— Здравствуй, нексум! Как долго я тебя ждала!

И сразу после этого его словно накрыли с головой плотным одеялом.

***

Очнулся Флавий в незнакомой комнате, с чувством сильного беспокойства. Болела голова, как с перепоя. Горло драло, в груди и в желудке пекло. Из него как будто только что вытащили зонд.

Над ним склонился маленький кругленький доктор. Увидев, что Флавий открыл глаза, он хихикнул:

— Наконец-то. Вы столько спали, уважаемый, что я начал беспокоиться.

— Спал? — переспросил Флавий.

— Ну да. Пришлось дать вам наркотик, пока мы возились с вашим нексумом. А вы как будто воспользовались этим, чтобы как следует выспаться. Пора, уважаемый, пора вставать. Дела не ждут. Без вашего согласия начать терапию я не смогу.

— А где Кастул? — спросил Флавий. — Должен быть Кастул!

Флавий видел Кастула у Сегестуса — длинный, угрюмый, с умным вытянутым лицом, он был полной противоположностью человеку, смеявшемуся над ним сейчас.

— Кастул освидетельствовал вашего нексума, и мы привезли вас сюда. Сейчас от вас требуется письменное согласие на помещение пациентки в мою клинику. У вас есть право выбирать врача для вашего нексума. Если вы этого не сделаете, ее увезут в казармы и будут обследовать там — с этим Кастул ничего поделать не может.

— Я должен написать, что полностью отдаю ее вам?

— Нет! — в голосе доктора прозвучало нетерпение. — Что вы доверяете мне как специалисту. Если я вас не устрою — можете ее забрать и отдать в военный госпиталь или куда вам угодно.

— Но по факту-то уже не смогу!

— Вы мне не доверяете?

— Приходится доверять, — буркнул Флавий. — Но только держите меня в курсе. Я имею право знать, что вы с ней делаете.

— Я слышал, вы занимались преимущественно хирургией. Доверьтесь мне, как я доверил бы вам зашивать рану.

— Вы, должно быть, что-то не до конца поняли, — сказал Флавий, садясь и опуская ноги на пол. — Мне обещали, что в этом деле я буду держать руку на пульсе. Если вы не желаете сообщать мне, что делают с моим нексумом, я буду говорить с вашим хозяином. С Ларцием.

— Очень хорошо. Говорите с Ларцием. А мне некогда. Я делаю что должен, а вам не советую вдаваться в подробности. Вы сейчас что чувствуете?

Флавий прислушался к себе и честно ответил:

— Слабость. Голова болит.

— И всё? Вот видите, дурного не происходит, — доктор хлопнул его по плечу, хихикнул ободряюще. — Если хотите, можете навестить ее. Я провожу.

Они прошли по коридору — по виду обычная клиника, — доктор толкнул незапертую дверь и ввел Флавия в маленькую светлую приемную. Здесь было очень чисто и как-то совсем буднично. Уирка сидела на застеленной покрывалом койке и таращилась на них с интересом. Доктор указал на нее широким жестом, словно дарил, и удалился, хохотнув напоследок. Уирка приглашающе кивнула нексуму и сказала как ни в чем не бывало:

— Хорошенькая женщина. Вот, значит, с кем ты мне изменял.

Флавий приблизился, опасливо прикидывая, когда и как Уирка на него накинется и что предпринять для отражения атаки. Нет, с этим ее новым телом надо что-то делать. Избавиться от результатов нелепых метаморфозов или хотя бы как-нибудь их обыграть…

— Связи у тебя, надо сказать, отвратные, — говорила она между тем. — Вот скажи: кто в здравом уме свяжется с Ролло?

— Брось, — сказал Флавий. — Как тебя иначе выцеплять-то было? Ты, вообще, интересная: насилия не любишь, а без насилия от тебя ничего не добьешься…

— Кто сказал, что я не люблю насилие? — быстрая разбойничья усмешка, злой взгляд. — Я бы с удовольствием попортила шкуру и тебе, и Ролло… — Она двинула плечом — совсем как Магда, когда та сердилась. — Да я-то не сложна, это у тебя всё с вывертом. Почему просто не позвал?

Флавий присел на койку рядом с ней.

— Ты же хотела играть в героическую осаду? Я перестарался, признаю. Но я же подыгрывал. Наркотик, конвой до дома — комплимент твоей стойкости.

— Мощный… комплимент, — Уирка огляделась, как будто только сейчас увидела комнату. — Что дальше-то? Сережку отобрали, оружие тоже — меня держат за опасную сумасшедшую? И почему мы не в военном госпитале?

Флавий оглядел ее и кивнул. Сережку, значит, отобрали? Надо будет поговорить об этом со смешливым доктором. И забрать сережку себе: он имеет право на имущество нексума.

— Видеть уже не могу твоих военных. — Он коснулся смуглой худой щеки Уирки: — Вот это — кто? Я или Моларис?

Глаза цвета металла, нагретого до белого каления, от удивления сузились. Флавий чуть кивнул: понятно, в общем-то, почему Кьяртану больно на ней смотреть. Как есть разбойница, причем из опаснейших. Тем временем Уирка поняла вопрос и презрительно скривилась:

— Это я сама… Вы с Моларисом не виноваты в том, что я решила себя измотать. — Она отстранилась — и тут же оскалилась в улыбке, потому что Флавий испуганно отпрянул в ответ на это легчайшее движение. — Кончай треп, Золотце. Мне пора на службу. Ты — со мной?

— Нет.

Уирка, похоже, не понимала своего положения. Объяснять опасно, оставлять объяснения другим — еще опаснее, да и попросту нечестно. Кроме того, Флавию хотелось говорить. Он получал от разговора острое удовольствие.

— Не-е-ет. Мы пойдем, когда будет нужно мне, и туда, куда скажу я. Я беру на себя ответственность, а ты можешь отдохнуть. Больше я тебя не отпущу. Ты ни в чем не виновата — только я. Это мой подарок тебе. Первый из подарков. Их будет много: обещаю.

Флавий открыл глаза и увидел, что Уирка хочет что-то сказать. Тогда он остановил ее взмахом руки:

— Молчи и слушай. Связаться с внешним миром ты не сможешь, но, если что, требуй, чтобы позвали меня. В любое время. Поняла?

Он ждал чего угодно, но Уирка только смешливо фыркнула:

— Значит, я все-таки пациентка.

Нельзя сказать, что из ее взгляда куда-то исчезли прежние чистота и наивность. Они просто перешли в другое состояние. Флавий снова подумал о металле, брошенном в плавильную печь, о том, как он теряет твердость и течет, оставаясь тем же самым металлом. Уирка посмотрела на Флавия этим своим новым странным взглядом и сказала:

— Хорошо, я согласна быть твоей. Без условий. Посмотрим, как ты это выдержишь. Пощады тебе я давать не намерена.

Флавий рассчитывал, что его отпустят домой сразу же, но смешливый доктор сказал, что ему лучше задержаться здесь, в клинике, на день.

— Завтра приедет господин Ларций, мы всё обсудим, и я отпущу вас — обоих, — сказал он.

Флавий не возражал. Ему самому так было спокойнее — он мог приглядеть за тем, что делают с нексумом. Впрочем, пока нексума просто заперли в комнате, Флавию же позволили гулять где вздумается. Он прошелся по крытой галерее на втором этаже, окружавшей внутренний двор — квадратный, замощенный цветными плитами и какой-то пустой. Только посередине небольшой бассейн с низким бортиком. И нигде ни клочка зелени. Двор уже лежал в тени, но воздух был всё еще жарким, плиты даже на взгляд казались горячими.

Флавий разглядывал двор и размышлял. Как оно будет, с этими экспериментами?

Должно быть, его дом наводнят крепкие вооруженные люди, которые пригонят испытуемых: мутноглазых человеческих обломков — какой еще нобиль согласится на то, чтобы над ним проводили эксперименты?

А Флавий будет смотреть на их косые рожи и думать, что сам ведь мог до такого докатиться. Или не мог? Он подозревал, что нобиль может опуститься в такое ничтожество, какое простым людям недоступно. С помощью Крови Солнца человек получает огромную власть прежде всего над своим телом, и не у всех достает разума и воли распорядиться собой рачительно.

Можно изменять себя — так бесповоротно, что уже сам забываешь, кем ты был.

Можно пьянствовать, принимать наркотики — до тех пор, пока даже Кровь Солнца не перестанет справляться с очищением тела от ядов.

Можно разбить все зависимости, всё, что тебя держит среди людей, и уйти в полную свободу — а она, подлюка, обернется полным одиночеством. В любви нет постоянства: откуда ты знаешь, что любимая тебя завтра не оставит? Почему ты уверен, что сам завтра не предашь, если и сам не знаешь, каким человеком тебе взбредет в голову стать завтра? Кор нексум кажется спасением, но только решаются на него немногие, а те, кто решаются, попадают в другую ловушку. Чем два сумасшедших лучше одного?