Троица быстрым шагом направилась в путь. Совер приказал Нивелу возвращаться в гостиницу, но паренек не послушался. С минуту постояв на месте, подросток вдруг побежал следом и, догнав компаньонов, совсем уж по-детски, как пятилетний малыш, захныкал и задергал Совера за рукав.

– Господин граф, ваше сиятельство, – с дрожью в голосе заверещал чем-то напуганный паренек, – не ходите туда! Артур правильно говорит, это точно ловушка, я в книжках про такое читал. Артур рассказывал, этот Фалсо из бывших магов, они такое могут!.. Он трактирщика, наверное, того… околдовал. Вас, подлец, извести хочет!

– Возвращайся в гостиницу, живо! – прикрикнул на щебетавшего паренька Совер и резко вырвал свою руку из его тонких, трясущихся пальчиков. – Не ходи за нами, марш домой!

– А давайте, давайте вы другие места проверите, а в гончарный квартал я схожу. Вот только в гостиницу забегу, в лохмотья переоденусь и, как бродяжка, все улочки, все подворотни облажу, босяка беспризорного никто ведь не тронет! Чего с голодранца взять?!

– Пшел вон! – не выдержал Совер и жестко оттолкнул крутящегося возле него паренька.

Хоть Артур с Флейтой и присоединились к настоятельному требованию графа, но отделаться от настырного подростка было не так просто. Нивел шел за ними следом и ныл, порою даже проливая слезу от обиды.

– Ладно, не ной, с нами пойдешь, – в конце концов не выдержал жалобного поскуливания граф Карвол. – Только прекрати этот идиотский балаган, а если сунешься куда не просят и дело испортишь, собственноручно выпорю, задеру вусмерть, понял?!

Нивел шмыгнул носом и, довольно заулыбавшись, кивнул. Хоть его идея с переодеванием в нищего и была отвергнута, но зато ему позволили остаться в компании.

Чем дальше они удалялись от набережной и верхних районов, тем беднее становились дома. Вскоре исчезли разноцветные вывески трактиров, мастерских и магазинов; мостовая пошла с выбоинами, а в воздухе появился удушающий запах преющих и разлагающихся от жары отходов. Уже не видно было ни экипажей, ни спешивших по делам горожан. Впереди была лишь узкая лента длинной улочки со стоявшими по бокам впритык друг к дружке двухэтажными домами.

«Идеальное место для засады, – закралась в голову Артура тревожная мысль. – И впереди свернуть некуда, и позади дворики-тупики». Пират покосился на Совера. Похоже, граф Совер полностью разделял его опасения, хоть и продолжал уверенным шагом идти вперед. О чем думала Флейта, было понятно без слов. Она постоянно крутила головой, вглядываясь в тень каждой подворотни, и не убирала ладони с рукояти меча.

«И почему мы, люди, так забавно устроены? Чувствуем западню и все равно устремляемся в нее! Знаем, что в дом забрался грабитель или убийца, и все равно вместо того, чтобы бежать без оглядки, безоружные, в одной ночной рубашке, шарим по всем темным углам? Ну почему?!» – спросил сам себя Артур.

«Да потому, что вы, люди, очень самонадеянные существа. Настолько возомнили себя разумными, что боитесь довериться собственной интуиции. Отрицаете дар предвидеть опасность, отрицаете собственную природу! – прозвучал вдруг в голове пирата чей-то вкрадчивый голос. – Слушай, старик, я тебя недооценил, ты оказался умнее других. Не будь же дураком сейчас, бери всю компанию за шиворот, и сматывайтесь-ка вы отсюда поживее!»

Пират даже не успел испугаться, что слышит потусторонние голоса. Совет, данный неизвестно кем, был последней каплей, перевесившей чашу весов в пользу незамедлительного отступления.

– Назад, давайте назад! – выкрикнул пират, грубо схватив идущего рядом с ним графа за плечо.

Однако было уже поздно. Мертвецки тихая улочка вдруг внезапно ожила. Из подворотен начали появляться вооруженные мечами и абордажными саблями люди. Их было много, около полусотни, они мгновенно перекрыли все пути отступления и, шумно галдя между собой, стали сжимать кольцо окружения.

– Пираты! – одновременно выкрикнули Совер с Флейтой, выхватывая оружие и прижавшись спиной к спине.

– Пираты, – едва слышно прошептали трясущиеся губы балансирующего на грани потери сознания Артура.

Заманившие их в ловушку были не просто морскими разбойниками. Это были члены команды известного брига «Шельмец», потопленного двумя имперскими корветами пятнадцать лет назад возле острова Конгьерра. На нем плавал Артур, и всех, кто сейчас шел на него, обнажив сабли и сверкая глазами, он не только знал по именам, но даже считал когда-то друзьями. Более того, все они погибли прямо у него на глазах.

На дне последнего и неизвестно какого по счету графина еще что-то плескалось. Выражение недовольства не сходило с красивого лица Джер. Ей не нравился этот город, не нравился по многим причинам. Погода, сводящая с ума поразительными контрастами. Многообразие мелькающих перед глазами лиц, среди которых лишь изредка попадались местные жители, а основную массу составляли или приезжие с севера, или моряки, прибывшие неизвестно откуда, но шатающиеся по набережной понятно зачем. Дурацкая привычка трактирщиков разливать выпивку по стеклянным графинам, а не по обычным кувшинам, и ставить на столы чрезвычайной мутности стаканы вместо добротных кружек. Стекло чаще бьется, чем медь, серебро или глина; пьяные посетители платили не только за то, что поглотили их вместительные желудки, но и за то, что разбили их потерявшие четкость движений ручки и иные части тела. Об основной же причине нелюбви к Ниссу Джер старалась не думать, она упорно топила ее в молодом вине, хоть и знала, что самые гадкие вещи все равно выплывают на поверхность, как в прямом, так и в переносном смысле.

Сначала девушка бесцельно бродила по утренним улицам города, пытаясь унять пылавшую в сердце боль и придумать глупые отговорки, по которым ей не стоило печалиться и проливать слез. Набор успокоительных аргументов был до тошноты банален и никуда не годен: «мы солдаты, смерть ходит за нами попятам…», «все мы умрем: кто раньше, кто позже…», «он погиб за правое дело…» Все это было, конечно, так, но успокоить клокотавшее в груди отчаяние не получилось. Джер завернула в первый кабак, потом в другой, в третий, затем не стала пропускать ни одного из тех, что попадались ей на пути, и, наконец, осела на набережной, в весьма отвратном как по чистоте, так и по компании собравшихся гуляк заведении «Пойло и девки».

Бытие определяет сознание и словарный запас. Где-нибудь в верхней части города питейное заведение с таким откровенным названием непременно бы разорилось, в него не зашел бы ни один посетитель. Но здесь, рядом с портом, на вывесках красовались и куда более омерзительные слова. Трактирщики знали, с простым народом надо общаться просто, называть вещи своими именами, а не стеснительно прятать их за более культурными, не отражающими истинной сути названиями. Вино в кабаке, где на Джер навалилась усталость, было дешевым, кислым пойлом, а от пестрых платьев представительниц развратного ремесла рябило в глазах. Как ни крути, а название кабаку было дано верно; шедший сюда знал, что найдет и за какую сумму.

Девицы отнеслись к приходу эльфийской красавицы весьма спокойно. Опытный глаз охотниц за кошельками сразу определил, что она не из их породы, не пришлая конкурентка, решившая расширить свои охотничьи угодья. А вот с нагрузившими до отказа трюмы спиртным морячками дело обстояло хуже. Джер несколько раз пришлось объяснять, что раскачивающиеся корабли, в чьи паруса дули спиртные ветра, сбились с курса и пытались причалить не к тому берегу. Лишь один из искателей женского общества понял слова «Пшел вон!» правильно, то есть буквально, остальным же пришлось объяснять по-другому, но в конце концов до всех посетителей зловонной корчмы дошло, что эльфийку за столом у окна нужно оставить в покое.

Проблема с любвеобильными соседями была решена, но тут же возникла следующая, куда более сложная и почти неразрешимая. Графин окончательно опустел, темно-красная муть осадка переместилась вся без остатка в стакан. Организм требовал продолжения, а денег, увы, не было. Полноценный запой находился под угрозой срыва по весьма тривиальной, обыденной причине.