Она пришпорила коня, а тот и сам, чуя грозную опасность, делал отчаянные усилия, чтобы избегнуть гибели.
Между тем вода все надвигалась и надвигалась, и стало ясно — через каких-нибудь десять минут она захлестнет путников.
Анри поминутно останавливался, поджидал своих спутников и кричал им:
— Ради Бога, сударыня, скорей, вода гонится за нами, она уже совсем близко, вот она!
Действительно, вода уже настигала их, пенистая, бушующая, она словно перышко смела домик, где Реми нашел убежище для своей госпожи, как соломинку подхватила лодку, привязанную к иве на берегу реки, и, величественная, могучая, свиваясь и развиваясь, подобно неудержимо скользящей вперед исполинской змее, зловещей громадой надвигалась на Реми и незнакомку.
Анри закричал от ужаса и кинулся к воде, словно желал сразиться с ней.
— Неужто вы не видите, что погибли? — в отчаянии завопил он. — Сударыня, еще есть время, сядьте вместе со мной на мою лошадь!
— Нет, сударь! — ответила она.
— Еще минута, и будет поздно. Оглянитесь, оглянитесь!
Дама оглянулась — вода была уже в каких-нибудь пятидесяти шагах от них.
— Да свершится мой удел! — сказала она. — А вы, сударь, спасайтесь, бегите отсюда.
Лошадь Реми в полном изнеможении рухнула на передние ноги, и все усилия седока заставить ее подняться оказались напрасны.
— Спасите мою госпожу! Спасите даже против ее воли! — закричал Реми.
В ту же минуту, пока он старался высвободить ноги из стремян, масса воды, словно каменная глыба, обрушилась на голову верного слуги.
Увидев это, его госпожа издала душераздирающий вопль и соскочила со своего коня, решив умереть вместе с Реми.
Но Анри, разгадавший ее намерение, тоже мгновенно спешился; правой рукой он обхватил ее стан, снова вскочил со своей ношей в седло и стрелой помчался вперед.
— Реми! Реми! — кричала дама, простирая к нему руки. — Реми!
Ей ответил чей-то крик. Это Реми вынырнул на поверхность и с той несокрушимой, хотя и безумной надеждой, которая до конца не оставляет погибающего, плыл, ухватившись за бревно.
Мимо Реми проплыла его лошадь, с отчаянием загребая передними ногами; вода уже покрывала лошадь его госпожи, а всего шагах в двадцати от воды Анри со своей спутницей уже мчались на обезумевшем от ужаса коне.
Реми уже не сожалел о своей жизни — ведь, умирая, он надеялся, что та, что была для него всем на свете, будет спасена.
— Прощайте, сударыня, прощайте! — крикнул он. — Я ухожу первый и передам тому, кто ждет нас обоих, что вы живете единственно ради…
Он не успел договорить: его настигла и погребла под собой огромная волна, разбившаяся уже у самых ног лошади Анри.
— Реми! Реми! — простонала дама. — Реми, я хочу умереть с тобой! Сударь, позвольте мне спешиться. Клянусь Богом животворящим, я так хочу!
Она произнесла эти слова так решительно, с такой неукротимой властностью, что молодой человек разжал руки и помог ей сойти, говоря:
— Хорошо, сударыня. Мы умрем здесь все трое. Благодарю вас за то, что вы даруете мне эту радость, на которую я не смел надеяться.
Пока он с трудом сдерживал лошадь, другая огромная волна настигла его, но самозабвенная любовь Анри была такова, что ему удалось, несмотря на ярость стихии, удержать подле себя молодую женщину, соскочившую с лошади.
Он крепко сжимал ее руку, волна за волной обрушивались на них, и несколько секунд они носились по бурным водам среди обломков.
Изумительно было хладнокровие молодого человека, столь юного и столь преданного. По пояс в воде, он одной рукой поддерживал Диану, а коленями пытался направлять лошадь, употребляя последние усилия, которые она старалась делать для своего спасения.
Это был момент напряженнейшей борьбы — дама, поддерживаемая правой рукой Анри, еще могла держать голову над водой, а левой рукой Анри отметал в сторону плавающие куски дерева или трупы: ведь от любого удара конь его мог быть раздавлен или пошел бы ко дну.
Вдруг у одного из мертвецов вырвался крик или, вернее, вздох:
— Прощайте, сударыня, прощайте!
