Десантные корабли стремительно неслись к стенам потерявшей более половины огневой мощи цитадели. На палубе уже зазвучали напутственные речи командиров, пытавшихся поднять воинский дух своих бойцов, а те, стараясь пропустить мимо ушей праздные призывы, что были слышаны уже не один десяток раз, подтягивали ремешки доспехов и молили Небеса о победе или хотя бы о легкой смерти, как над озером, заглушая треск ломаемых снарядами палуб и стоны умирающих, пронесся протяжный скрежещущий звук. Аламез, как и остальные воины, был поражен и не сразу сообразил, что же стало источником столь сильного, непривычного уху скрежета. Затем его зоркий глаз заметил, что верхняя часть довольно сильно пострадавших при обстреле крепостных стен стала медленно опускаться. Когда ее высота снизилась на целую треть, изумленным взорам герканских воителей предстали новые орудийные площадки, на каждой из которых было размещено как минимум по дюжине мощных, скорострельных баллист. Как нетрудно догадаться, нацелены они были на местами объятый пламенем, лишившийся мачт и большей части надстроек, но все еще представляющий угрозу фрегат.

Командам и десанту на обоих бригах сильно повезло, что большая часть вражеских орудий была объята огнем. (Все-таки не зря фон Кервиц приказал орудийным расчетам фрегата дать несколько залпов зажигательными снарядами, да еще навесом.) Те же, что могли стрелять, дали первый залп по все еще находившемуся на плаву и способному оказывать сопротивление фрегату. С ужасом герканские солдаты наблюдали, как грозный военный корабль быстро разваливался на обломки под роем вражеских снарядов, как от него отлетали реи, куски мачт, поломанные доски бортов, всякая утварь, изуродованные человеческие тела и искореженные механизмы катапульт. Когда бриги на большой скорости проходили мимо, то лишившееся носовой части героическое судно уже почти полностью скрылось под водой. Вокруг плавали лишь груды деревянных обломков, обезображенные трупы и пара десятков выживших моряков, медленно тонувших от усталости, но даже не помышлявших звать товарищей на помощь. Моряки знали, пока бой не окончен, их никто не спасет, никто не придет на выручку под массированным обстрелом бьющих прямой наводкой вражеских орудий.

Геройская гибель фрегата дала бригам шанс добраться до цели. Занятые не только перезарядкой, но и тушением подбирающегося все ближе и ближе пожара наемники не успели подготовить баллисты к следующему залпу, который наверняка разметал бы в щепу переполненные живой силой противника корабли. Нет, конечно, залп был, но выстрелили далеко не все орудия, да и несущиеся на всех парусах бриги уже успели подойти к стенам почти вплотную, то есть вошли в так называемую мертвую зону обстрела. С трепетным страхом толпившиеся на палубах солдаты наблюдали, как над их головами проносились огромные камни, чугунные ядра и снаряды баллист. Но лишь некоторые из них порвали паруса да снесли верхушки мачт, остальные пронеслись мимо и навеки скрылись в глубинах Немвильского озера.

От обстрела бриги ушли, но теперь командам десантных кораблей предстояла нелегкая задача – за какие-то жалкие сто шагов успеть сбавить ход и не врезаться под полными парусами в грозно возвышающуюся над водой крепостную стену. Моряки не успели бы спустить паруса и поэтому бросились рубить заранее подпиленные мачты, а опытные лоцманы обоих судов принялись что есть сил выворачивать штурвалы вправо, подставляя под удар с каменным монолитом левые борта. Подрубленные мачты, к счастью, никого не задели, да и бортам не причинили вреда, но зато, словно огромные якоря, упали в воду вместе с парусами да снастями и мгновенно остановили разогнавшиеся корабли. Надо сказать, что благодаря хорошей подготовке и слаженности действий моряков из герканской береговой охраны потери при столкновении кораблей с каменной твердью были не столь уж и велики: все до единого, кто находился на палубе, получили множественные ушибы, но за борт упало не более десятка солдат.

– На штурм! За короля, за Герканию! – мгновенно пронесся над рядами штурмовых отрядов призыв, брошенный кем-то из командиров, мгновенно подхваченный жаждущим крови воинством и дополненный менее громкими выкриками еще более патриотично настроенных воителей. – Резать шеварийских свиней! Жечь, жечь все! Давить, давить трусливых шеварийцев и их наемных прихвостней!

