Майена нетрудно было узнать по широким плечам, дородной фигуре и бороде “ковшом”, по выражению д’Этуаля.

Поэтому сторонники Гизов шли за ним до ворот Лувра, там они подождали, пока он выйдет, чтобы проводить герцога до ворот его дворца.

Тщетно старался Мейнвиль избавиться от самых ревностных сторонников и говорил им:

— Умерьте свой пыл, друзья, умерьте свой пыл. Клянусь Богом, вы навлечете на нас подозрения.

Несмотря ни на что, когда герцог прибыл во дворец Сен-Дени, где он остановился, у него оказалось не менее двухсот или даже трехсот человек провожающих.

Таким образом, Эрнотону легко было следовать за герцогом будучи никем не замеченным.

В тот момент, когда герцог, входя во дворец, обернулся, чтобы ответить на приветствия толпы, Эрнотону показалось, что один из дворян, раскланивавшихся вместе с Майеном, — тот самый всадник, который сопровождал пажа или при котором состоял паж, пробравшийся с его, Эрнотона, помощью в Париж и проявивший столь поразительное любопытство ко всему, связанному с казнью Сальседа.

Почти в тот же миг, сейчас же после того, как Майен скрылся за воротами, сквозь толпу проехали конные носилки. К ним подошел Мейнвиль: раздвинулись занавески, и Эрнотону при лунном свете почудилось, что он узнает и своего пажа, и даму, которую он видел у Сент-Антуанских ворот.

Мейнвиль и дама обменялись несколькими словами, носилки исчезли в воротах дворца, Мейнвиль последовал за носилками, и ворота тотчас же закрылись.

Спустя минуту Мейнвиль показался на балконе, от имени герцога поблагодарил парижан и ввиду позднего времени предложил им разойтись по домам, дабы злонамеренные люди не истолковали их скопление по-своему.

После этого все удалились, за исключением десяти человек, вошедших во дворец вслед за герцогом.

Эрнотон, как и все прочие, удалился или, вернее, пока другие расходились, делал вид, что следует их примеру.

Десять оставшихся избранников были представителями Лиги, посланными к г-ну де Майену, чтобы поблагодарить его за приезд и одновременно убедить его, что он должен уговорить брата тоже приехать в Париж.

Дело в том, что эти достойные буржуа, с которыми мы свели беглое знакомство в тот самый вечер, когда Пулен скупал кирасы, — эти достойные буржуа, отнюдь не лишенные воображения, наметили во время прежних своих собраний немало планов; этим планам не хватало только одобрения и поддержки вождя, на которую можно было бы рассчитывать.

Бюсси-Леклер только что сообщил, что он обучил военному делу три монастыря и составил воинские отряды по пятьсот буржуа — то есть у него наготове около тысячи человек.

Лашапель-Марто провел работу среди чиновников, писцов и вообще всех служащих судебной палаты. Он мог предложить делу и людей совета, и людей действия: для совета у него были двести чиновников в мантиях, для прямых действий — двести пехотинцев в стеганых камзолах.

В распоряжении Бригара были торговцы с улицы Ломбард, завсегдатаи рынков и улицы Сен-Дени.

Крюсе, подобно Лашапелю-Марто, располагал судейскими и, кроме того, Парижским университетом.

Дельбар предлагал моряков и портовых рабочих, пятьсот человек — все народ весьма решительный.

У Лушара было пятьсот барышников и торговцев лошадьми — все заядлые католики.

Владелец мастерской оловянной посуды Полар и колбасник Жильбер представляли полторы тысячи мясников и колбасников города и предместий.

Мэтр Никола Пулен, приятель Шико, предлагал всех и вся.

Выслушав в четырех стенах своей звуконепроницаемой комнаты эти новости и предложения, герцог Майенский сказал:

— Меня радует, что силы Лиги столь внушительны, но я не вижу той цели, которую она, видимо, намерена передо мной поставить.

Мэтр Лашапель-Марто тотчас же приготовился произнести речь, состоящую из трех пунктов. Все знали, что он весьма велеречив. Маейн содрогнулся.

— Будем кратки, — сказал он.

Бюсси-Леклер не дал Марто заговорить.

— Так вот, — начал он. — Мы жаждем перемен. Сейчас мы сильнее противника и хотим осуществить эти перемены; кажется, я говорю кратко, ясно и определенно.

— Но что вы намерены делать, чтобы добиться перемен? — спросил Майен.

— Я полагаю, — сказал Бюсси-Леклер с откровенностью, которая в человеке столь низкого происхождения могла показаться дерзостной, — я полагаю, что раз мысль о нашем Союзе исходила от наших вождей, то они, а не мы должны указать цель.

— Господа, — ответил Майен, — вы абсолютно правы: цель должна быть указана теми, кто имеет честь быть вашими вождями. Но потому-то я и повторяю вам, что лишь полководец может решать, когда именно он даст бой. Даже если он видит, что его войска построены в боевой порядок, хорошо вооружены и проникнуты воинским духом, — сигнал к нападению он даст только тогда, когда сочтет нужным.

— Но все же, ваше высочество, — вмешался Крюсе, — Лига не хочет больше ждать, мы уже имели честь заявить вам об этом.

— Не хочет ждать чего, господин Крюсе? — спросил Майен.

— Достижения цели.

— Какой цели?

— Нашей; у нас тоже есть свой план.

— Тогда дело другое, — сказал Майен. — Если у вас есть свой план, я не стану возражать.

— Так точно, ваше высочество, но можем ли мы рассчитывать на вашу поддержку?

— Без сомнения, если план этот подойдет моему брату и мне.

— Весьма вероятно, господин герцог, что вы его одобрите.

— Посмотрим, в чем же он состоит.

Лигисты переглянулись, двое или трое из них дали Лашапелю-Марто знак говорить.

Лашапель-Марто выступил вперед, словно испрашивая у герцога разрешения взять слово.

— Говорите, — сказал герцог.

— Так вот, ваше высочество, — сказал Марго. — Придумали его мы — Леклер, Крюсе и я. Он тщательно обдуман и, вероятно, обеспечит нам полный успех.

— Ближе к делу, господин Марго, ближе к делу.

— В городе имеется ряд пунктов, связывающих воедино все вооруженные силы города: это Большой и Малый Шатле, дворец Тампля, ратуша, Арсенал и Лувр.

— Правильно, — согласился герцог.

— Все эти пункты обороняют постоянные гарнизоны, но с ними нетрудно будет справиться, так как они не ожидают внезапного нападения.

— Согласен и с этим, — сказал герцог.

— Кроме того, город защищает начальник ночной стражи со своими стрелками. Обходя город, они-то и осуществляют в находящихся под угрозой нападения местах подлинную защиту Парижа. Вот что мы придумали: захватить начальника ночной стражи у него на дому — он проживает в Кутюр Сент-Катрин. Это можно сделать без шума, так как место это удаленное от центра и малолюдное.

Майен покачал головой:

— Каким бы удаленным от центра и малолюдным оно ни было, нельзя взломать прочную дверь и сделать выстрелов двадцать из аркебуз совсем без шума.

— Мы предвидели это возражение, ваше высочество, — сказал Марго. — Один из стрелков ночной стражи — наш человек. Среди ночи мы постучим в дверь — нас будет только два-три человека: стрелок откроет и пойдет к начальнику доложить, что тот должен явиться к его величеству. В этом нет ничего необычного: приблизительно раз в месяц король вызывает к себе этого офицера, чтобы выслушать его донесения и дать ему те или иные поручения. Когда дверь будет открыта, мы впустим десять человек моряков, живущих в квартале Сен-Поль, и они покончат с начальником ночной стражи.

— То есть прирежут его?

— Так точно, ваше высочество. Таким образом оборона противника в самом начале окажется расстроенной. Правда, трусливая часть горожан и политиканы могут выдвинуть других должностных лиц и чиновников — господина председателя, господина д’О, господина де Шиверни, господина прокурора Лагеля. Что ж, мы и их схватим у них на дому в тот же час. Варфоломеевская ночь научила нас, как это делается, и с ними будет то же, что с начальником ночной стражи.

— Ого! — произнес герцог, находивший, что дело это не шуточное.

— Тем самым мы получим замечательную возможность напасть на политиканов — мы их знаем наперечет в каждом квартале — и покончить сразу со всеми ересиархами — и религиозными, и политическими.