— Клянусь Небом! — воскликнул молодой человек. — Это Реми! Что ж, я и тебя спасу!
И, не думая о том, как губительна всякая излишняя тяжесть, он схватил Реми за рукав, притянул его к левому бедру и дал ему глотнуть воздуха.
Но тут лошадь, вконец обессиленная тройным бременем, погрузилась в волны по шею, затем — по глаза и спустя мгновение ушла под воду.
— Гибель неминуема! — прошептал Анри. — Господи, прими мою жизнь, она была чиста. А вы, сударыня, — прибавил он, — примите мою душу, она принадлежала вам!
В эту минуту он почувствовал, что Реми выскользнул из-под его руки. Уверенный, что отныне всякая борьба бесполезна, молодой человек даже не попытался удержать его.
Единственной его заботой теперь было поддерживать незнакомку над водой, чтобы она, во всяком случае, погибла последней и чтобы он мог сказать самому себе в свой последний миг, что он сделал все возможное, чтобы отнять ее у смерти.
Он уже сосредоточился на мысли о смерти, как вдруг рядом с ним раздался радостный возглас.
Он обернулся и увидел, что Реми добрался до какой-то лодки.
Это была лодка, находившаяся вблизи домика, которую, как мы уже видели, подняла вода. Вода же и увлекла ее, а Реми, собравшийся с силами благодаря помощи, полученной от Анри, увидел, что она плывет совсем рядом с ними, отделился от Анри и своей госпожи и, задыхаясь, в два рывка очутился возле нее.
Весла были привязаны к лодке, на дне лежал багор.
Реми протянул молодому человеку багор; тот схватил его и, по-прежнему поддерживая одной рукой даму, увлек ее за собой. Затем он приподнял ее и передал Реми и наконец, схватившись за борт, сам вскочил в лодку.
Первые проблески зари осветили необъятную, залитую водой равнину и лодку, подобно жалкой скорлупе плывшую в этом усеянном обломками океане.
Левее лодки, шагах в двухстах от нее, виднелся невысокий холм; со всех сторон окруженный водой, он казался островком. Анри взялся за весла и стал грести, направляя лодку к холму, куда вдобавок их несло течение.
Реми орудовал багром. Стоя на носу, он отталкивал доски и бревна, о которые лодка могла разбиться. Благодаря силе Анри и ловкости Реми лодка вскоре причалила к холму.
Реми выпрыгнул и, схватив цепь, притянул лодку к себе.
Анри подошел к незнакомке, чтобы перенести ее на руках, но она жестом отстранила его и сама выпрыгнула из лодки на берег.
Анри печально вздохнул. У него мелькнула мысль снова броситься в пучину и умереть на глазах у возлюбленной. Но необоримое чувство приковывало его к жизни, пока он видел эту женщину. Ведь он так долго и так тщетно жаждал ее присутствия!
Он вытащил лодку на берег и, бледный как смерть, уселся неподалеку от Реми и незнакомки. С его одежды лилась вода, но он страдал больше, чем если бы истекал кровью.
Они избежали непосредственной опасности — наводнения: как бы высоко ни поднялась вода, верхушку холма она залить не могла. Теперь они могли созерцать бушующую вокруг них стихию: только Божий гнев грознее ее ярости. Анри не отрывал взгляда от катившихся мимо него волн, уносивших трупы французских солдат, их оружие, лошадей.
Реми ощущал сильную боль в плече: какое-то бревно ударило его в ту минуту, когда лошадь под ним погрузилась в пучину.
Спутница его была невредима и страдала только от холода. Анри отвратил от нее все бедствия, какие в силах был отвратить. Молодая женщина первая встала на ноги и сообщила своим спутникам, что на западе сквозь туман поблескивают огни. Можно не сомневаться в том, что огни эти горели на какой-то недоступной наводнению возвышенности. Насколько можно было судить в холодных сумерках утра, огни эти горели на расстоянии одного лье от путников.
Реми прошел по гребню холма в направлении огней и, вернувшись, сообщил, что, по его предположению, футах в тысяче от места, где они сделали привал, начинается нечто вроде насыпи, прямиком ведущей к этим огням. О насыпи или, во всяком случае, о дороге Реми подумал потому, что он увидел двойной ряд деревьев, прямой и ровный.