– Мать не трогай, – крикнула, зная, что Сейлир услышит.

С леди Розалией у нас будет отдельный разговор. Нет, я не доверяю ей, но… все-таки эта женщина сделала для меня сейчас очень много. И мне хотелось бы узнать её ближе. Из моих… прошлых воспоминаний можно сделать вывод, что раньше Киа… вернее, я, Киарина – это я – и всегда ею буду! – так вот, я раньше никогда не была с матерью близка.

В детстве я была для неё красивой куколкой, которой хвастались перед знакомыми и друзьями, позднее – выгодной невестой, которую просватали едва ли не с самого нежного возраста. А потом леди Розалия и вовсе потеряла к дочери интерес, занятая какими-то своими делами. Редко бывала дома, в основном – в разъездах. Разумеется, за воспитание дочери, которая вдруг показала возмутительное вольнодумство при полном отсутствии магических способностей, принялся отец.

И принцесса, которая раньше почти ни в чем не знала отказа и воспитывалась пусть в холодной и не слишком дружелюбной атмосфере, но с пониманием того, что она знатная леди, наследница, уникальная и неприкосновенная, превратилась в золушку. Когда мать приезжала – я встречала её прилично одетой, со скромно опущенными в пол глазами. Отвечала как положено на короткие отрывистые вопросы, заверяла, что всем довольна, что вместо учителей магии теперь приходят преподаватели по танцам и пению, вышиванию и рисунку, а также ведению дома и управлению хозяйством.

И такие уроки действительно были… И если я с чем-то не справлялось, вызывала недовольство учителя или раздражала отца – потом меня больно били жесткой указкой по рукам, а иногда наказывали и магией. Мать не знала – или не хотела этого знать и видеть. Она тоже была разочарована, что дар наследницы оказался мизерным. Похоже, отец винил в этом её.

А доставалось, как и обычно, мне.

Все эти мысли промелькнули едва заметным флером за долю мгновения – и исчезли.

Аларский с глухим вскриком приземлился у стены, Шьяринширр подскочил ко мне, боднув головой, а лорд Сейлир… за эти секунды он даже головы в сторону Аларского не повернул. Только сейчас, увидев, как тот дернулся, провел двумя пальцами по воздуху – и бывший жених с воем согнулся пополам, кажется, уже не помышляя о нападении.

Почему-то я ощутила не только усталость, и толику сожаления от того, что не удалось хорошенько выместить сжигающую меня злость. Лежачего не бьют? Готова поступиться принципами, если речь идет о Дерейне! И побить, и попинать, и… нет, кусать и в рот всякую гадость точно совать не буду! Но как же хочется выразить в ярких и экспрессивных действах «пинковедения» все, что я думаю об этом мужском эксеплярикусе!

– Сс-сс-с, Киар-ринас-с… Острые когти мелькнули перед лицом, ухватили за плечами, с силой сжимая.

Так синяки останутся!

– Я тоже очень рада тебя видеть, Сейлир, Сей… и…

«Прекрати» – хотела я выкрикнуть, но слова завязли на языке. Глаза. Глаза тварь-лорда были совершенно безумными. Черными непроглядно, как самая глубокая мрачная бездна, с тонкой окаемкой от зрачка – дрожащим полумесяцем. Глаза существа, который потерял все. Существа, которое лишилось опоры, существа, которое лишилось частички души…

– Он испугался… за тебя, – шепнул в моей голове голос Неорга да Гелата, – меня, конечно, могут и убить за такие речи, адептка, но Владыка слишком сильно привязался к вам. Хотя энергаты и отрицают истинные пары, но Тьма связывает их куда жестче и сильнее, делая зависимыми от той, что позволяет чувствовать…

Декан оказался подозрительно разговорчив. Интересно, где он сам? Мне отсюда не видно.

Меня, тем временем, приподняли за… место, что находится чуть ниже талии, крепко прижали к себе, царапая когтями плечи и портя ткань, и продолжали обнюхивать. Но это ненадолго. Не стесняясь ни собственной армии, ни гостей, Его Владычество сразу же перешло к облизыванию.

Язык у него был вполне змеиный. Гладкий, шершавый – самую малость, холодный – фу! – и скользкий. На самом деле противно не было. Немного больно – когтищи-то отрастил ещё! – но не страшно, нет.

– Что мне делать?! – Возопила так же мысленно, чувствуя, что скоро пожар из крови уйдет, и навалится опустошенность.

К горлу подкатило, хотелось лечь, обнять себя руками, и, как порядочной девушке, расплакаться в голос, до хрипа, с завываниями трагичными непременно! Или взять кинжалы – и покидать их, покидать прямо в чей-то портрет, если в исходный экземпляр не дают!

– Придется потерпеть. Попытайтесь дозваться его, вытащить его-энергата, из его-зверя. Я не... – в голосе да Гелата прозвучала горькая усмешка, – не настолько хорошо знаю психологию и физиологию тварей, особенно, связанную с такой тонкой магией, как сила Владык.

Мне бы сюда сейчас Черную Длань! Вот где лорд Моршерр, когда нужен?

– Спасибо вам, – направила декану поток искренней благодарности и тепла. Он поддержал меня в самый нужный момент. Пока это все, что я могу сказать, но, надеюсь, что я смогу ещё как-то помочь этому неоднозначному, но показавшему себя только с лучшей стороны мужчине, – за все…

Рядом со мной ревниво рыкнули, как будто предупреждая – нечего тут при живом женихе болтать со всякими!

Перехватили поудобнее, прижали, елозя по мне то конечностями, то языком. Потом ещё и крылья прибавились – огромные, непроглядно-черные, похожие на драконьи. Эти крылья укутали нас, закрыли от всего света, заставляя сходить с ума от восторга и теплоты, что расползалась огнем по коже.

Я смотрела на него – на запавшие глаза, длинные ресницы, резкие черты бледного лица. На блестящую волну белоснежных волос – растрепанных, слипшихся от пота. На чуть подрагивающие пальцы-когти. На острые зубы, что примеривались сейчас со вполне определенными намерениями к моей шейке. Вампирим, Ваше Темнейшество?

Смотрела – и не могла насмотреться. Смотрела – и осознавала – я полностью принимаю его таким, какой он есть. Со всеми его инстинктами, с резким и неуживчивым характером, с неумением говорить о чувствах. С отборными мадагаскарскими тараканищами в голове. Я знаю, что он может сделать мне больно. Может сказать глупость. Может повести себя так, как привык, не сдержаться. Но и я могу сделать ему больно… куда больнее. Отношения – вещь обоюдоострая. Опасная этим – и этим же притягательная.

Но зачем думать о том, что может быть, если я точно знаю уже одно – без него мне жизни не будет. Поздно, Киарина, поздно. Безнадежно, беззаветно, навсегда. Потому что я жизнь за тебя готова отдать, драгоценный мой…

И мне кажется, что в этот миг от моих мыслей мир вокруг трескается. Мне кажется, что он расходится волнами, тонет в сиянии, что исходит от наших рук. Золото мешается с тьмой – и в этой тьме мне видятся золотые глаза древнего из той, Первозданной тьмы.

Они смеются или радуются? Но я слышу голос, что пронизывает нас насквозь, голос, который говорит:

– Да будет так!

Да. Так оно и будет. Навеки. Третий этап ритуала прошел незаметно. Защитник определен и назван. Не защитник – муж по древним законам. И этот самый муж сейчас с рыком и урчанием впился клыками мне в плечо. Вскрикнула – и от короткой боли, и от искреннего возмущения!

Вцепилась пальцами в его волосы – попробуй, оторви такого! Но в этот момент тело обдал жар, а клыки медленно-медленно покинули рану, которую тут же зализали. Чужие эмоции обрушились на меня седьмым валом. Отчаяние и нежность. Страх и боль. Ненависть и желание растерзать всех причастных к моему похищению. Злость на себя и свою слабость. И счастье – которое было сконцентрировано на мне. Не всепоглощающая любовь и обожание, как я себе когда-то представляла, а… я не знала, как описать это чувство словами.

Оно не было хрупким. Оно было… взвешенным. Уравновешенным. Продуманным. Сейлир всегда все продумывал. Даже собственные чувства. Хотя… сейчас кое-что вышло из-под контроля. На меня посмотрели змеиные мерцающие глаза. А я, обнимая свободной рукой мужчину за плечо, не обращая внимания на стремительно затягивающуюся и разве что щиплющуюся ранку от клыков, вдруг поняла одно.