«Национальная газета» была вызвана в суд Палаты пэров, и, хотя ответственный секретарь издания был болен и его интересы представлял там поверенный, его приговорили к месяцу тюремного заключения и штрафу в размере десяти тысяч франков.
Затем имел место более серьезный судебный процесс: 29 октября 1840 года король снова едва не стал жертвой покушения на его жизнь; покушавшийся, Аннемон Мариус Дармес, был приговорен 29 мая 1841 года к смерти как отцеубийца и казнен 31 мая.
Спустя три дня после этой казни король отправил матери Дармеса, томившейся в глубочайшей нищете, вспомоществование в размере тысячи двухсот франков.
Казнь Дармеса произошла в промежутке между крещением графа Парижского и смертью Гарнье-Пажеса.
Эта смерть послужила тому, что Ледрю-Роллен стал членом Палаты депутатов.
Изложение убеждений, сделанное Ледрю-Ролленом в начале его политической карьеры, стоило ему штрафа в размере трех тысяч франков и четырехмесячного тюремного заключения.
Между тем 13 сентября 1841 года, в тот момент, когда герцог Омальский, вернувшийся из Африки, во главе 17-го полка легкой пехоты совершал в сопровождении герцога Орлеанского и герцога Немурского торжественный въезд, произошло покушение, странное, как и все немотивированные преступления; раздался пистолетный выстрел, и на мостовую упала убитая лошадь.
Выстрел этот произвел некто Кениссе, по прозвищу Папар; 23 декабря того же года он был приговорен к смертной казни вместе с Бразье и Коломбье, которых суд признал его сообщниками.
Именно в связи с этим судебным процессом главный редактор «Народной газеты», г-н Дюпоти, был обвинен в моральном пособничестве и приговорен к тюремному заключению.
Подобный приговор был вынесен впервые в истории юстиции.
Газеты выступили с протестом.
В разгар этих протестов завершается 1841 год, при том что никто не знает, что будет со смертными приговорами, вынесенными Кениссе и двум его сообщникам.
Впрочем, этот год был изобильным по части смертей известных людей.
Второго января, в возрасте пятидесяти лет, в Лондоне умерла баронесса де Фёшер.
Тринадцатого января, в возрасте восьмидесяти пяти лет, в Тарбе умер Барер, бывший член Конвента, тот, кого современники прозвали Анакреонтом гильотины.
Двадцать восьмого апреля, в возрасте семидесяти восьми лет, в Болонье умер князь Баччокки, муж принцессы Элизы Бонапарт.
Девятнадцатого мая, в возрасте сорока шести лет, в Кёльне умер Эрнст Шиллер, младший сын немецкого Шекспира.
Четвертого июня в Париже умер герцог де Дудовиль.
Тринадцатого сентября, в возрасте семидесяти четырех лет, в Париже умер г-н Бертен, главный редактор «Газеты дебатов».
Второго октября в Париже умер Онорато V, князь Монако.
И, наконец, 13 декабря, в возрасте семидесяти восьми лет, в Париже умер г-н де Фрессину, епископ Гермопольский.
LXXIII
Начался 1842 год, содержавший в себе зачатки падения Июльской монархии, а именно два события, которые этому году предстояло увидеть:
отклонение закона об избирательной правоспособности;
смерть герцога Орлеанского.
Тем не менее в первые дни этого года власти во всеуслышание заявляли:
спокойствие будущего обеспечено; в стране и за ее пределами настал порядок; всеобщий мир не нарушает более ни один крупный политический вопрос; европейские державы заняты тем, что снижают свое вооружение, и каждая страна заботится о том, чтобы умножить быстрые средства сообщения, предназначенные для укрепления в будущем взаимных связей между народами.
Как только в Палате депутатов закончились прения по поводу приветственного обращения к королю и было проведено голосование по этому вопросу, г-н Ганнерон предложил свой проект закона о запрете совместительства.
Сто девяносто белых шаров было подано за то, чтобы принять его к рассмотрению, и сто девяносто восемь черных шаров — за то, чтобы отклонить.
Так что закон был отвергнут, но, как видим, большинством всего лишь в восемь голосов.
Сразу же после этого прозвучало предложение Дюко об избирательной правоспособности.
Оно было простым, ясным и лаконичным, каким и должно быть всякое предложение, касающееся нового закона.
Вот оно:
«Избирателями являются все граждане, внесенные в департаментские списки присяжных заседателей.
Избирателями являются также все граждане, которые не внесены в эти списки по причине запрета совместительства, вытекающего из 383-й статьи Кодекса уголовного расследования».
Несмотря на великолепную речь Ламартина, посредством которой он перешел из лагеря консерваторов в лагерь прогрессистов, предложение Дюко было отклонено большинством в сорок один черный шар.
