Фауль поражал Джурайю своей неуёмной энергией. В детстве таких детей называют проказниками, в юности – наказанием божьим. Он всегда искал приключений на свою древнюю задницу, был душой компании и заводилой во всякого роды проказах. Едва появившись в замке, он в первую же ночь подбил на самоволку не меньше десятка старших мальчиков, сам открыл портал и до рассвета они шлялись по ночной Альдерре, пугая случайных прохожих, грабителей и убийц громкими криками, хохотом и вспышками магического происхождения. Конечно, утренние занятия по теории они проспали, на боевой подготовке были варёными, о причинах группового недомогания догадаться было не сложно, вычислить зачинщика было недолго, и Фауль уже привычно прятался под столом от гнева учителя Корбина и его всемогущего ремня. Но едва выйдя за дверь, он мгновенно забывал о наказании и его мозг лихорадочно подыскивал новый способ повеселиться. Шалопай на то и был Шалопаем, что никогда не стоял на месте, и, если не бегал за Джурайей с неусыпной отцовской заботой, то травил байки, показывая их в лицах, под восторженными взглядами однокашников. Этого странного Древнего вскоре полюбили все, даже Лик питал к нему некую слабость. И вот это воплощение веселья и озорства сидит под лестницей, а руки, скрещенные на коленях, ощутимо дрожат. Джурайя ощутила укол тревоги и обозлилась сама на себя за это неожиданное проявление родственных чувств.

– Фауль, что случилось? – Девушка присела перед Шалопаем, пытаясь заглянуть в его лицо. Древний поднял голову и Джурайя отшатнулась – в его глазах стоял ужас, под глазами залегли тени, губы тряслись в беззвучном плаче.

Спустя полчаса Фауль сидел в её комнате с ногами на кровати, и стучал зубами об край стакана. На стакане уже виднелось несколько сколов от соприкосновения с острыми клыками демонического существа, а само существо всё ещё пыталось унять дрожь во всём теле, хотя уже и так выпил лошадиную дозу успокоительного. Джурайя потрясённо молчала. После рассказа Шалопая, в течении которого рассказчик два раза скрывался в туалетной комнате, из которой потом раздавались звуки мучительной рвоты, она на некоторое время потеряла дар речи. Она понимала жестокую необходимость такого рода урока всем остальным, дабы неповадно было на учеников Корбина руку поднимать, да и самого зверёныша, что был зачинщиком беспредела, мало было убить, но вот метод, которым это было сделано… Не выжечь, не вырезать семью с домочадцами и челядью, а запечь… Причём так, чтобы все старшие приняли участие, чтобы все были замазаны одним общим делом. Чтобы никто потом не смог сказать – я не принимал участия, это всё они… Одной половиной сознания Джурайя понимала, что иначе было нельзя, но другая яростно сопротивлялась и билась в мозгу, что и так ТОЖЕ НЕЛЬЗЯ!!! Как то по-другому, как – она не знала. Но не ТАК!

Джурайя резко встала, на лице застыла решимость.

– Пошли, – она потянула Шалопая за руку. Он растерянно встал, явно не понимая, чего от него хотят. – Пошли, открывай портал… к месту преступления.

– С ума сошла?! – бедняга шарахнулся в сторону, едва не перевернув кровать. – Я туда не вернусь!

– Ещё как вернёшься… Ты же не хочешь, чтобы я одна туда пошла? А я пойду… Пешком. Потому что я там ни разу не была и телепорт не сумею рассчитать. Одна по ночному городу. Ну что? Остаёшься?

Фауль дрожащей рукой очертил круг, открывая телепорт. Возле дома, ароматно пахнущего шашлыками, они оказались плечом к плечу.

– А тебя-то что сюда понесло? – мрачно поинтересовалась Джурайя, глядя на трясущегося папашу. – Открыл телепорт – и сиди отдыхай. Обратно я и сама могу, без сопливых.

– Ты же знаешь, что я тебя одну не оставлю. Тем более ЗДЕСЬ… Ты куда?! – Джурайя направлялась прямиком в ворота в ограде, ведущие к дому.

– Давай за мной, – приказным тоном бросила Джурайя через плечо, – посмотришь на дело рук своих, экскурсию мне устроишь, полюбуйся, доча, этих людей помогал убивать твой папочка… Ну, чего застыл-то? Натворил – имей смелость посмотреть на результаты!

