Все угомонились. Сегестус ушел в комнату к Уирке, Кьяртан лег на лавку у входа, а дядя — на низкое широкое ложе на деревянном настиле у очага.

Секстус, Като и двое простых воинов ушли в ночной дозор, а пятеро воинов, вернувшихся из дозора, расположились у очага вповалку напротив дядиного ложа.

Рената откуда-то знала, что в комнате бьется еще одно сердце, дышит еще одно дыхание. Но этого человека она увидеть не могла, как ни старалась. И поднять тревогу тоже не могла. Она знала, что не докажет остальным свою правоту. И совсем не была уверена, что права. Просто, должно быть, лес наконец-то пришел за ее разумом.

Она опустила занавеску — так, чтобы не осталось ни щелочки. Если не получится заснуть, она потерпит до утра, а утром станет легче. Утром они пойдут через лес к Озеру Ста Рукавов. Будут двигаться, а не сидеть на одном месте. И тогда лесу станет сложнее одолеть Ренату.

За занавеской кто-то взревел медведем, послышался стук, скрип половиц, как если бы на пол свалилось тяжелое тело.

Ренату смело с кровати и вынесло из ниши раньше, чем она успела о чем-то подумать.

В красноватом свете от очага на деревянном настиле лежал дядя — ничком, прижимая к полу что-то крупное. Рената не могла понять, что, и только когда дядя перекатился на спину, увидела, что в руках его, сжатых так, что вздулись вены и побелели пальцы, ничего нет.

— Воды! — крикнул дядя, задыхаясь. — Несите воду! Лейте на эту тварь!

Рената в два прыжка оказалась у стола, схватила кувшин с водой.

Комната ожила, наполнилась движением. Воины, спавшие по другую сторону от очага, вскочили на ноги. Кьяртан сел на лавке и спустил ноги вниз. Из комнаты Уирки выглянул Сегестус.

Вены на дядиной шее вздулись от напряжения, лицо покраснело. Он хрипел:

— Воду! Золу! Быстро!

Рената выплеснула на него воду из кувшина. Струи не достали до дяди — разбились немного выше, словно о стеклянный купол. Вода, стекая, обозначила как будто очертания человеческого тела: приподнятые плечи, голова… Невидимка?

У края очага зола остыла и побелела. Рената зачерпнула ее кувшином и перевернула его над мокрым стеклянистым куполом. Зола рассыпалась, отчетливо обрисовав спину и часть затылка. Человек. Невидимый. Похоже, в куртке или плаще с капюшоном. Не очень крупный, но сумасшедшей силы — раз уж и дядя с ним не справляется.

Дядя ослабил хватку, и невидимка вывернулся, покатился по полу, вскочил на четвереньки. Его движения Рената отследила по тем частям тела, куда налипла зола, и по мокрым следам.

Невидимка сбил с ног Кьяртана, заступившего ему проход, отшвырнул Сегестуса от двери, распахнул ее и выскочил в сени.

Рената помогла дяде подняться. Она слышала скрип наружной двери и призывный крик. Невидимка звал на помощь. Сколько же этих тварей? Кто еще может появиться из этих лесов?

Дядю она таким еще не видела. Растрепанный, красный, свирепый. Чудесный амулет Хеймо выпростался из ворота рубашки и болтался у него на груди. Встав на ноги, дядя едва не уронил Ренату. Отдернул тюфяк в изголовье своего ложа, взревел и рванулся к двери — как был, полуодетый. Рената посмотрела на ложе — так и есть, мешочек с черным кинжалом и камнем — хранилищем силы исчез.

Кьяртан еле успел откатиться с дядиной дороги. Приподнялся на локте и некоторое время таращился на дверь, потом тряхнул головой, словно разгоняя морок, и вскочил на ноги.

Воины поспешно облачались в кольчуги. Рената влезла в свой доспех из легких, усиленных магией стальных пластин. Кьяртан помог ей, одновременно пытаясь одеться и сам.

С луком за плечами и мечом у пояса Рената вылетела из дома впереди всех, на ходу прилаживая на голову шлем, и чуть не растянулась на подтаявшем снегу. Сзади нее дверь ударилась о стену, Кьяртан с прочими воинами вывалились из проема, мешая друг другу.

В кромешной тьме не было видно даже соседних строений. Из этой тьмы крикнул дядя:

— Назад! Все в дом!

