Он дернулся бежать, хотя понимал, что бежать некуда, разве что выскочить на открытое поле перед калиткой.

— Погодите! — позвала Рената. — Надо поговорить.

— Что? — Флавий совсем растерялся. — О чем?

Маркус предлагал попросить помощи у Ренаты. Что ж, вот и она, а Флавий дрожит, как заяц. Надо собраться с силами. Где его манеры? Надо склониться перед госпожой.

От поклона потемнело в глазах, и голова пошла кругом. Рената молчала, опустив глаза. Она как будто смутилась.

— Спасибо за Уирку, — наконец сказала она.

— Не за что. Я ни при чем.

— Разве вы не помогали ей? Разве не вы убедили Растуса вернуть ее нам?

«Интересно, с чего она это взяла? — подумал Флавий. — Неужели Уирка рассказала? Ну, может, ей я и правда показался спасителем».

— Как она?

— Жива.

«Это я понял», — подумал Флавий и сам удивился своему раздражению. Он присматривался к кустам за спиной Ренаты, прислушивался — нет, никого. Ждут? Или она правда одна? В чем тогда подвох? Или нет никакого подвоха?

Куда она шла — в усадьбу? Следить за людьми лагмана? Или Ансельм со своими всё же перебрался в усадьбу? Спрашивать об этом напрямую, конечно, не стоит.

— Ну и хорошо, — он изобразил улыбку. — С вашей кузиной сложно. Я понимаю, как вы мучились, пока она росла.

— Да он еще не выросла.

Ответная улыбка тронула губы Ренаты. Флавий пропустил смешок, и она рассмеялась тоже, коротко и сухо, будто кашляла. И тотчас себя оборвала. Уставилась на него в упор своим честным взглядом — будто сверло воткнула.

— Я знаю, как вам тяжело.

Флавий едва сдержался, чтобы не прервать ее какой-нибудь колкостью. Рената, должно быть, поняла, что допустила бестактность, и поправилась:

— То есть не знаю, конечно. Я только читала о нексумах. Странно, что именно вы… Что вы способны на вечную любовь.

«Ого! Слышишь, Магда? У нас вечная любовь. Вот как это называется! Представляешь?»

— Я понимаю, как это чудовищно — когда чужая душа тянет в могилу, — не унималась Рената.

«Ох, откуда она знает?»

— Да, именно тянет, — сказал Флавий. — То самое слово.

Рената волновалась все больше и больше: вся так и вытянулась в струнку, Флавию даже показалось, что она вибрирует. Голос ее звенел:

— Должно быть, и Магде плохо. Ей будет легче, если вы успокоитесь.

«Слышишь, Магда? Ты меня чувствуешь? Если бы ты могла хоть что-то чувствовать, ты не оставила бы меня… Одного».

Теперь Флавий по-настоящему разозлился. Зачем эта дура к нему лезет? Любовь, вечность… Он ей покажет любовь.

Он как мог смягчил взгляд. Только не кокетство — оно все погубит. С Ренатой подойдет — что? Нежная грусть.

— Знаете, я ведь… Я хочу забыть все, что связано с Магдой. Рената… Вы поможете мне — забыть?

Он коснулся ее локтя, и она отстранилась, чуть ли не отпрыгнула. Тогда он покаянно опустил глаза. «Сквозь глину сочится вода… Высокое небо, как же здесь грязно! Так. Где я? А…» Флавий посмотрел на свою руку — грязная, с обломанными черными ногтями. Такой только к домнам прикасаться…

— Вы вызвали меня на откровенность, — продолжал он, собравшись с мыслями и поднимая на Ренату молящий взгляд. — Вы единственная заговорили со мной о моей боли, — и теперь убегаете?

Рената кусала губы, выкатывала свои настырные гляделки. Смешная: сама заварила варево — и сама же испугалась. Наконец заговорила — изменившимся, низким голосом:

— Если бы я могла вам хоть что-то посоветовать… Но я…

— Мне легче уже от того, что можно выговориться. Рассказать тому, кто готов слушать.

Так, а теперь нужно закругляться. Он не в той форме, чтобы долго играть. Получил признание — и для первого раза хватит.

— Я не держу вас — не имею права. Спасибо за разговор, мне еще привыкать к тому, что я кому-то ну… небезразличен.

Здесь Флавий позволил себе ласкающий тоскливый взгляд из тех, какими пользовался редко, справедливо считая их практически неотразимым оружием . Рената пошатнулась, чуть не угодила сапожком в ручей — попал! — и посмотрела так, словно ей больно.

