— Ну, знаешь! Да, только ты у нас такой заботливый. — Опьянение чувствовалось в прорезавшейся наконец горячности. Кьяртан взмахнул рукой, в которую тут же вложили чашу. Возмущенно дернулся, понял, в чем дело, единым духом осушил чашу и уронил ее на стол, рядом с аккуратно поставленным служанкой стеклянным кувшином. — Я, конечно, знаю, что ты нахал, но это… Почему ты решил, что я стану помогать? И вообще — Уирка сама знает, что ей делать.

Флавий умилялся, глядя на него.

— Уирка меня ненавидит. А я ее — нет. Как можно ненавидеть добычу? — Флавий с усмешкой наблюдал, как изменяется лицо Кьяртана. Приятно чувствовать свою власть над молодым, очевидно успешным офицером.

— Ты отвратителен.

— Я? Это я отвратителен? А не юнец-выскочка, поднявшийся на чужих заслугах? Ишь, он тоже был с Ансельмом. Какое у тебя звание? Можешь не говорить, мне всё равно. Усвой только одно: кем бы ты ни был, без моего разрешения ты не имеешь права говорить про моего нексума «моя Уирка».

— Да ладно, — Кьяртан неожиданно успокоился. — Какие вы нексумы? Говоришь, от нее требуют полной самоотдачи? Да ведь это ты хочешь загрести ее полностью и постелить у ног.

— Именно! Постелить под ноги, превратить в постоянный источник бодрящего напитка. Полный контроль воли, узда на скверный характер. Холить и лелеять, заласкать и забаловать — и пусть даже не думает о бунте. Я ведь умею любить, Кьяртан. Я смогу добиться, чтобы мы чувствовали друг друга так, будто у нас одно тело на двоих. Я не мерзавец, я устраиваю свою жизнь. Тебе это легко, за тебя вот — и Моларис, и сослуживцы. Вся империя. А я один… Был один, теперь за меня есть кому вступиться. Я ведь не многого хочу, и совсем не плохого. Я наконец встал на ноги, прошлое — в прошлом. А тебя хочу попросить: если не будешь помогать, просто не мешай, что бы ни случилось с Уиркой. Плохого не случится. Я потом все объясню. Мне пора. Вот, держи деньги — отдашь за пиво. Здесь, кстати, еще на пару кувшинов. Я бы на твоем месте оттянулся как следует. И подумай. Ты это умеешь. — Флавий встал и наклонился над столом к Кьяртану, опершись ладонями о столешницу: — Теперь о неприятном. Собственно, о том, зачем я тебя искал. Со мной худо поступили, подсунув вместо нексума Ренату. Чем скорее я с ней развяжусь, тем лучше для нас обоих. Завтра я праздную с друзьями, о которых она не подозревает. У меня, знаешь ли, собственное дело теперь… Не важно. Предлагаю на выбор: или ты сам подскажешь моей ненаглядной прийти в назначенный срок и убедиться в моей неверности — а доказательств неверности я ей намерен предоставить достаточно, — или я выберу для этого кого-нибудь другого. Кому не нужно будет ее щадить, сообщая новость. Приглашаю на завтрашний вечер вас обоих. Пожалей Ренату, помоги ей перенести разрыв со мной.

Флавий ухмыльнулся напоследок и просочился между столами к выходу. Он был уверен: Кьяртан не станет сидеть и накачиваться пивом, помчится говорить с Уиркой. И с Ренатой. Что ж, завтрашний вечер обещает быть интересным. Флавий проводит в небытие свое прошлое. Похоже, удастся уйти с огоньком. Главное, чтобы гости не очень пострадали. Пусть будут разрушения, но жертв ему не нужно.

Кьяртан не собирался никуда бежать. Заказал еще вина, потер сережку в ухе и сказал Уирке:

— По-моему, началось. Принимай охотника.

— Спасибо, — голос Уирки звучал бодро, почти восторженно: «наконец-то!» — Подстрахуешь?

— Само собой. Мы еще увидимся?

— Не знаю.

Кьяртан налил еще пива и опрокинул его в себя с такой поспешностью, что подавился. Занятно, конечно, разыгрывать перед Флавием наивного дурачка — и почему тот ведется? Сам-то не глуп. Занятно участвовать в авантюре — веселой, но опасной. Но приятельницу он и правда может больше не увидеть.

В последнее время Уирка полностью переменилась. Раньше-то почти все свободное время проводила в казарме, сидела, уставясь в одну точку. Кьяртан подмечал такое у людей, терпящих сильную боль.

