– А может, вы не на меня охотились? Может, ваше преосвященство мой дружок непоседливый беспокоит… Вебалс из рода Озетов?

Имя колдуна было явно знакомо священнику. Перепуганные глазенки расширились так, что чуть не вылезли из орбит, а жировые складки задергались, как волны, катящиеся по океанской глади. Старик не ответил, только быстро перевел испуганный взгляд с лица Палиона на что-то, что должно было находиться точно за спиной разведчика.

Инстинкты снова взяли свое. В голове разведчика не успел созреть вопрос: «почему?», а якобы существующее у людей шестое чувство еще не зафиксировало легкое колебание воздуха за спиной, как Палион резко отпрянул в сторону и выбросил назад вытянутую руку с мечом. Оружие натолкнулось на вязкое препятствие, Палион повернул голову и обнаружил, что острие клинка глубоко вошло в обнаженную женскую грудь, аккуратно разделив ее на две одинаковые половинки. Неизвестно, как и откуда появившаяся за спиной девица зашаталась и выронила из руки нацеленный в его печень кинжал. Лицо красавицы исказилось от боли, а в глазах застыло недоумение. Не дав подружке епископа опомниться, Палион резко отдернул руку назад, выдернул меч из глубокой раны, а затем одним круговым взмахом отделил красивую головку от обворожительного тела. Труп тут же повалился на бок, разбрызгивая по полу и постели фонтан багровой жидкости.

– Кто это?! – прошипел разведчик, повернув голову к вжавшемуся в матрас старику.

Трудно сказать, чего епископ испугался больше: вида обезглавленного тела возле кровати или злобно сверкавшего глазами разведчика, напрягшего скулы и с каплями чужой крови на искаженном ненавистью лице.

– Я не хотел… это не я… я все-все расскажу! – неожиданно прорвалась плотина молчания, и изо рта духовного сана хлынул бурный поток откровенных признаний. – Это не я, меня заставил герцог Самвил… Он приказал срочно избавиться от колдуна, приехавшего в город… и от его товарища тоже… – затрясся всем телом старик. – Зачем ему это, я не знаю, но не мне рассуждать… я ему должен… он посодействовал моему назначению епископом… Ну вот, а на все готовых бродяг найти в Дукабесе не сложно… Я иногда к их помощи прибегаю, ну, когда другие поручения герцога выполняю…

– Понятно, где герцог?! – прикрикнул разведчик, понявший по усилившейся амплитуде трясущихся рук и слезам, выступившим на толстых щеках, что словоохотливость священника вот-вот сменится совершенно неуправляемой истерикой, и толку от него будет мало.

– Он на втором этаже гостит, но только этим днем уезжает. Он… он из меня всю душу вытряс, все нервы измотал… а еще девицу эту приставил…

Рыдания и слезы, грязные делишки и запоздалые раскаяния, как много подобных сцен повидал Палион на своем веку. Примерно так стенают предатели и дезертиры перед расстрелом, рвут на своей ухоженной голове волосы важные политики, понявшие, что послали на смерть не одного, не двух, а многие тысячи невинных. Слова и эмоции, они субъективны и ничего не значат в мире, где реальную цену имеют только дела.

Перепуганный старик вряд ли запомнил его лицо. С точки зрения соблюдения конспирации епископ угрозы не представлял, но в тот миг Палион думал лишь о несчастных, страдающих от комплексов и фобий этого жалкого, никчемного для общества существа, с удовольствием паразитирующего на других. «Сколько чужих жизней попортил этот чинуша от духовенства, чтобы спать на мягкой кровати, вдоволь жрать и тискать молоденьких девиц? Сколько голов он раздавил своими грязными башмаками, стремясь к вершинам власти и благополучия?» – подумал Палион, а рука разведчика сама собой подняла острый меч.

Утром этого дня слуга, принесший господину горячую воду и полотенце, обнаружил в опочивальне пол, залитый запекшейся кровью, два обезглавленных тела, в чем мать родила, две головы, закатившиеся под кровать, и зловещую надпись, вырезанную мечом на стене: «Здесь был Палач!»

Неприятно, когда по голове бьют, а уж тем более обидно, когда ею пересчитывают каменные плиты. Затылок Вебалса ощутил ровно тридцать четыре удара об пол, пока двое стражников, взяв его за ноги, как тюк с мукой, волокли по длинному темному коридору к лестнице, ведущей в подвал. Опасаясь, что ступени будут железными, да еще с узкими краями, колдун решил прекратить притворяться и к великому удивлению стражников внезапно воскрес.

Один из солдат вдруг почувствовал, что нога в руке напряглась и потащила его назад. Затем был резкий рывок, и пустые пальцы стража порядка принялись хватать воздух, а нижняя часть левой ягодицы ощутила разрывающий мышцы удар кованого каблука. Не успев даже открыть рта, чтобы осквернить воздух ругательством, юноша полетел вперед и врезался лбом в каменную стену. Мир перед глазами потух, а колени вдруг подкосились. Следующая картинка, которая всплыла в раскалывающейся и гудящей голове, – усатая физиономия орущего на него офицера, но это было позже, через несколько часов, проведенных в беспамятстве.

Со вторым тюремщиком Вебалс обошелся намного грубее, за что потом себя нещадно корил: вскочив на ноги, ударил его кулаком в лицо, сорвал с головы шлем с острым шишаком и, припомнив, что именно его лень была виновницей болезненной транспортировки, отхлестал обомлевшего солдата стальным головным убором по небритым щекам.

Всего за двадцать секунд решительных действий колдун вернул себе свободу, но, увы, не меч. Любимое оружие присвоил себе козлобородый сержант, который не понравился Вебалсу сразу, как только колдун взглянул в его маленькие провороватые глазки. К сожалению, времени на поиски наглеца и на возврат отобранного имущества не было. Колдун решил, что должен как можно быстрее попасть на третий этаж, пока оставленный без присмотра компаньон не натворил бед и не привлек внимания не успевшей успокоиться стражи.

Предчувствия не обманули представителя рода Озетов. Еще на подходе к приемной зале, в которой он так эффектно сдался в плен, Вебалс услышал доносившийся сверху шум боя: лязг мечей, скрежетание ломающихся копий, визг, стоны, проклятия и надрывный рев тревожного рожка. Грохоча тяжелыми каблуками, наверх по лестнице бежали все новые и новые группы стражников, а вниз, ломая о ступени с перилами доспехи и ребра, скатывались солдаты, уже удостоившиеся чести принять участие в жестоком бою.

«Ишь, дружок мой разошелся! Не ожидал я от него такой прыти, не ожидал», – подивился Озет, выбегая в залу и тут же напав на бежавшее к лестнице подкрепление. Отсутствие оружия не помешало смельчаку вступить в бой, тем более что проворные руки и быстрые ноги куда надежнее плохонького меча и растущих не из того места культяп. Быстро расправившись с тремя солдатами, двоих из которых он просто столкнул незащищенными шлемами лбами, колдун поспешил на площадку второго этажа, откуда скатывались раненые тела и где, собственно, и кипел бой.

Увиденное заставило Вебалса остановиться, он даже чуть не пропустил топор, летящий точно ему в голову, но в последний миг все-таки отошел от оцепенения. Со стражами сражался не Палион, а кто-то другой, высокий и крепкий в плечах, чье лицо было замотано окровавленной тряпкой. Широко расставив ноги и прижавшись спиной к двери, одинокий воин отражал массированную атаку полутора десятков солдат. Ловко орудуя двумя мечами, он не только отводил в сторону сыпавшиеся на него под разными углами удары мечей, дубин и алебард, но иногда и сам переходил в наступление. Каждая внезапная вылазка имела ощутимый результат: один из стражников или падал замертво, или, выронив оружие, хватался за раненое место. Бой кипел, и широкоплечий мужчина явно не нуждался в помощниках. Вебалса поразила не только могучая сила, ной завидная выносливость великана, который, кажется, просто не умел уставать.

Внезапно их глаза встретились. Вебалс не смог разглядеть лица под сбившимися повязками, а вот незнакомец его узнал.

– Ты?! – грозно проревело чудовище в лоскутах и подарило колдуну взгляд, который трудно было забыть.