Весь вопрос избирательной реформы был следствием этого отклонения.
Он и привел к взрыву в 1848 году.
Десятого июня, в тот самый день, когда большинством в сто двадцать голосов против девяти Палата пэров одобрила доходную часть бюджета, был издан королевский указ о закрытии заседаний обеих Палат, и Собрание 1839 года завершило трехлетний период своего существования.
Что же в действительности оно делало в течение этих трех лет?
Оно хранило молчание по поводу Восточного вопроса; оно примкнуло к политике правительства по Испанскому вопросу и только один раз, по вопросу о праве на обыск жилища, заявило о себе как о выразителе негодования всей страны. И, наконец, отклонив закон г-на Ганнерона о запрете совместительства и закон г-на Дюко об избирательной правоспособности, оно совершило огромную ошибку, которая, как мы уже говорили, подвела мину под все здание монархии, с таким трудом возведенное королем.
Единственным удачным и реальным результатом этой сессии стал закон о железных дорогах. Этот закон, не являвшийся делом какой-то одной партии и безуспешно обсуждавшийся в ходе предыдущих сессий, долго и с пользой обсуждался Палатой депутатов и был быстро и почти единодушно одобрен Палатой пэров.
Таким образом, невежественная в своих делах и слепая в своих решениях, сессия 1839–1842 годов подготовила отклонением двух законов катастрофу 1848 года, но посредством третьего закона обеспечила ту легкую коммуникацию людей, которая делает всеобщей и быстрой, как электрический телеграф, коммуникацию идей.
Пусть же железнодорожная сеть, которая должна теперь покрыть всю Европу, будет создана; пусть люди добираются из одной столицы в другую за три дня; пусть в течение тридцати лет материальные и духовные коммуникации связывают людей и сталкивают идеи, и тогда, возможно, не будет больше европейских войн!
Май 1842 года принес две ужасные катастрофы: пожар в Гамбурге и крушение поезда на Версальской железной дороге.
Чтобы дать представление о пожаре в Гамбурге, мы приведем письмо, которое содержит все подробности этого страшного события, предсказанного, что удивительно, Максом фон Шенкендорфом во времена Освободительной войны в Германии:
Пускай погибнешь ты, огнем объятый,
О Гамбург, град красивый и богатый!
Воскреснешь ты для новой славы —
До встречи, феникс величавый!
В ожидании того времени, когда Гамбург воскреснет для новой славы и станет еще красивее, он был полностью уничтожен пожаром:
Сударь!
Лишь сегодня я обрел возможность рассказать Вам о губительном пожаре, обратившем в пепел часть нашего города. Все типографии ежедневной печати стали жертвой пламени или были выведены из строя. В настоящее время редакторы гамбургских газет составляют подробные отчеты о постигшем нас бедствии; но, чтобы опубликовать их, они вынуждены прибегать к помощи газет соседних городов. Эти газеты хорошо осведомлены, но, тем не менее, малоизвестны; с другой стороны, разрозненные новости, которые передают за границу жители Гамбурга, находящиеся под впечатлением этого великого несчастья, не всегда точны. Я рассказал бы Вам об этом печальном событии, интересующем всю Европу, раньше, если бы пожар, закончившийся только вчера, мне это позволил. Пожар вспыхнул в ночь с 4 на 5 мая в той части города, что расположена возле порта и Альтштадта; она заполнена складами, и подступы к ней достаточно затруднительны.
То, что дома там были в основном построены из дерева, а также большое количество спиртных напитков и легковоспламеняющихся товаров на складах помогало пожару распространяться. Западный ветер, дувший постоянно, усиливал его еще больше, и ничто на свете не могло предохранить два городских прихода от полного уничтожения. В этих приходах была сосредоточена значительная часть общественных зданий и самых процветающих промышленных предприятий, церквей, известных своей древностью, ратуша и биржа. Вскоре стало понятно, что, несмотря на все принятые меры, укротить огонь невозможно, и тогда было решено разрушить стоявшие ближе всего к очагу пожара дома, чтобы отрезать их от других кварталов.
Насосы были направлены на стоявшие по другую сторону каналов дома, к которым уже подбиралось пламя; и в самом деле, благодаря такому приему удалось спасти богатые склады в приходе Святой Екатерины. Однако всех усилий целой команды столяров и плотников с трудом хватило для того, чтобы спасти Мясной рынок, построенный из дерева и почти соприкасающийся с Хмелевым рынком возле церкви святого Николая.
