходим. Быстро!
Боец кивнул и, спрыгнув с брони, помчался к занявшим оборону товарищам. Ну, пока еще он успеет… Хромов извлек ракетницу, посетовал в очередной раз на то, что нет у него под рукой индивидуальных радиостанций вроде тех, что в его времени продавались едва ли не на каждом углу, и трижды выстрелил. Красные ракеты ушли в небо – сигнал, обговоренный еще до начала боя. В конце концов, то время, что требовалось Мартынову, уже прошло, и задачу свою они на сегодня выполнили.
Взрыкивая двигателем, танк выбрался из своего убежища. В отличие от немецких машин, более мощный двигатель и широкие, удачно сконструированные гусеницы позволяли ему уверенно преодолевать сугробы. Вот только обзор, как всегда, был ни к черту. Даже с учетом пресловутой командирской башенки.
Выругавшись мысленно, Хромов открыл люк и высунулся. Тут же рядом цвиркнула о броню пуля, но, судя по тому, что была она единственной, прицельно в него никто сейчас не стрелял, и немцы увлеченно палили «в сторону цели». Не столько прицельно, сколько чтоб задавить огнем и заставить прижаться к земле. А вот хрен вам…
Стараясь не высовываться из-за толстой бронированной крышки, Сергей огляделся. В общем-то, ничего особо страшного или неожиданного. Танк вылез из ямы, в которую его загнали для маскировки, и теперь медленно отползал. Ям сзади вроде бы не наблюдалось, с проложенной собственными гусеницами колеи он пока не слез. Бронетранспортеры отползали тяжелее, все же проходимость этих полугусеничных машин была похуже. Но отползали, не застревали, что радовало. Последние бойцы, отставшие от основной группы, сейчас проворно забирались в них, под защиту брони. Несколько человек торопливо залезли на танк, на манер десанта. Тоже неплохо. А главное, не заметно ничего, что могло бы с такой дистанции представлять реальную угрозу. Не факт, что не появится, поэтому надо пользоваться моментом.
Хромов проорал по внутренней связи приказ, убедился, что его не поняли, нырнул в люк и повторил новоявленному мехводу прямо в ухо с использованием тех знаменитых русских слов, которые поднимут на подвиги кого угодно. На сей раз до того дошло, и танк, крутанувшись на месте, развернулся на сто восемьдесят градусов. Так было удобней по всем параметрам – и обзор лучше, и скорость выше. Рванув с места, «тридцатьчетверка» в считанные секунды вырвалась из снежного плена, неприцельно плюнула снарядом в сторону немцев, не столько, чтобы причинить реальный вред, а дабы сидели тихонько и не высовывались. Дождалась, когда выползут на дорогу бронетранспортеры, и рванула прочь, только гусеницы заблестели. Все, бой окончен, а чудеса героизма пускай другие показывают. К примеру, те же немцы, когда их в сорок пятом будут размазывать траками по жирной весенней грязи.
До города они долетели со скоростью поросячьего визга, хотя, наверное, можно было так и не спешить. Пока еще фрицы разберутся с грудой металлолома, перегораживающей сейчас дорогу, проведут разминирование… Не факт еще, что сразу пойдут дальше. Очень может статься, посчитают свои потери и решат, что риск чрезмерен. В этом случае они дождутся подкреплений и лишь тогда начнут шевелиться. В общем, при любых раскладах время было, но терять его зря совершенно не хотелось.
Мартынов, как оказалось, времени тоже зря не терял. Во всяком случае, железнодорожная станция и прилегающие строения превратились в угольки, вяло дымящиеся и практически уже погасшие. Разрушена была вся инфраструктура – склады, депо, водонапорная башня. Что не сгорело, то было взорвано. Более того, полковник успел сдернуть с насыпи и уволочь в сторону пару километров железнодорожного полотна, частью согнув, а местами взорвав рельсы. Восстановимо, конечно, однако не слишком быстро, и на какое-то время этот участок дороги будет парализован.
Доклад Хромова он выслушал без восторга, но и без видимого разочарования. Задача, в конце концов, была выполнена, здесь не придерешься. Тут же отпустил, дав пятнадцать минут на дозаправку машин, чем Хромов, собственно, и занялся. А параллельно подсчитал наконец потери.