… Джурайю выворачивало снова и снова, а перед глазами стояли картинки одна страшнее другой – запечённые тела с выгоревшей одеждой и полопавшимися глазными яблоками… сомкнутые обгорелые руки матери на шее ребёнка – чтобы избавить от медленной, мучительной смерти… сваренное тело в бадье из-под воды, хорошо разваренное мясо легко отслаивалось от костей и ошмётками сползало на дно закопчённой ёмкости… Там, в доме, пахло кухней и костром, и девушка с мазохистской настойчивостью обходила этаж за этажом, таща за руку уже бьющегося в истерике Фауля. А едва выйдя на улицу, уже не смогла сдержать реакции организма на увиденное. Немного выждав после последнего спазма, Джурайя всё же смогла распрямиться. Невидящими глазами она смотрела на этот памятник зверству. "Он чудовище, – проносилось в её затуманенном мозгу, – только чудовище могло это сделать… Единственный мужчина, которого я люблю больше жизни – чудовище…"

А вот паника Фауля теперь не имела ничего общего с тем, что было внутри – его единственная дочь, его кровиночка, явно была в шоковом состоянии, и у него сердце разрывалось от того, что он отчасти был причиной её страданий. Он гладил её по волосам, заглядывал в лицо, пытался увести от этого страшного дома, а Джурайя всё стояла и смотрела в одну точку. А потом она подняла руку ладонью вперёд и засветилась, как умели светиться только члены семьи Геллерт – бело-голубым клановым светом.

– Помоги, – одними губами проговорила Джурайя, и Фауль ещё до произнесённой просьбы понял, что от него требуется. Он встал за спиной дочери и взял её за плечи. В Джурайю хлынул поток непривычной, жесткой силы. "Наша, Древняя, – сразу определила она, в первый раз мысленно признав своё родство с Фаулем. – Хорошо…"

Дом с закопчёнными стенами дрогнул и начал оплывать – камень плавился под рукой хрупкой девушки, стекал вниз ручейками лавы… Спустя несколько минут на месте дома было озеро расплавленного камня, распространяющее вокруг нестерпимый жар. Джурайя привычно отобрала избыточное тепло, преобразуя его в привычную, классическую силу, как выяснилось – эльфийскую. Озеро пылающей лавы подёрнулось серым налетом, потом покрылось коркой, и в конце концов застыло чёрным вулканическим стеклом с идеально гладкой поверхностью. Как гигантская надгробная плита всем, кто погиб сегодня в этом доме. Джурайя резко развернулась и пошла прочь, пытаясь сглотнуть ком в горле. За ней поспешил Фауль, поддерживая под локоть. Он затащил Джурайю в первый же попавшийся под руку трактир и буквально влил в неё целую кружку горячего грога – сведённые скулы наконец-то смогли расслабиться, взгляд обрёл осмысленность, девушка устало откинулась на спинку стула и вдохнула полной грудью.

– Спасибо, папа, – выдавила она, пытаясь удержать слёзы. Ей это удалось, а вот Фаулю нет. Он беззастенчиво вытирал мокрые щёки, осознав, что в первый раз за всё время Джурайя назвала его папой…

Корбин тяжело опустился на лавку, с усилием стянул ставшую вдруг неподъемной куртку. Хреново было так, что, казалось, сейчас он просто упадет – пожалуй, так он себя чувствовал только после ранения, когда у него просто не было времени даже остановить кровь. На него перли пятеро вражеских магов, и он смог заняться собой только когда разделался с ними. Крови тогда из него вытекло столько, что целитель, занимавшийся Корбином, всерьез не мог понять, как тот жив остался. Вот и сейчас была такая же слабость, тошнота, голова кружилась. Наверное, заболел чем-то… Во всяком случае, именно поэтому Корбин плюхнулся на первое попавшееся свободное место, даже не озаботившись, чтобы за спиной была стена, хотя уж это-то, казалось, было вбито в мага на уровне рефлексов. Обведя тяжелым взглядом практически свободное от людей, заставленное столами помещение, граф уже хотел впасть в полубессознательное состояние, когда его внимание привлекла парочка, напивающаяся в углу. С трудом сфокусировав взгляд, Корбин узнал этих двоих и ткнул в них пальцем: