– Вшестером? – переспросил Дарк.

– Ну да, вшестером! – уверенно заявился Фламмер. – Ты, я и еще трое красавчиков, что пока отсыпаются, но явно вскоре в себя придут. Не забывай, мы им жизни спасли, они нам обязаны, да и Милена – молодец девка, не из тех, кто от опасностей бегает, а уж за Гентара своими изящными ручками кому угодно пасть порвет!

– Всего пятеро получается, – поправил товарища Аламез, подумав, что у товарища просто нелады со счетом, что, в общем-то, было немудрено, учитывая только что пережитое.

– Да нет, шестеро, – тихо пробормотал Анри, отводя в сторону взор и явно стыдясь того, что должен сказать. – Есть тут старичок один поблизости, кто нам изрядно в походе помочь сможет. Он у меня в долгу, так что не откажет, да и выхода у него нет…

– О чем темнишь? Чего недоговариваешь? – спросил Дарк в открытую.

– Да тут дело такое… – замялся Анри. – В общем, он не моррон, и даже не человек, а вампир… причем шеварийский… Как раз один из помощников графа Норвеса, – выдавливал из себя правду по капле Фламмер. – Я за него ручаюсь, не подведет!

– Почему? – произнес всего одно слово Аламез, лицо которого заметно побелело.

– Ручаюсь, потому что он меня спас! Ручаюсь, потому что если б не он, так ты бы в цитадель так легко не проник, это мы с ним на пару оповещение тревожное отключили. И еще потому, что… – Фламмер вновь замялся, не зная, стоит ли говорить всю правду до конца или нет, – с ним сделка заключена!

– И кто ж заключил столь позорное соглашение? – с холодом в голосе спросил Аламез. – Неужто ты?

– Нет, – в знак отрицания мотнул головой Фламмер.

– Совет Легиона?

– Коллективный Разум, – наконец-то сказал Анри то, что уже давно бы следовало.

– Тогда я не против, – развел руками Дарк. – Уж больно авторитетен поручитель, чтоб в кандидате сомневаться… Давай-ка тогда о другом подумаем, как выберемся из этого зала?

– Да, проще простого, – усмехнулся Анри, наконец-то завершивший мародерничать для себя и принявшийся стаскивать с трупов одежды для собратьев, которые вскоре должны были очнуться от сна. – Коврики те на что?

– Там ловушка, – напомнил Дарк, – на моих глазах туда толпу вампиров засосало да разорвало.

– У нас комбинация есть, чтоб обезвредить, иль ты уже позабыл? Не думаю, чтоб она разной была для всех ловушек… тогда Норвес вряд ли бы весь перечень кодов запомнил, – весьма логично рассудил Анри. – Ладно, ты тут посиди пока, да «спящих красавцев» постереги, да объясни им, что к чему, коль до моего возвращения очнутся. А я на часик в одно местечко перемещусь, старичка-кровососушку заберу, а то, поди, заскучал в одиночестве…

– Почему так долго?

– Да, тут дело такое… – уже на пути к коврику-телепортеру решил признаться Анри. – Чтоб он под ногами у нас с тобой не мешался, я его в укромном месте оставил, а телепортер уничтожил, дабы он со страху дел не натворил. Вот теперь придется сперва в соседнюю вампирскую норку переместиться да стенку подолбить, чтоб проход проделать…

– Помощь нужна? – предложил свои услуги Аламез, боявшийся, что не совладает с собой и уснет в одиночестве. – А вдруг там вампиры еще остались?

– Им же хуже! – рассмеялся Фламмер, уже колдовавший над панелью коврика-телепортера.

Анри оказался прав. Он без труда обезвредил ловушку и, махнув Дарку рукой, тут же исчез. Как только в зале воцарилась тишина, Аламеза мгновенно стало клонить ко сну, и это несмотря на то, что в съежившемся до размера горошины желудке вновь начались неприятные позывы. Веки моррона опустились, и он с упоением подумал, что целый час, а то и более (в зависимости от толщины стены, которую Фламмер собирался ломать) может спокойно поспать. Однако мечта об отдыхе так и осталась мечтой. Внезапно под высокими сводами пустого зала пронеслась череда громких шумов и раздалась отборная брань знакомого женского голоска:

– Да псы вас всех подери! Кто тут напакостил, вампирюг набил и за собой кровяку не подтер?! Вон лужа, какая! Фу-у-у, мерзость! – неистовствовала проснувшаяся первой Милена. – Гады, мужланы, неряхи! Из-за вашего свинства коленку разбила да обляпалась вся! А с ногтями что?! Месяц растила, ухаживала, мучилась… а что теперь?! Все заново начинать, господа грязнули, прикажете?! Ненавижу!