Как нетрудно догадаться, одними призывами да угрозами дело не ограничилось. К стенам крепости мгновенно было приставлено несколько лестниц, а в воздух взмыла целая стая веревок с абордажными крюками на концах, которые пираты почему-то, наверное, в шутку, именуют «кошками». Сотни облаченных в доспехи солдат стали быстро покидать корабли и карабкаться по лестницам да веревкам на стены. Помня о поручении фон Кервица, Дарк не спешил пробираться к лестнице и одним из первых вступить в бой с защитниками крепости, но и последним быть не хотел. Первые почти всегда гибнут, а последние зачастую получают несмываемое клеймо труса, и именно поэтому солдатская мудрость гласит, что хороша «золотая середина».

Как ни странно, но солдаты взбирались на окутанную клубами дыма стену быстро и совершенно беспрепятственно. Наемники из орудийной обслуги почему-то не пытались ни столкнуть приставленные к стенам лестницы, ни сбросить на головы штурмующих уже бесполезные орудия. Когда же первые герканские солдаты поднялись на верх крепостной стены, то почему-то до слуха воинов, еще лезущих по лестнице и ожидавших своей очереди на кораблях, не донеслись звуки завязавшегося сражения.

Быстро перебирая руками по зазубренным, наспех обтесанным доскам лестницы, Дарк еще строил предположения, что же творилось наверху, почему со стен не летели в воду пронзенные мечами да копьями тела и почему не слышалось ни стонов, ни скрежета стали о сталь? А когда подъем был завершен и моррон, грубо распихивая замерших в изумлении солдат плечами да локтями, пробился к краю заполненной обомлевшими герканскими воинами орудийной площадки, то сразу нашел ответы на все «почему?». Кенервард был пуст и объят огнем. Над крепостью вздымались огромные языки пламени и клубы черного-пречерного дыма. Огонь охватил и жадно пожирал все, что попалось ему на пути: башни, стены, казарму и все хозяйственные постройки. Пожарище такого масштаба не могло начаться из-за попадания на крыши нескольких зажигательных снарядов. Наемники быстро бы затушили огонь, если бы, конечно, хотели, но вместо этого предпочли оставить крепость, уступив сожженные руины врагу.

Кто-то из солдат затянул протяжное «Ура!», остальные, не задумываясь, подхватили победный клич, и лишь Аламез был опечален, ведь Фегюстин Лат оказался хитрее, он отдал приказ войску наемников отступить и украл у моррона настоящую победу, точнее, даже не дал шанса ее заполучить. Нет, конечно же, не все жертвы герканцев были напрасны. Кенервард пал, а флот быстроходных судов наемников догорал во рву под стенами взятой крепости, так что герканскому побережью Немвильского озера более не угрожала высадка десанта разъяренных головорезов. Однако основные силы наемников ушли в лес и уже наверняка выступили в поход через дикие чащи к беззащитным северным провинциям Геркании. Самую большую из двух бед так и не удалось предотвратить. Также было неясно, что делать с победой? У фон Кервица слишком мало воинов, чтобы развить успех или хотя бы закрепиться на стенах взятой немалой кровью крепости. Испытывая отвращение к торжеству солдат, не понимавших, что победа обернулась поражением, Дарк поспешил покинуть ликующую толпу и уединиться на орудийной площадке одной из уцелевших и не охваченных огнем башен. Моррон испытывал необходимость слегка перевести дух в одиночестве и хорошенько подумать, а что же делать дальше…

Близился вечер. Огонь уже не бушевал на превращенном в пепелище внутреннем дворе крепости, а клубы дыма пару часов назад рассеялись, но в воздухе все равно до сих пор пахло гарью – эфемерным символом несбывшихся надежд. Опершись спиной о лафет уцелевшей катапульты, Дарк все еще сидел на холодных камнях орудийной площадки и отрешенно наблюдал за тем, что происходит внизу. Моррон не размышлял, он уже давно обдумал неоднозначную ситуацию, в которую угодил, и, хорошенько взвесив все «за» и «против», принял окончательное решение, что и как сделает, едва лишь над руинами Кенерварда опустится ночь. Сейчас он отдыхал и старался не обращать внимания на то, что творилось вокруг. Он не хотел ни принимать участия в приготовлении ужина, ни в укреплении поврежденных огнем и снарядами стен поверженной крепости, и уж тем более Аламезу претила мысль с кем-либо общаться.