— О чем ты думаешь? — спросил он как-то и закашлялся, услышав:

— О Магде.

Скоро оказалось, что Уирка Магдой одержима. Она даже выпросила у Молариса отпуск и съездила на ее родину. Вернувшись, заявила:

— Знаешь, а Магду я могу принять.

Кьяртан рассердился:

— Может, перестанешь изъясняться загадками?

— Попробую. У нас тройная связь. Во Флавии должно же что-то остаться от его прежнего нексума? Я виновата перед Магдой: не смогла стать тем, чем она была для Флавия. Сбежала как последняя трусиха. А зачем? Я же на треть Флавий. Может, посоветуешь, кто мог бы пересоздать меня, отделив и выбросив чужое?

— Моларис говорит: не сделал — удерживайся, а сделал — отвечай, — выговорил Кьяртан сквозь дурноту.

Уирка почему-то развеселилась:

— Он прав. Стой на своем, остальное приложится. Думаю, с Магдой мы могли бы подружиться.

А потом в казармы стал захаживать Ларций — и Уирка как с цепи сорвалась.

— Вкрадчивая мерзость! — бесилась она. — И ведь липнет же, посылай — не посылай. Знаешь, мне кажется, что… Не важно.

— А что ему надо? Он был другом твоего дяди?

— Другом — нет. Но дядю знал.

Позже прошли слухи, что Ларций покровительствует Флавию, и Уирка заволновалась пуще прежнего. Она несколько раз ходила к Сегестусу и таскала Кьяртана с собой — «за компанию и для поддержания духа». Кьяртан старался не вникать в их беседы. Он не понимал, зачем себя растравлять: решила забыть — забывай. Разговор всякий раз заканчивался одинаково: Сегестус провожал их до дверей, качал головой и говорил Уирке: «Не советую».

На тренировках Уирка стала злее, сосредоточеннее, и Моларис теперь гонял ее на износ — казалось, из простого желания узнать, на что она способна физически. Уирка выполняла всё, что требовали, но Кьяртан замечал, что теперь она смотрит сквозь начальство. Вообще у нее появился какой-то новый взгляд. Иногда казалось — она спит на ходу.

Она стала надолго отлучаться из казарм. Однажды явилась с перекошенным лицом и потащила Кьяртана в укромный угол:

— Знаешь, кого я видела? Растусова жреца. Мы думали, он погиб в Скогаре. Так вот — нет.

— Где видела? — опешил Кьяртан.

— У Гнея Ларция Метилия. Я видела, как жрец зашел в его дом. А потом еще — как они с Ларцием прохаживались в саду.

— Ты не могла обознаться?

Уирка упрямо мотнула головой:

— Да они все у меня в память втиснуты, как чернь в серебро. Это Маркус, говорю тебе.

— Ты-то что делала у Ларция?

— Ну… Да. Да! Я за ним слежу. Я же чувствую, что он — дрянь. Порядочного человека Флавий себе в покровители не выберет. Однажды я наблюдала, как служащий Ларция лечит в таверне вином пробоину в душе. Бедняге хотелось выговориться. Я ему обеспечила неразбавленное и внимательную слушательницу. Я тебя очень прошу: послушай, что я от него узнала, и скажи, что об этом думаешь. А то мне кажется, я схожу с ума.

И она поделилась откровениями служащего. Чем дальше Кьяртан слушал, тем больше сомневался уже в собственном разуме.

— Ничего не понимаю… Разве это не подсудное дело? Нужно сказать Моларису…

— Не подсудное, — отмахнулась Уирка. — Я узнавала: исследования кор нексум сами по себе не противоречат законам. Всё зависит, конечно, от методов… Но если Флавий этим займется — он, считай, пропал. И я вместе с ним. Идем-ка к Сегестусу. Пора принимать меры.

Сегестус выслушал Уирку и покачал головой:

— Не знаю, к чему здесь можно прицепиться. Этот Ларций, может, и мутный тип, но законы не нарушает. Исследования энергетического потенциала человеческого влечения… Хм…

— Эксперименты с нексумной связью! — Уирка чуть не подпрыгивала от нетерпения.

— Допустим. Я думал о чем-то подобном, когда Флавий заговорил о личной клинике. Как ты еще освоила всё это? Как продралась сквозь терминологию?

— Я… скоро полюблю медицину. — Уирка вздохнула и посмотрела на Сегестуса с укором, словно тот бы виноват во всех ее бедах. — Значит, мало?