— О, вот и ты!

Гест остановился, словно наткнулся на стену.

— Я завалил лося, — продолжал Флавий. — Тут недалеко, в овраге. Идем разделаем его. Добыча пополам.

— Это твоя добыча, — сказал Гест. — Повезло. У меня — вот, — он дотронулся до связки куропаток у пояса.

— А что мне делать с этой добычей? Один всё равно не унесу.

Гест ощупал Флавия беспокойным взглядом, отыскивая, за что бы зацепиться. Вздохнул — глубоко, словно набирал воздуха перед прыжком.

— Идем.

Они шли след в след, Флавий впереди. Снова повалил снег. Огромные хлопья падали с серого неба, и в нем прояснялась синева.

— Мы так и не выяснили, кто лучше бегает, — сказал Флавий.

— А нужно выяснять? — откликнулся Гест. — Конечно, я.

— Это еще неизвестно. — Флавий старался говорить как можно бодрее.

— Так проверим. Мы пока не уезжаем. Да и ты тоже, верно? — В голосе Геста слышались и напряжение, и улыбка.

Они вышли на просторную поляну, отгороженную от лесной чащи оврагом и густым кустарником. Флавий широко обвел поляну рукой, так, что нельзя было понять, где он лежит, тот лось. Гест встал рядом.

— А знаешь, я ведь подозревал тебя, — сказал Флавий. — Думал, ты меня ловишь. Помнишь, вы с колдуном боролись под водой, а потом у тебя кровило ухо? Я решил, что колдун сорвал и утопил Ансельмову сережку, твой переговорный амулет. Поэтому ты не смог вызвать подкрепление и бежал. Впрочем, это, конечно, глупость. Мне всюду чудятся шпионы. Но на твоих руках не осталось и следа от ожогов. И ухо было целое уже через девять дней.

Флавий опустил руку на рукоять меча. У Геста только нож на поясе, втрое короче, и бесполезный без стрел охотничий лук.

Какая все-таки простодушная физиономия у парня! Бледнеет на глазах, но не пытается юлить. Кажется, совсем не способен на хитрость.

— А потом, у Гисли, ты убежал и сразу привел подмогу. Совпадение? Но я решил, что ты вызвал Кьяртана, еще когда спустился в погреб. И велел ждать, пока я не запру Фрости и его людей. Я ведь не ошибся, верно?

— Где они? — спросил Гест посеревшими губами. Взгляд его метался, ища стрелков в засаде. Гест не пытался бежать, чем еще больше себя выдал. Напуганный мальчишка из местных пустился бы наутек — и словил бы стрелу меж лопаток. Или звал бы на помощь — и получил бы стрелу в грудь. Но этот, как видно, понимал, что к чему.

Флавий свистнул. Двое воинов Растуса вышли из-за кустов за спиной Геста, двое других показались со стороны оврага. Каждый держал лук с наложенной на тетиву стрелой.

— Отдай мне сережку, — сказал Флавий.

Гест приподнял меховую шапочку над ушами, показывая, что сережки нет.

Флавий усмехнулся:

— Не глупи. Ты знал, что может тебя выдать. Где она?

Гест медлил, и на лице его ясно читалась тоска. Наконец он сунул руку за пазуху, повозился и протянул Флавию на ладони золотую сережку с жемчужиной — видимо, она была приколота к рубахе изнутри.

Флавий взял амулет нобилей Ансельма, коснувшись холодной вялой руки. Он искренне жалел беднягу. Вот Кьяртан бы так просто не попался. Зачем Ансельм тащил с собой мальчишку?

— Расскажешь, что знаешь, — и Растус тебя пощадит, — утешал он Геста, когда тому вязали руки за спиной. — Растус великодушен. А меня не вини.

Геста толкнули в спину.

— Ничего личного, — сказал он Флавию. Глаза у него от испуга стали совсем круглые, губы кривились, только что не тряслись, и голос прозвучал хрипло.

Флавий подумал, что мальчишка уже, в сущности, готов. Чуть поднажать — и выложит все, что надо. Даже забавно, что Растуса он боится гораздо сильнее, чем колдунов и разбойников.

Вот теперь можно ехать к Растусу. В общем и целом Флавий был доволен своим отдыхом.

К Растусу ехали верхами через лес, местами совсем без дороги. Несколько раз приходилось спешиваться. И всё же добрались довольно быстро. Еще и солнце не зашло, когда лес отступил, и с невысокого холма Флавий увидел заснеженный луг, а за ним полосу кустов и белую ленту реки. На лугу стоял дом — длинный, с крышей до земли, похожий на огромный сугроб.

