«Почему нет трупов?» – подумал Зингершульцо, вытаскивая из-за пояса утреннюю звезду.

– Ничего странного, – возразила Флейта, – погром начался в центре квартала, и пока толпа докатилась досюда, жители успели убежать: кто через мост рванул, кто дальше на юг, – махнула девушка рукой в сторону, где над крышами домов играло багровым цветом пламя пожаров. – Не беспокойся, если чуток на север пройдем, то и трупы увидишь, много трупов!

«А если на юг?» – подумал гном, активно пользующийся возможностью не утруждать понапрасну язык.

– А вот туда не советую, – предостерегла девушка. – Сейчас там как раз самое пекло. Кто не успел ноги сдернуть, засели в домах. Люди их выкуривают, ну, в общем, самый разгар заварушки.

«Помнится, то ли Терения, то ли Каталина говорила, что здесь в основном живут люди да эльфы, что жилища гномов дальше на юг. Чего же здесь дома крушить?»

– Ух ты, да я посмотрю, ты любвеобильный мужичонка, – обиженно поджала губы Флейта и наградила Зингершульцо строгим взглядом. – Не больше недели в столице, а уже столько знакомых дам!

Пархавиэль покраснел, он не мог предположить, что вскользь упомянутые женские имена возмутят девушку, только что утверждавшую, что между ними ничего не может быть.

– Погром есть погром, – через некоторое время принялась объяснять Флейта. – Не все люди таковы, чтоб с топорами по улицам бегать и веселою толпою гномье гонять. Правила же народного игрища исключают нейтральную позицию: «Если ты не в толпе, значит, сочувствующий, а значит, получи!» Стоит кому-нибудь одному из сброда не приглянуться, и тебя затопчут, забьют до смерти. Вот и убегают люди от греха подальше, чтоб под горячую руку бузотеров не подвернуться. Да и с гномами в эту пору лучше не встречаться, звереют твои собратья, сатанеют, как загнанные кабаны!

«Бардак», – подумал гном, вовремя спохватившись и удержавшись от парочки вертевшихся в голове крепких словец.

Флейта отвернулась и немного нагнулась вперед, чтобы скрыть пробежавшую по губам улыбку. Усилия гнома импонировали и льстили ей.

Миновав пустынную площадь, путники свернули на узенькую улочку и, внимательно всматриваясь в темноту, начали осторожно продвигаться вперед. Каждый шорох, каждая тень, промелькнувшая на фоне догорающих окон и каким-то чудом уцелевших уличных фонарей, заставляли вздрагивать и замедлять шаг. Неизвестно, чего стоило бояться больше: то ли разгоряченных ненавистью к гномам людей, то ли бродящих по ночной Альмире стай вампиров.

Раздавшийся впереди хлопок двери и гулкий топе по мостовой кованых сапог не застали путников врасплох. Почти одновременно оба прижались к стене и крадучись прошмыгнули за перевернутый мусорный бак! Шаги приближались, их гул нарастал и заставлял сердца биться чаще. Наконец-то из подворотни в дальнем конце улицы, громко хрипя и охая, выбежал толстый, лысый гном. Как показалось Пархавиэлю вначале, его сородич был одет в какую-то диковинную белую шкуру, и только когда запыхавшийся бедолага приблизился на расстояние десяти – пятнадцати шагов, авантюристы одновременно ахнули: старик был голым, до безобразия волосатым и абсолютно седым. Единственным предметом прихваченного в спешке обмундирования были изрядно стоптанные и явно великоватые ему сапоги.

Пушистый и гладкий шарик прокатился мимо, так и не заметив сраженных наповал его наготой зрителей, однако докатиться до пункта назначения ему было не суждено. Послышались радостные крики, и через миг улицу осветило яркое пламя факелов. Лысый гном испуганно крякнул и, хлопнув себя ладонями по отвислым ягодицам, вприпрыжку кинулся в ближайший просвет между домами.

– Да что он делает, дуралей, там же тупик! – прошептала Флейта и от расстройства стукнула себя по коленке кулаком.

Преследователей было всего трое: у каждого было по факелу и топору в руках. Они хорошо знали местность и, увидев неудачный маневр гнома, перешли с бега на шаг. Спешить не стоило, впереди охотников ожидала веселая потеха, а уставшей жертве некуда было бежать, она попала в западню из трех вплотную примыкавших друг к другу стен.

– Так, так, так, вы только гляньте, какое у нас тут чудо! – раздалась язвительная реплика на фоне доносившегося из подворотни смеха.

– Карп, да он же точь-в-точь как твой тесть волосат, только у того весь волосняк черный, а этот бел, как виверийский кролик!

– Ну, значитца, мы его и поджарим! Отчаянные крики жертвы заглушил дружный хохот. Пархавиэль закрыл глаза и крепко сжал кулаки.

– Почему бы и нет? – пожала плечами Флейта, прочитав мысль гнома, и, не дожидаясь ответа, поспешила в подворотню.

Зингершульцо смачно сплюнул, отер рукой вспотевший лоб и побежал вслед за ней. Ему хотелось не только отомстить людям за издевательство над беззащитным стариком, но и поквитаться с теми, кто называл гномов грязными недомерками.

Перепуганный до смерти старик сидел, вжавшись в стену, и, дрожа от страха, пытался прикрыть руками свое волосатое, толстое тело. Люди играли, тыкали факелами в жертву, пытаясь опалить седой мех.

Ненависть толкает на безумные поступки, но уравновешивает шансы на успех, придавая одержимому ею неимоверные силы. Пархавиэль промчался к цели, чуть ли не сбив с ног не успевшую вытащить из ножен меч Флейту. Толчок, прыжок, полет, и острый носок кованого сапога с оглушительным хрустом врезался точно в копчик противника. Человек не успел ни вскрикнуть, ни выронить факел. Сила удара подкинула его высоко в воздух, и широкая лобовая кость встретилась с каменной преградой где-то метрах в трех от земли.

Зингершульцо не довелось оценить красоту падения бездыханного тела, в этот момент он был занят другим. Завертевшись в воздухе, как раскрученная юла, гном ловко опустился на землю буквально под носом у одного из врагов. Глубокий выпад, сопровождаемый звериным рыком, вогнал древко утренней звезды в широко открытый от удивления рот человека. Последний из «охотников» бросился наутек. Флейта преградила ему путь и хотела покончить с мерзавцем косым ударом меча из-под низа, но разъяренный гном не дал врагу умереть легкой смертью. Он поймал жертву за пояс, с силой рванул на себя и опрокинул на землю. Человек катался в грязи и выл от боли, не успевая прикрывать руками лицо и другие жизненно важные органы, а Пархавиэль с упорством горняка, разбивающего крепкий монолит, методично дубасил его кулаками. Лишь вмешательство Флейты, с трудом оттащившей гнома от трупа, прекратило безумное действо. – Да успокойся, черт волосатый, кончено все, кончено! – кричала девушка, удерживая Пархавиэля сзади за плечи.

Зингершульцо пыхтел и рвался в бой. Разгоряченному азартом схватки гному казалось, что враг еще жив, что вот-вот он по-молодецки вскочит на ноги и с презрительной ухмылкой на губах кинется на него.

– Он мертв, понимаешь, мертв! – чуть не рыдала девушка от боли, которую причиняло рукам мечущееся в ее объятиях мускулистое тело. – Он мертв, успокойся, ну пожалуйста!

Неожиданно гном обмяк, упругие мышцы расслабились, и боевой сап сменился обычным, слегка учащенным дыханием.

– Кабан проклятый, – жалобно простонала Флейта, садясь на корточки и прижимая трясущимися ладонями дрожащие и ноющие мышцы рук. – Чем вас в Махакане этом только кормят?

Слезы текли из глаз, а разбойница даже не могла поднять онемевшей руки, чтобы вытереть их.

– Прости, – прошептал гном, опускаясь рядом на землю.

Пархавиэля трясло, он обливался потом и чувствовал какой-то нездоровый прилив сил: хотелось крушить, рвать, убивать…

– Шпашибо, – внезапно подал голос старик, шамкая беззубым ртом, – вы шпашли меня!

– Не за что, дедуля, – ответила Флейта, поднимаясь в полный рост и подозрительно косясь на отдыхавшего Пархавиэля. – Это мы не ради тебя. Есть тут у нас кровожадный маньяк, коль уж до человечины добрался, не оторвать!

– Шмешно, ошень шмешно, – захихикал старик, отходя боком от стены и прикрывая ладонями гномье достоинство. – Девушка, милая, не найдетшя ли у тя тряпошки какой?

– На, прикройся! – Флейта кинула старику плащ, притом не свой, а Пархавиэля.