— Идем со мной? И я, и кузина — мы за вас… Будем просить за вас. Вас примут.

— Ансельму сейчас не нужен пленник, — сказал Флавий. — Лишняя обуза.

Она замотала головой.

— Не обуза. Нет! Пойдем!.. Что сделать, чтобы ты поверил?

— Вам я верю, госпожа, — Флавий снова поклонился — и прикрыл глаза, справляясь с головокружением. — И кузине вашей верю. И знаю, что Ансельм человек чести. Именно честь и обяжет его судить меня как преступника. Вот если я сделаю что-то для вас… Что-то, что позволит забыть о моем прошлом. Я ушел от Растуса, но этого мало.

— О! От вас сейчас нельзя требовать подвигов. Вам самому нужна помощь. Послушайте! Неужели вы вот так уйдете? Я могу вам помочь. Я хочу помочь. Я должна. Давайте увидимся завтра утром. Я что-нибудь придумаю.

— Хорошо, — сказал он. — Только поклянитесь, госпожа Рената, что ничего не расскажете обо мне Ансельму.

— Если хочешь… если тебя это успокоит… Клянусь.

Она перешла на «ты», ничуть не смутившись. Должно быть, давала понять, что берет его судьбу в свои руки. Флавий предпочел не заметить этого перехода.

— Тогда до встречи на рассвете, госпожа. Здесь же, в овраге, только ближе к лесу. Мне будет спокойнее.

Она посторонилась, давая ему пройти. Флавий ухватил ладонью ее предплечье — жест приветствия у имперских нобилей. Румянец расцвел на щеках Ренаты, сочные губы приоткрылись, черные глаза распахнулись во всю ширь. Флавий сжал ладонь, отпустил — и пошел вперед, чувствуя на затылке ее взгляд. Или это только казалось? Проверять он не стал.

Какая, однако, удивительная сила в чужом восхищении! Он больше не чувствовал себя изгнанником, уродом, сухой веткой. Ожить не ожил, но повеселел и внутренне согрелся.

Надо подумать, чем полезна Рената. А вдруг она и правда согласится на кор нексум?

От этой мысли он похолодел.

С одной стороны, вот она — помощь. Вот он, новый нексум. Хорошенькая женщина из хорошей семьи. Такую приятно иметь. Ему позавидуют даже столичные нобили. И Ансельм — неужели не пощадит нексума своей племянницы? Вот только у Ренаты такой характер, что это она будет иметь Флавия. Ну и пусть. Ничего другого, похоже, не остается. Причинить себе новую любовь. Заменить мертвого нексума живым, укрепиться в этом мире, уязвить Магду, плюнуть в лицо судьбе. И провести остаток жизни под каблуком вздорной дамочки.

Что ж, завтра при встрече с Ренатой он будет готовить почву.

Жаль, что нет Маркуса, но можно попробовать провести обряд и без жреца. Маркус объяснял, как.

Размышляя так, он опустился рядом с ручьем, прямо на раскисшую землю. Рената его уже не видит, поэтому можно отдохнуть. Он так устал… устал держаться, притворяться нормальным, говорить, думать. Он лежал щекой в глине, смотрел на искрящуюся под солнцем воду, щурился — и совсем ничего не чувствовал, даже тоски по Магде. Какое-то отупение сошло на него, парализовало разум и душу. Не скоро он нашел в себе силы подняться и идти дальше.

В лесу он устроился на лапнике у костра и проспал до ночи. Сон его немного взбодрил, к нему вернулась способность соображать.

Флавий проверил запас Крови Солнца. Должно хватить. Он положил на одеяло рядом с собой браслеты-змейки. В свете костра маленькие золотые обручи казались тусклыми, почти невидимыми. Флавий смотрел на них и думал об опыте, на который, наверное, еще никто в империи не решался. Получится ли? И согласится ли Рената? Ему еще предстоит поунижаться, прежде чем она примет его в рабы.

— Ты мое спасение, — шептал он. — Ты моя надежда, Рената!

Ренату потрясла встреча с Флавием.

Он сейчас по-настоящему уязвим, и его пора брать в хорошие руки. Она будет бороться за него до конца.

После схватки с невидимками Ансельм и его люди переселились к лагману, и теперь усадьбу держало в осаде неведомое колдовство. Все боялись невидимок. Ансельм посылал своих нобилей на разведку в лес. В их числе была и Рената. С Флавием ее свело чудо, не иначе. Если она его сейчас упустит, его не спасти. Потому что Флавий нужен только ей.