Все же Британия держала в этих водах не лучшие свои корабли, устаревшие, посредственно вооруженные и слабо защищенные. Ходовые качества, опять же, оставляли желать лучшего. Пожалуй, «Рюрик» и в одиночку мог бы устроить здесь большой тарарам, но «Рюрика» нет. Есть они, уцелевшие члены экипажа миноносца «Стерегущий», которым желательно как можно быстрее прорваться к своим. Вопрос только, как.
Ставшим за эти два дня машинальным движением Севастьяненко поправил волосы, скрывающие заклеенную медицинским пластырем рану. Царапину даже, не рану — крупный, с ладонь, осколок лишь слегка чиркнул по коже. Попади он чуть левее — и снесло бы бравому командиру миноносца половину черепа, а так — ерунда. И, кстати, хорошо, что волосы уже стали не по-уставному длинными, а постригать их мичман не хотел. И его матросы, что интересно, тоже не стриглись — то ли с командира пример брали, то ли ветер свободы почувствовали. Эссен хмурился, но молчал, а Бахирев откровенно смеялся и называл их пиратами, но репрессий так и не последовало, и Севастьяненко решил, что неофициальное разрешение на подобные маленькие вольности у него в кармане. Зато и пластыря сейчас не видно, так что пригодились волосы. Равно как и обретенная в походе небритость — сейчас все они внешне мало отличались от местных работяг, обитатели городского дна везде одинаковы.
Сюда они шли больше суток, с тоской вспоминая, как совсем недавно лихо отмахивали эти мили по морю. Но — увы. Зато британцы и представить себе не могли, что нахалы, утопившие два их корабля, пойдут к их же порту. И уж тем более не ожидали, что будут при этом вынашивать коварные в своей бредовости планы. А они пошли, и практически не имели проблем. Практически — это потому, что один раз путь им преградили какие-то хмыри узкоглазой национальности с явно враждебными намерениями. Должно быть, ограбить хотели, только вот не учли, что русские матросы обвешаны всевозможным оружием, как новогодние елки, а некоторые уже из своих револьверов и с двух рук кое-как стрелять научились. Не как пластуны-казаки, но все же. В результате китайцев аккуратненько прикопали в овраге и пошли своей дорогой, лишний раз порадовавшись, что грохот выстрелов, после корабельных орудий, надо сказать, не такой уж и внушительный, между холмами затухает практически мгновенно.
Чтобы попасть в город требовалась гражданская одежда — все же вряд ли здесь и сейчас русская военная форма смогла бы сойти за скучную деталь пейзажа. К счастью, раздобыть цивильное оказалось достаточно просто. Все же здесь, в пригороде, проживало немало китайцев, в том числе и портных. Оставалось только выбрать лавку поприличнее и наведаться к ее хозяину в гости. В идеале, конечно, тихо, но то, что это несбыточная мечта, понимали все. Равно как и понимали, что хозяев придется тихонечко прикопать, иначе завтра половина города будет знать о длинноносых варварах в истрепанной морской форме. И, что характерно, неприятия эта мысль не вызывала. Все же повоевали уже, закалились. К тому же китайцы — это вроде как и не совсем люди. Русские, конечно, к инородцам всегда относились снисходительно, порой даже излишне, но… только до момента, когда те начинали путаться под ногами.
Хозяин лавки еще не спал, когда к нему в дом вломились четверо крепких вооруженных мужчин. О сопротивлении он даже не помышлял, зато второй оказавшийся там китаец, то ли работник, то ли родственник, хрен поймешь, все они на одно лицо, оказался не робкого десятка. К тому же и силушкой он был не обижен, а росту и вовсе для местных едва не великанского. Средний по европейским меркам.
Так вот, этот парень, не долго думая, встал в какую-то хитрую и, на взгляд Севастьяненко, крайне неудобную стойку. Мичман, конечно, слышал, что среди китайцев, как, впрочем, и среди японцев, хватает специалистов по мордобою ногами. Японская школа рукопашного боя русских как-то не впечатлила, а вот китайскую в деле они еще не видели.
