– А коли такой нюхастый, могет, распознаешь, чем у меня из штанов несет? Че я поутрянке пожрал и от чего апосля в леске избавился?

Ответ был дерзким, но метким, на то и был сделан расчет. Штелер мог получить от сержанта кулаком в ухо, но имелся и немалый шанс завоевать симпатию у стражников, изрядно уставших за несколько часов вахты от трусливого заискивания и плаксивых, жалостливых взоров голодранцев, пытавшихся во что бы то ни стало попасть за ворота и заработать на похлебку пару грошей. Грубый же юморок на тему испражнений был всегда у солдат в цене. Этого ли не знать бывшему полковнику?

Как известно, дерзость берет города и пленяет сердца. Сержант разозлился и что-то прорычал себе в усы, а вот двое стражников за его спиной дружно захохотали и одобрительно захлопали.

– Да ладно те, Карв, пропусти мужика… Сразу видно – служивый… из наших, – заступился за Штелера пожилой стражник с нашивкой капрала на плече.

– Это еще посмотреть надо, из каких это он наших, – проворчал командир поста, убирая руку с ноющей ключицы Штелера, но продолжая испытующе смотреть ему в глаза. – Нет, он герканец, точно, но говорок-то странный. Откуда ты, где помотало?

– По Удмире плавал, на шхуне «Красабиэль». Полкоманды альтрусцы, а нас, герканцев, всего четверо было, и то капитан, паскуда виверийская, всех до одного на берег списал. В кабаке линдерском девок с филанийцами не поделили, – не моргнув глазом соврал Штелер и тут же продолжил забивать голову стражника вполне правдоподобными выдумками: – Путь от Линдера долгий, в дороге поизносился, а в корчме тут одной неподалече все в кости до штанов спустил. Хорошо еще женушка корчмаря сжалилась, вот эти лохмотья дала, а то до самого Вендерфорта голышом бы так и пощеголял.

– А у нас-то ты что позабыл? От Линдера путь до Берконта ближе… Че по западной дороге не отправился? – все еще искал подвох недоверчивый сержант, но у лжеца и на это был продуман ответ, кстати весьма правдоподобный.

– Как же?! – удивленно вскинул брови обманщик. – В Берконте-то что я позабыл? Я же сам отсюда родом, лет десять назад у кузнеца Варгара в подмастерьях ходил, пока нелегкая на лоханку проклятую не занесла. Думал, страны дальние повидаю, деньжат заработаю, а вишь, как все обернулось…

– Это у какого Варгара? – сделал вид, что поверил рассказу, сержант и, сменив суровый взгляд на дружескую улыбку, задал провокационный вопрос: – У того, что оружейный магазин в квартале Вандра держит, или у кузнеца в квартале Луктора?

– Да ты че, мил-человек, – рассмеялся Штелер. – Кто же кузницу в квартале Луктора держит? Там же лавки лишь для господ, да и в Вандре уважаемый люд проживает. На юго-востоке Варгар кузню держал, там, где ремесленнику обитать и положено… Да, третий дом от башни Сорката, там любой те подскажет…

– Хватит трепать, проходи! – недовольно проворчал командир поста, чья уловка не удалась, и, схватив Штелера за недавно превращенную в лохмотья без ворота и рукавов рубаху, силой впихнул его за заградительный барьер, то есть туда, где уже начинался город.

Моррон боялся, что из вредности сержант отвесит ему пинка. Путник морально приготовился стерпеть унизительное оскорбление и удержаться от того, чтобы дать сдачи, но удара сапогом, как ни странно, не последовало. Штелер не мог знать, что сержант сам был родом из Вендерфорта, а старенький кузнец Варгар, вот уже пять лет как покойный, был закадычным другом его отца. Это обстоятельство заставило командира поста причислить мерзкого бродяжку к разряду «свои» и удержаться от унизительной для того процедуры ногоприкладства.

Сто лет назад отшумела последняя геркано-шеварийская война, и отброшенные далеко на северо-восток соседи уже не помышляли о богатых ресурсами землях. Геркания окрепла и превратилась в могущественное государство, чьи границы заметно расширились и чья армия снискала ратную славу во всех уголках континента. Угроза нападений, что с востока, что с севера, давно миновала, и крепость Вендерфорт потеряла стратегическое назначение.

Штелер сидел возле одного из пяти колодцев на площади у ворот, там, где путники с дороги поили уставших лошадей и счищали дорожную пыль с костюмов перед тем, как въехать на улицы города. С ностальгической печалью во взоре моррон любовался знакомыми с детства крепостными стенами, с горечью размышляя о том, что все в мире меняется и что, к сожалению, в жизни не бывает постоянных величин. Когда-то вендерфортская крепость считалась неприступным оплотом и вершиной военно-инженерной мысли, теперь же она казалась жалким, заброшенным раритетом прошлого, оставленным медленно распадаться и обваливаться неблагодарными людьми. Стены и башни еще сохраняли прежний грозный вид, но лишь в глазах неискушенных в воинском деле людей. Над башнями еще гордо развевались герканские стяги, а по стене время от времени еще, позвякивая доспехами, прохаживались патрули, но крепость уже давно потеряла свое основное назначение. С высоты стен стражникам было удобно наблюдать за порядком в городе, а дежурившие в башнях стрелки уже не вглядывались с тревогой в даль, боясь увидеть на горизонте вражеские войска, а всего лишь следили, чтобы прощелыги-контрабандисты и прочий воровской сброд из округи тайком не перебрались через заросший травой ров и не перелезли с тюками запрещенного добра через стену.

С укрепления сняли все, что когда-то было крайне необходимо: котлы для варки смолы, катапульты, баллисты и устаревшие, как и сама крепость, орудия. Бывший комендант гердосского гарнизона полковник Штелер вынужден был с прискорбием констатировать, что с военной точки зрения цена вендерфортского укрепления равнялась нулю. Пустующие орудийные площадки были не приспособлены для стрельбы из современных орудий: слишком малы, а их основания не могли выдержать веса пушек крупнее шестнадцатого калибра. К тому же кладка заметно обветшала, ее не обновляли полвека, если не более, и первый же залп вражеских осадных мортир проделал бы в стене такие огромные бреши, что несчастному гарнизону осталось бы лишь тут же сдаться на милость победителям. Вендерфортская крепость навсегда и безвозвратно потеряла свою былую боевую мощь и теперь являлась чем-то средним между памятником старины, символическим рубежом между городом и окрестностями и хорошим наблюдательным постом для блюстителей порядка. Если какой-нибудь бедолага становился жертвой грабежа на тихой ночной улочке и ему посчастливливалось вырваться из рук злодеев, то он бежал к ближайшей из башен, где преследовавших его негодяев встречали залпом свинца. В остальном же крепость превратилась в абсолютно бесполезное сооружение.

Близился вечер, и хоть до наступления темноты было еще далеко, прибывающих в Вендерфорт становилось все меньше и меньше. Кареты с гербами или без таковых лишь изредка проезжали через ворота, да и поток пеших странников заметно поредел, зато по мостовой довольно часто грохотали груженные товарами подводы. Из разговоров, которые Штелер услышал за час отдыха возле колодца, притворяющийся нищим опальный барон узнал, что в этот день в город пожаловали сразу три крупных купеческих каравана. Это значило, что в порту, на складах и их окрестностях, а проще говоря, в восточной части города возле реки не протолкнешься среди людей и телег, а в окрестных кабаках и на постоялых дворах будет засилье купеческих кафтанов и нечищеных доспехов наемной охраны. Если бы Аугуст желал напиться и почесать кулаки о чьи-то небритые рожи, то непременно бы отправился на восток: в порт и прилегающие к нему кварталы. Однако на медленно приближавшийся вечер у бывшего полковника имелись совершенно иные планы. Он должен был найти себе кров, притом не среди заброшенных лачуг да сараев; ему хотелось пройтись по знакомым с детства улочкам и, конечно же, посетить родительский дом, хоть издалека увидеть родные стены, а если повезет, то и попасть внутрь.

Штелер был реалистом и прекрасно осознавал, что для того, чтобы оказаться в собственном доме даже в качестве гостя, ему придется приложить немало усилий. Родители барона давно умерли, братья тоже, и, согласно праву наследования, особняк в самом центре Вендерфорта на площади Доблести и родовой замок милях в десяти на северо-западе от города перешел к нему, однако гердосский мятеж, которого на самом деле и не было, не только ударил по положению полковника в обществе, но и оставил его без всего движимого и недвижимого имущества. Барон Аугуст ванг Штелер был объявлен главным заговорщиком, лишен титула и заочно приговорен самим королем к позорной для офицера смерти через повешение. Имя ванг Штелера было опозорено, втоптано в грязь, а дом, в котором прошло его детство, отошел к казне, хотя моррон и не исключал, что на ухоженный особнячок возле самой резиденции герцога своевременно успели наложить алчные лапки какие-нибудь пронырливые дальние родственнички с побочных ветвей его родового древа. Так что, скорее всего, отеческим домом Аугусту пришлось бы любоваться лишь из-за ограды, да и то для этого сперва следовало раздобыть приличную сумму денег и вновь обрести вид, подобающий человеку его происхождения.