Так он бежал вперед, пока солнце не зашло за пеленой облаков и берега не погрузились в сумеречную муть. Тогда он повернул обратно.

Растус слушал, как Флавий скучным голосом докладывает о состоянии Уирки. Флавий перечислил увечья и заключил:

— До утра дотянет. Может быть.

Н-да… Ребята Артуса разозлились. Странно, что не добили. Впрочем, нобиля убить не так-то просто.

— Дрянь, — сказал Растус. — Мерзавка. Вытащить ее не получится?

Флавий пялился на свои холеные руки, хмурился: должно быть, разглядел какое-то досадное несовершенство. Он ответил, не поднимая головы:

— В империи, с благословения божества, при неограниченном запасе Крови Солнца — может быть. Здесь и сейчас я не возьмусь.

Растус вздохнул с облегчением. Что ни говори о Флавии, а врач он хороший и вроде бы еще ни разу не отказывался помочь страждущему, будь тот даже из отребья. Если, конечно, можно было помочь. Всё, здесь уже ничего не сделаешь. Растуса уберегли от опрометчивого шага. Помогли сохранить самоуважение. По нынешним временам и это удача. Страсти поулеглись, и в голове прояснилось. Теперь он знал, как вызвать Ансельма на разговор.

Уирка лежала на лавке у входа, прикрытая теплым плащом с меховой оторочкой. Растус узнал плащ — из богатых запасов Маркуса. Кто-то, видимо, распотрошил его мешки и распоряжается вещами. Похоже, Флавий. Совсем обнаглел.

Растус велел снять плащ и уставился на изломанное вздрагивающее тело, на кровавое месиво вместо лица. Веки опущены не до конца, между ними — полоска воспаленного белка. Через открытый рот рваное, трудное дыхание. Рыбка на суше. Засыпать будет долго.

Растус поборол желание скинуть умирающую на пол и пинать ногами. Взвесил на ладони сережку, нацепил на правое ухо, потер жемчужину. И сейчас же услышал знакомый голос, приятно встревоженный, теплый:

— Уирка?

— Я за нее, — сказал он с удовольствием. И поспешил добавить. — Погоди, не беги от разговора. Я отдам тебе Уирку. Безвозмездно.

— Верни сережку Уирке. Я буду говорить с ним, — теперь голос звучал сухо, шелестел, как неживой.

— А со мной не хочешь поговорить? — спросил Растус. — Я ведь могу обидеться. И передумать.

— Что с Уиркой?

Растус хотел бы думать, что Ансельм беспокоится, может быть, боится. Боится проявить слабость, отдать колдуна и кинжал в обмен на племянницу. Потому и не выходил на связь. Но зачем себе врать? Скорее всего Ансельм просто считает дело решенным, а разговоры — ненужными.

— Она жива? — добавил Ансельм, и Растусу показалось, что бесплотный голос дрогнул.

— Жива. Я… — Растус хотел сказать: «Я велел выкинуть ее в лес», но устыдился такой бравады. Сейчас любые слова выглядят жалко. — Я жду тебя в лесу. Только приходи один.

— Где? — спросил Ансельм. О его голос можно было порезаться.

— В двух милях к востоку от усадьбы лагмана. Рядом с болотом, которое здесь зовут «Малый мох». У подножия песчаной гряды. Только приходи один, или ничего не получишь. Доберешься до места — свяжись со мной.

— Погоди. Повтори еще раз, где ее забрать?

Растус повторил и услышал в ответ холодное:

— Хорошо. До встречи.

— До встречи, Ансельм.

Эти слова Растус произнес медленно, с насмешкой. А хотелось выкрикнуть в сердцах: «Мне от тебя ничего не нужно! Забирай свою падаль!» Он потер сережку, прерывая контакт, и распорядился:

— Готовьте тело на вынос. И позовите Артуса.

Уирку завернули в плащ, переложили на носилки из молодых сосенок и холщовых мешков, притянули ремнями, чтобы не свалилась. Растус сказал Артусу:

— Отнесите это к восточному краю Липовой лощины. Ждите там Ансельма. Если появится — постарайтесь его захватить. Живого или мертвого.

— Но, патрон…

В голосе, в изумленно поднятых тонких бровях, в чуть наклоненном корпусе Артуса читалось искреннее удивление, даже обида. «Да он боится!» — понял Растус.

— Что? Разумеется, Ансельм придет не один. Возьми всех своих людей. Выполняй.

— Но…

— Никаких «но». Справились с племянницей, справитесь и с дядей. Я в вас верю. Сделаете — возвращайтесь сюда. Не получится взять Ансельма живым — несите тело. Ясно? Я хочу его видеть. До утра жду вас здесь. Идите.

Артус медлил, глядя на патрона оловянным глазами. Губы его шевельнулись впустую. Он упрямо мотнул головой и отошел распоряжаться. Растус услышал его взволнованный голос:

— Крючок, собирай наших. Вооружайтесь и ждите меня во дворе.

Вот и всё. Пора избавляться от лишнего груза. Артуса с его головорезами с собой в могилу не унесешь.

— Что нам делать, патрон? — спросил кто-то сзади. Растус не помнил его имени. Он даже не стал оборачиваться, чтобы увидеть лицо. Эти, из отребья, для него делились на слуг и воинов, а частности были не важны.

А ведь если Артус погибнет, из нобилей с ним останется только Флавий. Ну и хрен бы с ними со всеми, пусть и никого не останется. Теперь и перебираться никуда не стоит. Какая разница, где умирать?

— Отдыхать до утра, — распорядился Растус. — Выставить караулы. Меня без важных вестей не беспокоить.

Он перенес ящик с кувшинами из погреба в нишу напротив среднего очага — здесь стояло широкое ложе, видимо, хозяев дома. Растопил очаг припасенными в углу дровами. Устроился полусидя на постели, налил себе первую кружку вина, осушил залпом и стал смотреть в огонь.

Спать он не мог. Огромная сила, заключенная в нем, взбунтовалась и требовала действия. Стоит ли себя обуздывать? Что ему до мнения отребья? Его люди — кулак, чтобы засветить врагу в глаз. Разве спрашивают у кулака мнения о голове? Он рассудил, что в этот раз обуздать себя стоит. Умирать надо достойно. Впрочем, может ведь случиться, что Артус приведет Ансельма живым? Чудеса тоже нельзя исключать. Но скорее всего сюда явится Ансельм, убив людей Артуса. Они, кстати, заслужили. Выродки! Надо же было так изувечить девчонку!

За размышлениями Растус не заметил, как опустел кувшин. Ансельм, значит, думал, что можно бросить нексума здесь, на диком севере? Беспомощного?

Он раскупорил второй кувшин. Вино, терпкое, горьковатое, с фруктовым ароматом, никак не могло утолить его жажды. После пятой кружки Растус почувствовал, как сережка шевельнулась в ухе. Голос Ансельма прозвучал громко и резко:

— Я на месте. Где искать?

Прилив восторга чуть не разорвал Растусу грудь. Ансельм пришел-таки на встречу! Сам пришел!

— Ты один? — спросил Растус. Ответом ему было молчание. — Нехорошо врать.

— Где Уирка, Растус? Что ты сделал с моей племянницей?

— Ты обещал прийти один, — сказал Растус, улыбаясь в ответ на нетерпение, прорезавшееся в голосе Ансельма.

— Я ничего не обещал. Где Уирка?

— А. Прости. Действительно, это же я обещал. Обещал, что ты ничего не получишь, если придешь не один.

— Где она?

Растус поудобнее уселся среди подушек, пристроил в ногах очередной кувшин. Жаль, что Ансельма нельзя всю ночь гонять по лесу. Сорвется с крючка.

— Пройди вдоль озы, — посоветовал он. — Может, ты просто не видишь. Уирка ранена, ей нужна помощь. Твоя помощь, Ансельм. Боги, Ансельм, есть хоть кто-то, кого ты не бросишь, не оставишь? Хоть кто-нибудь, кого ты не предашь?

— Здесь никого нет, — прозвучало у Растуса в ухе. — Где вы? Где Уирка?

— Ты меня не слушаешь.

— Где она?

— Вели спутникам вернуться, а сам иди к Липовой лощине. Мы на ее западном краю.

Ансельм умолк, а Растус принялся высчитывать, сколько времени нужно, чтобы добраться от Малого мха до Липовой лощины. Сам он хорошо изучил эти леса. А что же Ансельм? Посмотрим. К болоту он подошел быстро.

Растус смаковал вино, прикрыв глаза. И шел рядом с Ансельмом по сырому холодному лесу. Чувствовал плотный наст под ногами, обволакивающую тьму, пронзительный ветер. А вот Ансельма не чувствовал. Ансельм скользил рядом, недоступный и непостижимый, как божество.

Дорога шла по краю болота? Чувства у Растуса так обострились, что он слышал, как скользят по слежавшемуся насту легкие снежные кристаллики. Слышал вкрадчивый змеиный шелест, тихий шепот, слабое дыхание.