— Извольте, господин посол, — ответил Беарнец.

— Сир, — сказал посол, — я доставил ответ его католического величества.

“Вот как! — подумал Шико. — Если он доставил ответ, значит, были какие-то вопросы”.

— По поводу чего? — спросил Генрих.

— По поводу того, с чем вы обращались к нам в прошлом месяце, ваше величество.

— Знаете, я очень забывчив, — сказал Генрих. — Соблаговолите напомнить мне, о чем шла речь, господин посол.

— По поводу захватов, которые производят во Франции лотарингские принцы.

— Да, особенно по поводу захватов моего родственничка де Гиза. Отлично! Теперь вспоминаю. Продолжайте, господин посол, продолжайте.

— Ваше величество! — сказал испанец. — Хотя король, мой повелитель, и получил предложение заключить союз с Лотарингией, он счел бы союз с Наваррой более пристойным и, скажем прямо, более выгодным.

— Да, будем говорить прямо.

— Я буду вполне откровенен с вашим величеством, ибо намерения короля, моего повелителя, относительно вашего величества мне хорошо известны.

— Могу ли я их узнать?

— Сир, король, мой повелитель, ни в чем не откажет Наварре.

Шико припал ухом к гобелену, не преминув укусить себя за палец, чтобы проверить не спит ли он.

— Если мне ни в чем не отказывают, — сказал Генрих, — посмотрим, чего же я могу просить.

— Все, что угодно будет вашему величеству.

— Черт возьми!

— Пусть же ваше величество выскажется прямо и откровенно.

— Помилуй Бог, все, что угодно! Да я просто теряюсь.

— Его величество король Испанский хочет, чтобы его новый союзник был доволен. Доказательством послужит предложение, которое я уполномочен сделать вашему величеству.

— Я слушаю, — сказал Генрих.

— Король Французский относится к королеве Наваррской, как к заклятому врагу. Пороча ее имя, он тем самым отказывается признавать ее сестрой, это очевидно. Оскорбления, нанесенные ей французским королем… Прошу прощения у вашего величества за то, что затрагиваю эту щекотливую тему…

— Ничего, затрагивайте.

— …оскорбления эти нанесены были публично, что подтверждается их общеизвестностью.

Генрих сделал движение, словно желая опровергнуть слова посла.,

— Это общеизвестно, — продолжал испанец, — мы хорошо осведомлены. Итак, я повторяю: король Французский больше не признает госпожу Маргариту своей сестрой, раз он стремится опозорить ее, отдав приказ начальнику охраны остановить на глазах у всех ее носилки и обыскать их.

— Что вы хотите всем этим сказать, господин посол?

— Для вашего величества теперь легче всего отвергнуть как жену ту, которую родной брат отвергает как сестру.

Генрих бросил взгляд на занавес, за которым Шико, трепеща, с расширенными от изумления глазами, ожидал, к чему приведет столь витиеватое начало.

— Когда брак ваш будет расторгнут, — продолжал посол, — союз между королями Наваррским и Испанским…

Генрих поклонился.

— …союз этот, — продолжал посол, — можно уже считать заключенным, и вот каким образом: король Испанский отдает инфанту, свою дочь, в жены королю Наваррскому, а сам его величество женится на госпоже Екатерине Наваррской, сестре вашего величества.

Трепет удовлетворенной гордости прошел по всему телу Беарнца, дрожь ужаса охватила Шико: первый увидел, как на горизонте во всем блеске восходит солнце его счастливой судьбы, второй — как никнут и рассыпаются в прах скипетр и счастье дома Валуа.

Что касается испанца, невозмутимого, ледяного, то он не видел ничего, кроме инструкций, полученных от своего повелителя.

На мгновение воцарилась глубокая тишина, затем заговорил король Наваррский:

— Предложение, сделанное вами, господин посол, блистательно, и им оказана мне высокая честь.

— Его величество король Испанский, — поспешил добавить гордый посол, не сомневавшийся в том, что предложение будет восторженно принято, — намерен поставить вашему величеству только одно условие.

— А, условие? — сказал Генрих. — Что ж, это справедливо. В чем же оно состоит?

— Оказывая вашему величеству помощь в борьбе против лотарингских принцев, то есть открывая вашему величеству дорогу к престолу Франции, мой повелитель желал бы благодаря союзу с вами облегчить себе возможность сохранить Фландрию, в которую сейчас мертвой хваткой вцепился герцог Анжуйский. Вы, конечно, понимаете, ваше величество, что мой повелитель бескорыстно предпочел вас лотарингским принцам, ведь господа де Гизы, естественные его союзники как принцы католические, уже ведут борьбу во Фландрии против герцога Анжуйского. Так вот его условие, притом единственное; оно и разумно, и необременительно: его величество король Испанский вступит с вами благодаря двойному бракосочетанию в крепкий союз; он поможет вам… — тут посланник одно мгновение колебался, ища подходящее выражение, — стать преемником французского короля, вы же гарантируете ему Фландрию. Зная мудрость вашего величества, я считаю свою посланническую миссию благополучно завершенной.

За этими словами последовало молчание, еще более глубокое, чем раньше. Наверно, сам ангел смерти ожидал, пока мощно прозвучит ответ короля, прежде чем опустить свой меч туда или сюда, поразить Францию или Испанию.

Генрих Наваррский прошелся по своему кабинету.

— Итак, — сказал он наконец, — вот к чему сводится ответ, который вам поручено было мне передать?

— Так точно, ваше величество.

— И больше ничего?

— Больше ничего.

— В таком случае, — сказал Генрих, — я отказываюсь от предложения его величества короля Испанского.

— Вы отвергаете руку инфанты! — вскричал испанец словно ошеломленный болью от внезапно полученной раны.

— Честь высока, господин посол, — ответил Генрих, поднимая голову, — но я не могу считать, что она выше чести получить в жены дочь Франции.

— Да, но первый брак приблизил вас к могиле, ваше величество. Второй же приближает к престолу.

— Я знаю, что вы сулите мне блистательную, ни с чем не сравнимую удачу, но я не стану покупать ее ценою крови и унижения моих будущих подданных. Как я обнажил бы меч против короля Французского, моего зятя, ради испанцев, иноземцев! Как я остановлю победное шествие французского знамени, дабы башни Кастилии и львы Леона завершили то, что ими начато! Как я допущу, чтобы брат убивал брата, приведу иноземцев в свое отечество! Я просил у моего соседа, короля Испанского, помощи против господ де Гизов, смутьянов, стремящихся завладеть моим наследием, но не против герцога Анжуйского, моего зятя, не против короля Генриха Третьего, моего друга, не против моей жены, сестры короля, моего сюзерена. Вы говорите мне, что поможете Гизам, окажете им поддержку? Отлично. Я же брошу против них и против вас всех протестантов Германии и Франции. Король Испанский хочет вновь завладеть ускользающей от него Фландрией? Пусть он поступит так, как его отец, Карл Пятый: попросит у короля Французского свободного прохода через французские владения и явится во Фландрию требовать, чтобы ему возвратили звание первого гражданина города Гента, — я готов поручиться, что король Генрих Третий пропустит его так же честно, как это сделал в свое время король Франциск Первый. Я домогаюсь французского престола? Так, видимо, считает его католическое величество. Возможно. Но я не нуждаюсь в том, чтобы он помог мне завладеть этим престолом. Если он окажется свободным, я сам возьму его, вопреки всем величествам на свете. Прощайте же, господин посол, прощайте! Передайте брату моему Филиппу, что я благодарю его за сделанные мне предложения. Но я считал бы себя смертельно обиженным, если бы он, делая мне эти предложения, хоть одно мгновение мог подумать, что я буду способен принять их. Прощайте, господин посол!

Посол не мог прийти в себя от изумления. Он пробормотал:

— Будьте осмотрительны, ваше величество, доброе согласие между соседями может быть нарушено одним неосторожным словом.

— Господин посол, — продолжал Генрих, — запомните, что я вам скажу. Быть королем Наварры или вовсе не быть королем — для меня одно и то же. Венец мой так невесом, что я даже не замечу, если он упадет с моей головы. Впрочем, если бы до этого дошло — будьте покойны, — я бы постарался его удержать. Еще раз прощайте, передайте вашему повелителю, что честолюбие мое домогается большего, чем он мне посулил. Прощайте.