Поскольку общественные здания, хотя и более удаленные, могли, несмотря на большую скорость работ по сносу, послужить немалой пищей для огня, городской сенат не колеблясь дал приказ применить порох. В этих обстоятельствах, когда местного опыта не хватало, несколько городских и иногородних инженеров присоединились к горожанам, чтобы осуществить данный способ сноса зданий. Такой прием удался, и огонь, наконец, был отсечен от той части Нойштадта, что обращена к Альтоне. Падение башни святого Николая, которую пытались спасти всеми возможными средствами, разбросало пламя далеко кругом. На вторую ночь сенат собрался под председательством своих достопочтенных руководителей в ратуше, которая, как и старая биржа и банк, находится в центре города. Огонь уже угрожал соседним улицам, узким и промышленным. Приходилось пожертвовать старой биржей и даже ратушей во имя спасения самой богатой части города, которую можно рассматривать как общий торговый склад товаров со всех частей света.
Лишь ценой огромных усилий удалось спасти хранилище закладных и самую важную часть городских архивов. В конце концов сенат был вынужден покинуть ратушу, где опасность стала неминуемой, и перебраться в другое здание, находящееся на улице Нойер Валь и принадлежащее городу; канал, соединяющий Альстер с Эльбой, в некоторой степени защищал это новое место заседаний сената. Через несколько минут после того, как сенаторы водворились на новом месте, ратуша обрушилась со страшным грохотом, усыпав своими обломками здание банка, на котором в основном зиждется теперь будущее торговли Гамбурга. Тем не менее пожар еще не подошел к своему концу; он распространился на мосты, ведущие к улице Нойер Валь, и вскоре достиг линии гостиниц и магазинов бульвара Юнгфернштиг и соседних жилищ, наполненных богатствами и предметами искусства, и, лишь пожертвовав несколькими домами, удалось защитить от огня новую часть бульвара Юнгфернштиг, эспланаду и театр. Была еще надежда спасти башню святого Петра, самую старую в городе, но в данном случае все усилия, исполненные величайшего мужества, и все меры, осуществлявшиеся с величайшим мастерством, потерпели провал: башня дрогнула, и колокола ее закачались, словно для того, чтобы возвестить момент ее разрушения.
Огонь прорвался через эту новую брешь. К счастью, поскольку окна нового огромного здания, предназначенного для размещения в нем училища, школы и городской библиотеки, были заложены, пламя в него не проникло. Оно было спасено, а вместе с ним не пострадала и значительная часть города, населенная беднотой. Направление ветра, дувшего все сильнее и сильнее, вызывало беспокойство в отношении предместья Святого Георгия, где находится больница, в которой содержатся две тысячи больных, причем значительную часть этих людей составляют жертвы пожара. Караульное помещение на улице Валь уже было охвачено пламенем. Однако с помощью насосов, привезенных из соседних городов и отличавшихся большой мощностью, огонь, по милости Провидения, был погашен.
Спасению остатков нашего города мы обязаны не только вмешательству Небес и неустанной самоотверженности наших граждан, но еще и добровольной и благородной помощи соседнего города Альтона, приграничных городов Ганновера и Гольштейна и города Любек. Мы проникнуты живейшей благодарностью к нашим соседям, предложившим помощь и кров беженцам из нашего многолюдного города.
Открытие новой железной дороги было назначено на 7 мая. Эта дорога связала Гамбург с Берлином, Магдебургом, Ганновером и, следственно, со всей Германией. Пока же она послужила тому, чтобы облегчить вывоз беженцев в Бергедорф. Главный инженер этого предприятия руководил разрушением нескольких домов, соседствовавших с очагом пожара. Пусть же усилия наших соседей, направленные на завершение этой железной дороги, соперницы водного пути по Эльбе, в скором времени помогут открыть новые источники для благосостояния всех краев нашей общей отчизны!
Я предоставляю газетам описывать подробности, касающиеся разрушения общественных зданий и частных домов. Однако мне следует сказать Вам, что новая биржа сохранилась и, почти нетронутая, стоит, словно счастливое предзнаменование, посреди развалин… Остается сожалеть, что данные городскими властями приказы разрушить дома в тех местах, куда огонь так и не добрался, дали повод для досадных раздоров. Эти мудрые меры, продиктованные благороднейшим самопожертвованием, слепой народ счел преднамеренными актами варварства. Тем не менее сейчас умы успокоились. Чрезвычайная надзорная комиссия, состоявшая из членов сената, только что была распущена… Князь Фридрих Шлезвиг-Гольштейнский предоставил сегодня в распоряжение сената не только свою особу, но и все возможности двух герцогств, губернатором которых он является… Самые неотложные нужды удовлетворяются посредством создания комиссий по оказанию помощи… У рабочего класса не будет недостатка в работе, и мы верим в счастливое будущее… На смену привычке к роскоши придет бережливость, и энергия, пробужденная бедствием, сохранится, вероятно, и после того, как уйдут в прошлое жестокие потери, которые мы постараемся возместить всеми возможными средствами».
