Доктор Дюбуа, генерал Бюжо и г-н Делор, начальник гарнизона, находились в этой гостиной с тех пор, как у принцессы начались первые схватки. Они сообщили другим свидетелям, что госпожа герцогиня Беррийская разрешилась от бремени в три часа двадцать минут, после очень коротких схваток, и что они видели, как при родах ей оказывали помощь доктора Денё и Меньер, тогда как г-н Дюбуа оставался в покоях вплоть до выхода ребенка.

Генерал Бюжо вошел в спальню и спросил герцогиню, угодно ли ей принять свидетелей.

Она ответила, что примет их, как только ребенка оботрут и оденут.

Несколько минут спустя в гостиной появилась г-жа д'Отфор, от имени герцогини приглашая свидетелей войти, и мы тотчас же вошли в спальню.

Мы застали герцогиню Беррийскую лежащей в постели, а новорожденный ребенок находился по левую сторону от нее. У изножья кровати сидела г-жа д'Отфор; г-жа Ансле и господа Денё и Меньер стояли у у изголовья постели.

Господин председатель Пастуро подошел к принцессе и громким голосом задал ей следующие вопросы:

— Я имею честь говорить с госпожой герцогиней Беррийской?

— Да.

— Вы действительно госпожа герцогиня Беррийская?

— Да, сударь.

— Этот новорожденный ребенок, находящийся рядом с вами, ваш?

— Да, сударь, это мой ребенок.

— Какого он пола?

— Женского. Впрочем, я поручила господину Денё сделать соответствующее заявление.

В ту же минуту Луи Шарль Денё, доктор медицины, бывший профессор клиники родовспоможения Парижского факультета, действительный член Королевской Академии медицины, сделал следующее заявление:

"Я только что принял роды герцогини Беррийской, присутствующей здесь, законной супруги графа Этторе Луккези Палли из рода князей ди Кампо Франко, проживающего в Палермо, дворянина покоев короля Обеих Сицилий".

Господин герцог де Бриссак и госпожа графиня д'Отфор, к которым мы обратились с вопросом, подпишут ли они отчет о том, чему они были свидетелями, ответили, что они явились сюда для того, чтобы в качестве друзей ухаживать за герцогиней Беррийской, а не для того, чтобы подписывать какую-нибудь бумагу.

По всем этим причинам в указанные выше день, месяц и год мы составили и, после зачитывания, подписали настоящий протокол в трех экземплярах, один из которых был в нашем присутствии помещен в архив крепости, а два других были переданы генералу Бюжо, коменданту, которому мы поручили направить их правительству.

Как же сильно отличаются роды, происходившие 10 мая 1833 года в крепости Блай, от тех, что происходили 29 сентября 1820 года во дворце Тюильри!

Новость о родах герцогини Беррийской была передана правительству по телеграфу. Настолько не терпелось ему узнать это счастливое известие.

Впрочем, правительство сдержало свое слово: ни одной из партий, выступавших против карлистской партии, при всей их ожесточенности и озлобленности, недостало храбрости потребовать для принцессы другого наказания, кроме того, какое на нее наложил ее дядя.

Восьмого июня Мария Каролина покинула тюрьму; пароход, стоявший на якоре возле крепости, должен был доставить принцессу на корвет «Агата», который ожидал ее на Ришарском рейде. На борту парохода принцессу ожидали несколько человек: это были маркиз и маркиза де Дампьер, князь и княгиня Боффремон, маркиз де Барбансуа, виконт де Менар, граф Луи де Кальвимон и аббат Сабатье, только что назначенный ее духовником.

В половине десятого утра герцогиня переступила через порог своей тюрьмы; подле нее шла кормилица, держа на руках принцессу Анну Марию Розалию, которая, родившись в тюрьме, вышла из нее лишь для того, чтобы вскоре лечь в могилу. Позади герцогини и кормилицы шли г-н де Менар, г-жа д'Отфор, г-н Денё, г-н де Сент-Арно, адъютант генерала, мадемуазель Ле Бешю и г-жа Ансле.

Без четверти десять принцесса уже была на борту парохода, который в десять часов поднял якорь и направился в сторону моря.

Около часа дня была проведена пересадка пассажиров, прошедшая без всяких происшествий, и подле Марии Каролины остались лишь те, кто должен был сопровождать ее на борту «Агаты» до Палермо.

Это были г-н де Менар, князь и княгиня де Боффремон, г-н Денё, г-н Меньер, генерал Бюжо и его адъютант, а также состоявшие у нее на службе мадемуазель Ле Бешю и г-жа Ансле.

Девятого июня «Агата» направилась к Палермо и вскоре, после благополучного плавания, бросила там якорь.

Так закончилась эта попытка восстания, роковая для побежденной партии, но, возможно, еще более роковая для партии победившей.

После попытки мятежа начались попытки убийства.

По политическим убийствам можно судить о том, какой степени цивилизации достиг народ.

В неразвитых обществах, у наций, которые лишь складываются, убийство происходит в семье правителя и связано с тем, что сын хочет наследовать отцу, брат — брату, супруга — супругу; именно так погибли Павел I, Петр III и Петр I.

В обществах, достигших второй степени цивилизации, убийство спускается на одну ступень, став уделом аристократии, а не семьи: это уже не переход власти по наследству от отца к сыну, от брата к брату, от мужа к жене, закрепленный посредством яда, кинжала или пистолета, а замена одной правящей династии другой; именно так погибли Карл XII и Густав III.

В обществах, достигших третьей степени цивилизации, убийство спускается на уровень народа: это уже в чистом виде уничтожение королевской власти, отрицание монархии; именно так у нас, во Франции, погибли Генрих III и Генрих IV, убитые Жаком Клеманом и Равальяком, и именно так едва не погиб Людовик XV, которого пытался убить Дамьен.

Различные покушения на жизнь Луи Филиппа имели целью не только убийство короля, но и уничтожение королевской власти; один и тот же принцип наносил удар рукой всех этих убийц: Фиески, Алибо, Мёнье и Леконт были последователями Лувеля.

Первой попыткой убить Луи Филиппа стало посягательство на его жизнь, получившее в истории название покушения на Королевском мосту.

В этом покушении не было ничего серьезного, и никто не обратил на него большого внимания. Некая юная девица по имени мадемуазель Бури сыграла в нем роль, которую многие сочли относящейся в большей степени к области вымысла, нежели истории. Господа Бержерон и Бенуа, которым предъявили обвинение, в итоге были оправданы.

Было это покушение подлинным или же власть, как ее в этом обвиняли, сыграла в данных обстоятельствах ту роль, какую капуцин Шабо хотел заставить сыграть Гранжнёва? Однако Шабо говорил Гранжнёву: «Убей меня!», в то время как власть должна была сказать неизвестному виновнику покушения 19 ноября: «Промахнись, стреляя в меня!»

Затем настал черед Бельгийской кампании и осады Антверпена, странной кампании, в которой Франция вела войну против самой себя, и героической осады, в которой наследник престола столь славным образом получил боевое крещение.

Между тем раздражение в обществе нарастало; и вот однажды газета «Трибуна» обвинила правительство в намерении окружить Париж оборонительными сооружениями; однако, в отличие от обычных оборонительных сооружений, эти укрепления, подобно укреплениям Гента, предназначались не для того чтобы защищать город, а для того, чтобы подавлять его.

С давних пор правительство применяло роковую систему судебных процессов, возбуждаемых против печати. Вместо того чтобы разорять газеты посредством денежных штрафов, ожесточали людей посредством тюремного заключения.

Вся Палата депутатов поднялась против «Трибуны»; двумястами пятьюдесятью голосами против девяноста двух было решено, что «Трибуна» должна предстать перед судом Палаты, и издатель этой газеты, г-н Льон, которому, как и Карлу I, предоставили в качестве судьи целый парламент, был приговорен к трем годам тюремного заключения и штрафу в размере десяти тысяч франков.