Собеседники обсудили денежную сумму; она была установлена в сто тысяч франков, после чего Дёйц отбыл в Нант, сопровождаемый комиссаром Жоли, тем самым офицером полиции, который после убийства герцога Беррийского арестовал Лувеля.

На сей раз ему предстояло предпринять против женщины те самые действия, какие он предпринял когда-то против убийцы ее мужа.

Удивительно все же, что называется долгом у людей, состоящих в должности!

Кстати говоря, это Реставрация подала роковой пример оплаченного предательства.

Разве Дидье не был выдан Бальменом за награду в двадцать тысяч франков?

Дёйц прибыл в Нант, представился нескольким влиятельным легитимистам, заявил, что имеет при себе важные депеши, и пояснил, что намерен вручить эти депеши лишь тому, кому они предназначены, то есть герцогине Беррийской.

Герцогиня была извещена о том, что произошло, и не возымела ни малейшего подозрения.

Тридцатого октября она дала г-ну Дюгиньи приказ отправиться в гостиницу «Франция», спросить там г-на Гонзагу, подойти к нему со словами «Сударь, вы приехали из Испании?» и показать ему половинку разрезанной карты. Если г-н Гонзага предъявит другую половинку карты и резные края обеих половинок сойдутся, то г-н Дюгиньи должен будет привести посланца к герцогине.

Господин Дюгиньи отправился в гостиницу «Франция» и отыскал там г-на Гонзагу, который был не кем иным, как Дёйцем. Дёйц выполнил указанное условие, и г-н Дюгиньи, уверенный в том, что он действительно отыскал человека, с которым имела дело герцогиня, предложил ему свои услуги в качестве провожатого.

По дороге Дёйц остановился; он казался встревоженным и хотел точно знать, куда его ведут.

— Я веду вас в дом, — произнес г-н Дюгиньи, — куда госпожа герцогиня направляется исключительно для того, чтобы дать вам аудиенцию, и который она покинет сразу же после этого.

Дёйц не спросил более ни слова, и спустя какое-то время его ввели в комнату, где находились обе сестры Дюгиньи, мадемуазель Стилит де Керсабьек и г-н Гибур.

— Госпожа герцогиня пришла? — спросил г-н Дюгиньи, дабы убедить Дёйца, что герцогиня не живет в этом доме.

— Полагаю, да, — ответила мадемуазель де Керсабьек, — поскольку мы только что слышали шум в соседней комнате.

В эту минуту в комнату вошел г-н де Менар.

Дёйц вздрогнул; хотя ему доводилось видеть г-на де Менара в Италии, он его не узнал.

— Что происходит?! Где я нахожусь?! — воскликнул он.

Господин де Менар назвал себя, и Дёйц успокоился.

Вслед за г-ном де Менаром в комнату вошла герцогиня Беррийская, и тогда Дёйц заявил, что хочет говорить с ней наедине.

Герцогиня имела неосторожность предложить ему подняться в мансарду, которую мы уже описали и, которая, как было сказано, служила ей тайником.

Принцесса и Дёйц совещались до восьми часов вечера.

Вторая встреча была назначена на 6 ноября, в том же месте.

Утром 6 ноября Дёйц явился к г-ну де Бурмону, сообщил ему, что вечером должен увидеться с герцогиней, и всячески уговаривал его присутствовать на этой встрече.

Дёйц хотел, чтобы маршала задержали одновременно с герцогиней; однако г-н де Бурмон принял решение покинуть Нант и, к счастью для себя, ничего не сказав о своих планах Дёйцу, уехал из города около пяти часов вечера, хотя болел в то время горячкой и, чтобы держаться на ногах, нуждался в дружеской руке.

Между тем власти приняли все необходимые меры, поскольку как раз в этот вечер предстояло арестовать герцогиню Беррийскую.

В назначенный час Дёйц был допущен к принцессе. На сей раз он был совершенно спокоен, и герцогиня не заметила в нем никакого волнения. В ходе их беседы в комнату вошел какой-то молодой человек и вручил герцогине письмо, в котором ей сообщали, что она предана.

Герцогиня передала письмо Дёйцу.