– Чего морду воротишь?! В глаза смотри, когда с тобой разговариваю. Потерял казну или своровал?! Признавайся, лапотник!

Марвету приходилось терпеть оскорбления. Уж такая она, нелегкая доля простого сотника из деревенской глубинки, молча стоять и с покорностью выслушивать господские упреки. И никого не волнует, прав ты в действительности или виноват. И совершенно не важно, что крикливый юнец годился ему в сыновья, если не во внуки, что он более двадцати лет добросовестно выполнял свою службу и ни разу, ни разу не положил казенного гроша в карман, хотя возможности были, не говоря уже о соблазне, посещавшем его чуть ли не каждый день.

Молодой господин все кричал и кричал, осыпая седины ветерана все новыми обвинениями и бранными словами, за которые Марвет собственноручно вырвал бы язык любому дюжему мужику из округи, осмелился бы тот хоть ненароком, хоть спьяну произнести их вслух. Сейчас же солдату, прошедшему через горнило четырех полноценных войн, дюжины междоусобных неурядиц и бесчисленного множества мелких стычек приходилось отмалчиваться, сидеть, низко опустив голову, и надеяться лишь на то, что в бесперебойном потоке ругани наступит пауза, что запал молодого столичного господина когда-нибудь да иссякнет, и он наконец-то соизволит выслушать его объяснения. Хотя, с другой стороны, оправдываться Марвету и не хотелось; он устал, устал в сотый раз подробно описывать каждому заезжему щеголю ту беду, которая нежданно-негаданно свалилась на его до недавних пор тихую и благополучную округу. Кроме того, трепать языком все равно было без толку; помощи было ждать неоткуда. Должностной люд погряз в водовороте бурной столичной жизни, и его не интересовали несчастья глубинки, им нужны были лишь регулярные поступления в королевскую казну, а до остального не было дела, хоть дюжину перьев испиши, хоть лопни с натуги, хоть коростой покройся.

Молодой вельможа, наверняка воин, несмотря на отсутствие доспехов и мундира, поразил Марвета не только грозными речами и необычной прической: лоб и виски приезжего были гладко выбриты, густые, пышные бакенбарды ярко-рыжего цвета доходили почти до подбородка, а на прилизанном затылке болтался одинокий хлыстик тонкой, короткой косички, весьма смахивающей на крысиный хвостик. Он говорил как-то не так, как привыкли изъясняться чиновники или королевское воинство, все время оглядывал двор из окна и ни минуты не стоял на месте, постоянно перемещался, как будто кого-то поджидал и был чрезвычайно расстроен чьим-то непредвиденным запозданием. В общем, господин показался сотнику довольно странным, но Марвет был не в том положении, чтобы задавать вопросы и сомневаться в полномочиях посланца самого короля. Официальная грамота, скрепленная королевской печатью, определила сразу позиции собеседников. Нервничающий мужчина со странной внешностью мог ругаться и задавать вопросы, а он, жалкий сотник из городка Лютен, мог лишь краснеть, обкусывать со злости усы, отвечать, когда его спрашивали, и благодарить Небеса, что вельможа устраивал разнос в его покоях, а не на дворе, на глазах у его подчиненных. Ополченцы уважали своего командира, но в любом стаде непременно найдется завшивевший баран с предлиннющим языком, который или умышленно, или по глупости своей выметет сплетню за ворота казармы и разметет ее по всей округе.

– Что молчишь, как воды в рот набрал? Или, может, ты на умишко слабый?

Вельможе наконец-то надоело кричать и метаться по зале. Он сел на край дубовой скамьи и, опершись спиною о сомнительной чистоты стол, не мигая уставился на притихшего Марвета.