То, что совсем без них не обойдется, он даже не сомневался и морально был к этому готов. Зачерствел за время своей эпопеи, перестал ужасаться трупам, и чужим, и своим. Как говорят, у каждого уважающего себя врача есть за спиной маленькое персональное кладбище. А у него, разведчика Хромова, кладбище большое, и мертвецов он давно перестал бояться.
Из сорока человек, отправившихся с ним на рискованное дело, погибло восемь. Смерть, как это часто бывает, забрала наименее подготовленных, а потому разведчики отделались несколькими легкоранеными, зато остальным досталось по полной. Кроме погибших двое получили тяжелые, хотя и не угрожающие жизни ранения, еще нескольких зацепило не так сильно. Хорошо еще, тела удалось вытащить все.
Пятнадцать минут на дозаправку даже с учетом того, что баки почти полные, – это очень, очень мало. Хорошо еще, шланги имелись, но все равно уложились едва-едва. А потом снова вперед, по замерзшей лесной дороге. Пока не оправились от побоища немцы, пока не вызвали авиацию. Как матерый волк, наплевавший на правила и перепрыгнувший через флажки, группа полковника Мартынова рвалась прочь из кольца.
К исходу пятого дня Хромов понял, что «поплыл». Голова вроде бы оставалась ясной, мышление четким, но происходящее вокруг упорно воспринималось будто через толстый слой мягкой серой ваты. Не стерильного медицинского «пуха», а именно серой, какой-то скучнобезысходной, скатывающейся к безразличию. И подобные ощущения были, похоже, у всех. Они еще гнали вперед свои танки, ругались, вытаскивая застрявшие машины, даже отвешивали дежурные комплименты попавшимся на глаза девчатам, но делали это вяло, без огонька. Усталость, переходящая в апатию, вот как это называлось. И причина тут одна – сон.
Нет, теоретически его хватало. Но когда он дробится на кусочки, маленькие, от силы по полчаса – это уже выматывает. Когда до рези в глазах всматриваешься в дорогу, а она, зараза, такая же белая, как обочины, – это выматывает еще сильнее. Когда ворочаешь тугие рычаги, возишься на потихоньку крепчающем морозе с заправкой, а потом, воя от боли, отогреваешь замерзшие в пропитавшихся соляром рукавицах руки… И не так холодно вроде бы, а стоит попасть всего нескольким каплям – и приплыли. У самого-то Хромова на танке двигатель бензиновый, ему полегче, а вот каково тем, кто идет на КВ, и представить страшно. В общем, усталость накапливается, и рано или поздно начинает теряться связь с реальностью. Пять суток вроде и не слишком много, но Хромов продержался даже больше других. Остальные уже не держались на ногах, хотя и пытались храбриться. Гонор – наше всё!
Был, конечно, еще немецкий допинг, но жрать эту дрянь не хотелось категорически. Сергей помнил, как только благодаря ему выбрался из своего рейда по железной дороге. И помнил, как его ломало, когда приключение закончилось. А ведь принимал вроде бы всего ничего. Так что на фиг, на фиг, дешевле обойдется. Не выкидывать отраву, конечно, однако спрятать подальше и держать, что называется, на самый крайний случай вроде последнего боя. А пока держаться на морально-волевых качествах и стараться выжать из организма все, что он может отдать естественным путем, без внешних стимуляторов.
Зато группа успела отмотать немалое расстояние. Повезло – густая облачность в первый день прорыва держалась до самого вечера. Не будь ее, немцы имели все шансы раскатать беглецов с воздуха в тонкий блин. Однако же одно время тучи едва не цеплялись за верхушки деревьев, да и сейчас висели низко. Может, поэтому, а может, из-за свойственных немцам организационных нюансов, авиация в воздухе так и не появилась. Что-то где-то, правда, гудело, но высоко, за тучами. С земли не видно, а пилоты, скорее всего, не могут рассмотреть, что творится внизу. Поэтому были ли это специально посланные для обнаружения нахалов разведчики, или просто кто-то пролетал мимо по своим немецким делам, выглядело не слишком важным нюансом.