Негодяй настолько хорошо владел собой, что ни одна черточка в его лице не дрогнула, и он удалился, заверяя принцессу в своей преданности и верности.

Однако дом был оцеплен, и уличная дверь, затворившаяся за спиной Дёйца, тотчас же распахнулась снова, открывая проход для солдат во главе с комиссарами полиции, которые с пистолетами в руках бросились в дом.

Тем не менее дом был захвачен не настолько быстро, чтобы герцогине Беррийской, мадемуазель Стилит де Керсабьек, г-ну де Менару и г-ну Гибуру не хватило времени укрыться в их тайнике.

Когда жандармы ворвались в комнату, все четверо исчезли.

На первый взгляд казалось, что в доме никого нет, кроме сестер Дюгиньи, г-жи де Шаретт и мадемуазель Селесты де Керсабьек.

Господин Морис Дюваль тотчас же распорядился провести самый тщательный обыск дома.

Местом самых настойчивых поисков стала прежде всего комната, указанная Дёйцем как приемная герцогини.

В итоге никого так и не нашли, но, поскольку все были уверены, что герцогиня не покидала дом, было решено, что он будет занят солдатами до тех пор, пока ее не обнаружат.

В мансарде остались два жандарма; генерал Дермонкур, военный комендант города Нанта, его секретарь Рускони и префект, г-н Морис Дюваль, обосновались на втором этаже.

Герцогиня Беррийская и ее товарищи, отделенные от тех, кто их искал, простой перегородкой, незримо присутствовали на состоявшемся совете и с подлинным отчаянием услышали принятое решение.

Вскоре тайник заполнила невыносимая жара. Это двух жандармов, оставшихся караулить в комнате, начал одолевать холод и, пытаясь бороться с ним, они разожгли камин, пустив в ход пачки «Ежедневной», обнаруженные ими на маленьком столике возле окна.

Какое-то время узники все же держались; они дышали при помощи небольшого отверстия, к которому каждый из них поочередно прижимался губами; но в конце концов противостоять долее огню стало невозможно: от раскаленной докрасна чугунной доски он перекинулся на подол платья герцогини.

Мадемуазель Стилит де Керсабьек крикнула первой: — Мы выходим, уберите огонь!

Жандармы сильно удивились: им было непонятно, откуда доносится голос. Тем не менее, подчинившись приказу, они выгребли огонь из камина, и каминная доска, по которой ударил ногой г-н Гибур, распахнулась.

Еще несколько минут, и узники задохнулись бы.

Пока они покидали свое укрытие, переползая через обжигающий очаг, генерала Дермонкура известили о случившемся, и, когда он вошел в комнату, все четверо уже выбрались из тайника.

Герцогиня была одета в платье из зеленой шерстяной материи, которую называют неаполитанской; его подол, как мы уже говорили, полностью обгорел.

Поверх этого платья на ней был фартук из черного шелка. В карманах фартука и платья находилось тринадцать с половиной тысяч франков золотом, которые она поспешила отдать жандармам.

Ноги ее были обуты в плетеные домашние туфли.

Она провела в этом тайнике шестнадцать часов.

Увидев генерала, она бросилась к нему и воскликнула:

— Генерал, я вверяю себя вашей порядочности!

— Сударыня, — ответил генерал, — вы находитесь под охраной французской чести!

Через день, 8 ноября, герцогиня поднялась на борт небольшого военного брига «Капризница», находившегося под командованием капитана Молье.

Ее сопровождали г-н де Менар и мадемуазель де Керсабьек.

Все, чем принцесса владела, она несла в носовом платке.

О королева Мария Амелия, какие горькие слезы вам суждено будет пролить, когда вы узнаете, что, получив оскорбление от префекта, не снявшего в ее присутствии шляпу, ваша племянница, сноха Карла X, по настоянию которой ваш муж получил титул королевского высочества, была препровождена в крепость Блай, где ей готовился позор прилюдных родов.

Тем не менее у герцогини были и приятные минуты в крепости Блай, где она получала немало знаков преданности.

Из Женевы г-н де Шатобриан писал ей: