Неизвестно, какие отношения сложились между маркизом и маркизой: была ли она идейным бойцом за независимость колонии, верным боевым товарищем, множество раз спасавшим жизни преданных Вуянэ людей, являлась ли благородная дама его страстной возлюбленной или просто предметом бесплодного воздыхания, но одно было ясно: маркиз Вуянэ не смог смириться с этой мыслью, и, как следствие, в голову Патриуну полетела чернильница. Естественно, дракон увернулся, но несколько капель черной въедливой жидкости все равно угодили ему на лицо и испортили дорогой костюм.

– Вон, пшел вон, мерзавец! – прокричал Вуянэ, задыхаясь в приступе бешенства. – Передай своему дедуле, чтоб не смел больше злословить! Оставьте ваши индорианские интрижки для кого-нибудь еще… подоверчивей! А если старик хорошего отношения не понимает и хочет войны, что ж, он ее получит!

Вид неподвижно развалившегося в кресле и открыто ухмылявшегося нахала еще больше взбесил рассвирепевшего вельможу, пожалуй, даже больше, чем высказанное им предположение. Желая угодить старшему товарищу, а может, просто не боясь кровопролития, Аке ринулся было к Патриуну с явным намерением силой выставить его за дверь. Однако дракон не считал разговор оконченным и не собирался уходить. Великан-охотник не понял, что произошло, но только кресло, в котором только что сидел посетитель, оказалось пустым, а что-то острое и холодное уперлось ему прямо в кадык.

– Не дергайся, дружок! Сомнительная честь сомнительной персоны не стоит освежеванного горлышка, – прошептал на ухо моррона вкрадчивый голос оказавшегося у него сзади Патриуна.

Конечно, если маркиз и его подручные слышали «зов», то таким образом их было не остановить. Проколотое горло мгновенно срослось бы, а на каменные плиты пола не успела бы упасть и капелька крови. Однако воскрешение при постороннем не оставило бы морронам выбора, во имя своей безопасности им пришлось бы избавиться он ненужного свидетеля. Хоть вымышленная болезнь Патриуна-старца сильно подорвала его авторитет в глазах бессмертных воинов, но обострять отношения с темной лошадкой-священником им все же не хотелось, поэтому маркиз был вынужден великодушно сменить гнев на милость и ради блага их заговорщического дела поискать пути к мирному разрешению конфликта, едва не приведшего к поножовщине.

– Отпусти его, а иначе мне придется обнажить меч! – произнес маркиз, опуская ладонь на рукоять меча.

Угроза стала первым шагом в новой стадии переговоров. Наверное, Патриуну следовало испугаться, но ему почему-то стало смешно. В кабинете находились трое разумных и вроде бы неглупых существ, которым почему-то одновременно взбрело в голову поиграть в человеческие игры и вести себя так, как поступили бы обычные смертные.

– Прошу простить мой некорректный поступок. Ужасно нервничаю, когда меня пытаются схватить за шкирку и выкинуть за дверь, как нашкодившего в углу кота, – произнес Патриун, быстрым движением убрав кинжал от горла Аке и спрятав оружие за пояс. – Ваша позиция, господа, мне полностью понятна. Вы, как истинные благородные снобы, предпочитаете до конца тешить себя иллюзиями, вместо того, чтобы узнать горькую правду и своевременно принять меры. Что ж, – пятившийся к двери Патриун развел руками, – удачи вам на войне! А пока вы проливаете кровь, свою да чужую, кое-кто будет отсиживаться в своем уютном особнячке посреди «Цветущего сада» и гадать, сколько противников останется в живых после всех баталий, придется ли вырезать оставшихся и что делать, если верх возьмут герканцы. Хотя не сомневаюсь, «полковник» в юбке просчитала и этот вариант, ведь она умница, она привыкла действовать, а не прятать голову под подушку и внушать себе, что все замечательно, что все обойдется…

– Похоже, над церковью точно витает проклятие: старый священник занемог, а тут и его внучок умом тронулся, а ведь только приехал… – произнес Аке, скорее с сочувствием, нежели со злобой глядя на того, кто еще минуту назад держал острый кинжал у его горла.