От провожатых Флавий узнал, что дом был пуст, когда его занял Растус. Почему — кто знает? Здесь многие бросали хозяйство и уходили под крылышко к лагману: в суровом Скогаре в одиночку трудно.

Флавий велел подержать пока Геста где-нибудь взаперти и пошел к дому.

Тяжелая разбухшая дверь отворялась внутрь. Здесь было не так уютно, как у Гисли. Единое пространство, ничем не перегороженное. Балки крыши изогнуты, как ребра. Кажется, ты не в доме, а внутри великаньего скелета, обшитого деревом. И запах нежилой: пахнет гнилой сыростью, горьким чадом, лежалой соломой. От трех очагов — дым и красноватый свет. Либертины теснятся у огня, как у костров в лесу. Не военный отряд, а сборище дикарей.

Пока Флавий оглядывался, подошла Магда. Она разрумянилась, глаза блестели — словно и не хандрила все эти недели. У нее даже походка изменилась — шла по зловонному, давно брошенному хозяевами дому как по дворцу.

— Наконец-то всё как надо!

— Вот как? — спросил Флавий. — Что происходит?

— Скоро узнаешь. Идем к патрону.

Растус сидел в обществе Маркуса у среднего очага. Не в высоком кресле, по обычаю здешних хозяев, а по-простому, на лавке за сосновым столом. Хотя и кресло здесь было — оголенное, без шкур. Доски сидения покоробились и потемнели, на них и присесть было страшно — схватишь занозу. На сидении стоял глиняный кувшин. На столе ему места не нашлось: там расстелили большой кусок пергамента — Флавий решил, что это карта здешних мест. По трем углам пергамента стояли кружки, четвертый придерживала меховая шапка.

Растус склонился над картой, всматриваясь в линии и закорючки. За время шатаний по лесу он зарос бородой, исхудал, но еще больше помолодел — каждая жилка натянута и звенит. Заметил Флавия краем глаза, кивнул:

— Есть что важное?

Флавий коротко рассказал о том, что делал у лагмана, доложил о шпионе и передал сережку. Растус взял ее осторожно, как букашку, которую жаль раздавить, рассмотрел и убрал в кошель на поясе.

— Отлично. Скоро закончим, и покажешь своего шпиона.

Магда повела Флавия отдыхать, усадила за стол и поставила перед ним деревянную доску с половиной жареной куропатки, обсыпанной дорожными сухарями. Этими сухарями, пропитанными оливковым маслом и натертыми пряностями, либертины запаслись еще в Ольми. Флавий рвал зубами жесткое, пропитанное дымом мясо, запивал кипяченой водой и унывал. Что, теперь так и питаться? У Гисли либертины тоже охотились, но там были и овсяные лепешки, и сыры, и кислое молоко, и соленые грибы, и пиво.

Пока Флавий ел, Магда говорила, возбужденно блестя глазами:

— Силы хватит на множество амулетов. Растус брал то, что разлито в воздухе. Со старых капищ, с жертвенных камней, из священных рощ. А представляешь, сколько еще можно собрать? Когда мы вернемся в Ольми, Растус будет раздавать благословение от своего имени, даже не споря со жрецами. Мы сами создадим всё, чем император вооружает свои войска. Ты понимаешь? Свое королевство, где все подданные до одного — нобили! И бог Солнца за нас. Десяток лет — и империя упадет к ногам.

«Солнце ли за нас?» — думал Флавий, вспоминая давний разговор с патроном. Арзран — колдун, он задержался в мире живых из-за ворованной силы. Если он и связан с богами, то больше со здешними. Когда-то здесь хотели сделать богиню из смертной женщины. Растус думает повторить опыт? Создаст божество из мертвого колдуна? Сам станет божеством? Всё это попахивало безумием.

Услыхав, что его зовут к Растусу, Флавий выскочил из-за стола и наткнулся на Скъегги — тот, похоже, специально его поджидал.

В одежде скогарского бонда колдун смотрелся еще более дико , чем в своих шкурах. Как есть медведь, обряженный в рубаху, безрукавку и длинные штаны и опоенный брагой. Он загородил Флавию дорогу и раскатисто засмеялся:

— А, половинник! Добро пожаловать! А это твоя женщина-мужчина? Я-то не пойму, кого она мне напоминает! Тебя, мужчину-женщину! Вот уж правда две половинки целого! Берегись, половинник, и бабу свою береги!