Тут же две стрелы воткнулись в стену рядом со входом. По тому, как глубоко они вошли в трухлявую древесину, Рената поняла, что стрелки совсем близко. Они что, видят в темноте?

Кьяртан схватил ее за плечи, развернул и, прикрывая собой, утолкал в сени.

— Сиди! — велел он.

Рената оттолкнула Кьяртана. Он что, забыл? — стрелы не пробивают ее доспех.

— Сиди! — сказал он снова, громче и нетерпеливей. — Ты видела, какая у него силища? Это не люди.

В полной темноте она слышала его тяжелое дыхание. Он, похоже, сильно испугался.

— Я не оставлю дядю, — сказала она.

— А что ты сделаешь? Станешь стрелять? В ночь как в монету? Они же невидимые. Дядя твой неуязвим для оружия. И с ним его воины. И я. Сиди. Запри дверь, открывай только знакомым.

И он выскочил из сеней.

Рената хотела было идти за ним — но услышала дядин крик. Не крик о помощи, а отчаянный вой зверя, упустившего добычу. Дверь тут же распахнулась. Рената приготовилась дать отпор, но в сени ввалились дядины воины. Они буквально внесли Ренату в горницу, горланя то-то неразборчивое, волнуясь и перебивая друг друга.

Одного из воинов усадили на лавку, и он привалился плечом к стене, неловко скособочившись. Рената увидела, что из шеи у него торчит стрела.

Кто-то подкинул дров в очаг, и сразу стало светлее. Снова вышел из комнаты Уирки Сегестус. Осмотрел раненого и сказал Ренате:

— Согрей воды, госпожа.

Рената встряхнулась. Да, надо собраться. Бояться нельзя. Да она и не боялась, просто слишком уж быстро всё происходило. Куда она дела кувшин? Вода в сенях… Интересно, а дверь заперли? И где дядя?

Раненый застонал, и она заторопилась.

Кувшин лежал разбитый рядом с дядиным ложем. Рената взяла котелок и вышла в сени. Дверь в горницу оставила открытой, чтобы хоть что-то видеть. Зачерпнула воду из ведра и услышала стук. Голос дяди позвал:

— Отворите!

И всё в ней разом ослабло. Только теперь она поняла, насколько всё-таки испугалась. Но дядя жив, жив! Они запрутся в доме и никого не пустят. Дождутся утра, а там… А что там? Невидимки опасны всегда.

Рената отодвинула засов — и попала в объятия дяди, прямо с котелком. Вода плеснулась ему на грудь.

— Цела? — спросил дядя. — Что у тебя тут?

— У нас раненый, — ответила она.

Кьяртан за дядиной спиной задвинул засов.

Втроем они прошли в горницу. Их встретило напряженное молчание, только раненый глухо постанывал. Рената повесила котелок над огнем, дядя же оправил тюфяк на своем ложе, сел и заговорил — твердо, но каким-то безразличным, неживым голосом:

— Всё, кинжала нет. Завтра я иду к лагману, предупрежу о колдовстве и попрошу нас принять. Другого выхода нам не оставили.

Первые дни после потери Магды Флавий не помнил. В памяти остался черный болезненный провал, куда не хотелось заглядывать. Душу словно обложили противоболевыми компрессами. Он понемногу приходил в себя. Ел и пил, что дают. Наблюдал за огнем в очаге, за растрепанным, похудевшим Маркусом. Иногда замечал на лавке в углу колдуна Скъегги. Тот пялился своими белыми глазами — без злорадства, без сочувствия, а просто как… зверь на добычу? исследователь на редкий феномен? Потом куда-то пропал, и Флавий перестал о нем думать.

Немного окрепнув, Флавий решил выйти на воздух. Поднялся с трудом: тело стало тяжелым и непослушным. Нашел свою одежду сложенной в плетеном коробе. Удивился, какая она большая и неудобная. Теплое белье собралось складками. Рубаха, штаны, куртка — все это повисло на нем как на пугале, так сильно он отощал.

А мог бы и не удивляться: еще когда только пришел в себя в постели, заметил, что перстни еле держатся на пальцах. Перстни он завязал в платок и спрятал под тюфяк.

Из зеркальца на Флавия уставилась зеленовато-землистая рожа с красными глазами, заросшая неопрятной бородой. Спутанные волосы торчали во все стороны. Флавий чуть не выронил зеркальце. Скоро, однако, в нем проснулся юмор. Должно быть, эти их скогарские лесные так и выглядят: ожившее дерево с гнездом на макушке.