– Нет, погоди-ка, – как и предполагал дракон, маркиз Вуянэ обратил внимание на главное в его прощальной речи. – Говоришь, Онветта у себя в особняке? Но как такое возможно, если альтруссцы первыми покинули Марсолу и сейчас находятся вот здесь… – на этот раз маркиз ткнул в карту не пальцем, а кончиком специально обнаженного по такому случаю меча, что, впрочем, не произвело никакого впечатления.

– Так, может, вам, господа, стоит прервать бесплодное корпение над картами, сходить самим да проверить? – посоветовал Патриун, благополучно добравшись до двери. – Советую побольше народу с собой прихватить, авось всех картечь из двадцатичетырехдюймовых орудий и не поубивает… Решайтесь, господа мыслители, решайтесь! Время – оно капризно, оно всегда играет против нерасторопных да чересчур доверчивых…

– А может, он прав? – проворчал Аке, когда Патриун скрылся и осторожно, чтобы не потревожить слух господ морронов хлопком, прикрыл дверь.

– Да нет, не может быть, – замотал головой маркиз, но вдруг застыл, видимо, призадумавшись и снизив степень доверия боевой подруге. – Хотя она не одна из нас, да и в последнее время вела себя как-то странно.

– Я, пожалуй, все же задержусь и проверю. Долго, что ль, до особнячка прогуляться? – предложил верный помощник маркиза.

– Нет, тебе надо вести ополчение, – покачал головою Вуянэ. – По пути нигде не задерживайтесь, а на место прибудете, станьте лагерем как можно ближе к войскам! Присмотри за генералом, как бы он от глупости не набедокурил. А госпоже маркизе я сам визит нанесу. Как-нибудь справлюсь, если, конечно, пиратик не врет…

– Он не пират, – поправил командира охотник, – он лекарем был на фрегате королевского флота.

– Надо же, – усмехнулся маркиз Вуянэ, – замашки совсем пиратские. Как он ловко тебя в заложники взял, наверное, все моряки в душе пираты, бесшабашные пропойцы да висельники. Ох, чую, непростой это человечек, надо б за ним приглядеть! Ну да ладно, этот вопрос потом обмозгуем, сейчас у нас совсем другие дела на носу. Сначала герканцам фалды мундиров накрутим, а затем и с королевскими прихвостнями вопрос решать надо, самое время настало!

Раненый зверь опасен, поскольку обезумел от боли и крушит все подряд. Однако еще хуже зверь встревоженный, в нем говорит не слепая ярость, а холодный расчет, вызванный страхом. Он хитрит, прячется, не вступает в открытый бой, а терпеливо выжидает того момента, когда сможет безнаказанно нанести удар в спину потерявшего бдительность охотника. Патриун был уже сам не рад, что несколько часов назад заявился к дому маркизы один и разворошил «альтрусский муравейник». Конечно, ему удалось скрыться, и эту операцию можно было расценивать как весьма успешную разведку, но вот только противник оказался не глуп и извлек правильный урок из своего просчета.

К трем часам пополудни улицы Марсолы совсем опустели: кто сбежал, уже штурмом брал корабли в Дерге, притом не важно, плыли ли они в Филанию или в любое иное, не союзное Геркании королевство; кто ушел воевать, сейчас находился на марше или ставил палатки военного лагеря. В опустевшей колониальной столице остались лишь маленький гарнизон, жители, понимавшие бесполезность бегства, часть заговорщиков да стрелки на крышах, выставленные по приказу решившей усилить оборону Онветты.

Вооруженные длинноствольными мушкетами наблюдатели просматривали пустынные улицы с мостовыми, заваленными потерянным в царившей недавно суматохе барахлом, и в случае возникновения опасности должны были выстрелами предупредить товарищей в особняке о приближающейся опасности. Ни один человек не мог проникнуть в «Цветущий сад» незамеченным, но ведь Патриун не был человеком и даже уже перестал притворяться им. Незаметно прокрасться через посты наблюдения дракону было просто, да вот только если бы маркиз с его людьми все же удостоили бы притихший квартал своим посещением, на что Патриун искренне надеялся, то они непременно попали бы в засаду. С одиночными стрелками на крышах они всяко справились бы, но вот штурм особняка был бы сильно осложнен. По этой причине, хоть Патриун терпеть не мог работать за других, он все же решил поступиться правилами и подготовить для возглавляемого морронами отряда свободный проход.