На проверку она оказалась ничуть не лучше японской. А может, причиной китайского фиаско стал матрос Костин — он, как всегда, рванул в атаку первым, помимо габаритов и силы папа с мамой не обделили его и храбростью. В результате китаец достал его пяткой по лицу и расшатал два зуба. Ну и Костин его достал. В челюсть. Кулаком. От этого удара узкоглазого просто унесло, он вдребезги разнес спиной хрупкую межкомнатную перегородку и остался лежать, а свернул он шею от самого удара или в момент падения так и осталось загадкой, никого, впрочем, особо не интересующей.
Трофеев оказалось сравнительно немного, но десяток человек переодеть удалось. Опять же, небольшая сумма денег позволила обеспечить разведчикам некоторую автономность. Сейчас они растворились в окрестностях порта, как сахар в кипятке, и Севастьяненко, поглубже надвинув на лоб местное подобие картуза, лично возглавил наблюдение. Пожалуй, единственное, что сейчас выбивалось из образа не до конца опустившегося бродяги, был лежащий в сумке морской бинокль, но и это выглядело некритично. Во-первых, со стороны не видать, а во-вторых, чего только не найдешь в приморском городе. И вот теперь мичман со всем возможным, пускай и относительным, удобством расположился на холме, обозревая гавань и время от времени перебрасываясь парой слов с напарником. Поразительно, еще пол года назад он и представить не мог, что будет вот так, запросто общаться со своими подчиненными, все же между офицером и матросом стояла высокая и глухая стена сословных предрассудков. Оказалось, все это лечится, а барьеры легко стираются. Достаточно всего-то одной войны.
— Вообще, старье здесь собрано, — осторожно заметил мичман. — Вон, посмотри. Броненосец «Центурион». Двенадцать лет…
— У нас есть корабли и постарше, и никто не собирается их списывать, — усмехнулся Кольчужкин.
— Ты неплохо осведомлен о планах адмиралтейства, — фыркнул мичман и, перевернувшись на спину, некоторое время смотрел на плывущие по уныло-серому небу тучи, а потом задумчиво сказал: — Может, и хотели бы списать, причем многое, вот только надо чем-то заменить. А нечем. Тут примерно такая же ситуация. Корабль — редкое барахло. Помнишь, как «Ослябя» погиб? Думаю, этот так же легко угробить можно, потому что почти то же самое. Четыре десятидюймовки, слабая броня, неважный ход. Восемнадцать узлов сразу после сдачи, значит, сейчас вряд ли больше пятнадцати. Дальность хорошая, но и только.
Справочники мичман знал далеко не назубок, но кое-что, естественно, помнил, и сейчас блеснул этим знанием перед подчиненным. Тот проникся, с уважением посмотрел на командира, несколько секунд думал, а потом ткнул пальцем куда-то в сторону.
— А вон тот?
Пришлось вновь переворачиваться на живот, внимательно проследить, на что указывает палец матроса. Ну да, это куда внушительнее, губа у Кольчужкина не дура.
— Броненосец типа «Канопус», как называется отсюда не вижу. Может, «Венджентс», может, «Альбион», может, еще что — британцы их, помнится, штук шесть наклепали. Неплохой корабль с малой осадкой, позволяющей проходить Суэцким каналом. Свыше четырнадцати тысяч тонн водоизмещением, четыре двенадцатидюймовых орудия, восемнадцать узлов… Защита, опять же, на уровне. Только нам с того разницы нет.
— Почему?
— Там команды почти семь сотен человек, а у нас на ногах едва сорок. И половина раненых. Если даже каким-то чудом мы его захватим, уйти не дадут. Догонят и утопят. Причем не корабль, а нас — просто за борт повыкидывают. И, кстати, я на их месте поступил бы точно так же. Ты купаться хочешь? Лично я не особо. Нет, этот мастодонт не про нас, высматривай миноносец.
Кольчужкин, не таясь, вздохнул. Мичман с трудом подавил улыбку — несмотря на разницу в возрасте, мысли напарника для него были видны, как на ладони. Большой корабль — это потребность в команде и много-много вакансий. С учетом того, что кадровых офицеров очень мало, чтобы заткнуть дыры появится необходимость воспитать из своей среды прапорщиков по адмиралтейству. И кто имеет больше всех шансов приподняться? Ну, разумеется, те, кто этот корабль героически угнали. Шанс стать «его благородием» ни один здравомыслящий матрос не упустит, зубами выгрызет, и в таком ракурсе несчастные семь сотен человек экипажа броненосца непреодолимым препятствием уже не выглядят. Порвет и не заметит.
