Маркус развел руками:

— Я поражен твоей проницательностью.

Сверри откинулся на спинку своего трона, задрал подбородок вверх и захохотал. И все его люди засмеялись и загалдели.

И тогда вмешался колдун Скъегги. Он шагнул к трону, хмуро глянул на веселящийся сброд и по-медвежьи заворчал. Сверри перестал ржать и насупился, а его люди подобрались и насторожились. Кто-то схватился за оружие, кто-то отступил в темноту пещер. Колдун заговорил в полной тишине, медленно, нарочито скрипучим голосом:

— Мы три дня добирались к тебе, разбойный конунг. А ты держишь нас под открытым небом. Не предложил ни присесть, ни выпить. Плохим конунгом станет тот, кто не блюдет закон гостеприимства.

— Это твое предсказание? — спросил Сверри надменно, но Маркус видел, как он побледнел — сразу весь, и гордое лицо, и шея, и грудь над воротом кольчуги, и руки без перчаток, сжавшиеся в кулаки.

— А тебе нужно предсказание?

Сверри заерзал на троне под пристальным взглядом колдуна. И тот сказал доверительно, как знакомому:

— А ведь мать твоя из старого народа. Анса, верно? Почтенная женщина. Теперь-то ее, ясное дело, зовут по-другому. Тора? Тора, да.

Сверри молчал, но воины за его плечами загомонили так, что Маркус едва не оглох. Колдун слушал их, а потом махнул рукой, как обрубил — и все замолкли.

— Значит, это тебе я мог бы передать амулет Хеймо, — продолжал колдун. — Ты наследник Хеймо по матери. По лесам за Озером Ста Рукавов ты наберешь не одну сотню сторонников. Конечно, если убедишь Старый народ, что станешь и их правителем тоже.

— И кто бы мне в этом помог? — спросил Сверри, и в голосе его прорезалась хрипотца.

Колдун стоял теперь совсем близко, почти касаясь коленями трона. И говорил всё тише и тише — тем пристальнее и напряженнее прислушивались разбойники к его словам:

— Я расскажу, как получить амулет, и научу обращаться с народом твоей матери. Почему Тора не надоумила тебя раньше? Не верила, что за тобой пойдут? Она ведь давно отреклась от своего народа, Тора. То есть Анса. Но кровь гуще воды, а дороже крови ничего нет. И чем меньше нас становится, тем дороже ценится кровь. Еще полвека назад за потомком Хеймо не пошли бы. А сейчас можно поднять тысячи человек. Если знать, как это сделать.

Сверри косился на колдуна беспокойно, по-птичьи:

— Что за сказки ты мне рассказываешь, старик? Продолжай. Говори до конца.

Аколдун ответил:

— Я помог бы сыну Ансы, да только не вижу, что он ее достоин. Прими гостей как подобает. Мы устали. Мы голодны. А ты расселся тут перед пожилыми людьми и корчишь из себя хрен знает кого.

Последние слова он произнес неожиданно зло и быстро, как кнутом стегнул. Сверри соскочил со своего трона, ухватил колдуна под локоть:

— Ну, дед! Не сердись. Как тебя называть? Может, мать рассказывала о тебе. Я рад видеть ее друга.

— Так тебе уже говорили, — проворчал колдун. — Скъегги я. Если ничего не отозвалось, значит, не вспоминала обо мне Анса. Да и что ей вспоминать? Вот я ее помню.

Маркус позавидовал умению Скьегги льстить. И встревожился: не сговорятся ли соплеменники за его спиной обмануть либертинов? Впрочем, пусть дурачат Растуса на здоровье. Арзрана не одурачишь, Арзран сам из Старого народа.

Продолжая удерживать колдуна под локоть, Сверри с подчеркнутой вежливостью поклонился Маркусу:

— Прошу, идемте с нами. Хоромы наши не слишком удобны, зато места хватит всем. Отужинаем, а потом поговорим о делах.

Через дыру в горе они попали в большую пещеру. Узким переходом прошли в другую пещеру, еще просторнее. Высокий каменный потолок терялся во тьме. По стенам горели факелы, а на полу горели три костра. Люди ставили на камни столешницы, сколоченные из распиленных надвое сосновых стволов, накрывали их звериными шкурами. На вертел над самым большим костром насадили кабанью тушу. Маркуса и его людей пригласили сесть на срезы стволов, все разной высоты и толщины. Маркусу досталось настолько тонкое сидение, что на нем приходилось балансировать, чтобы не свалиться, колдуна же Сверри посадил рядом с собой, в грубо сколоченное кресло с засаленной шелковой подушкой.

— Об амулете Хеймо мать упоминала как о святыне, потерянной вашим народом. Прости, старик. Я уважаю народ моей матери, но сам ему не принадлежу.

«Однако от оберега ты не откажешься», — подумал Маркус.

— Амулет сам выбирает, кому служить, — сказал колдун. — Анса наверняка огорчится, если ее сын окажется недостойным этой чести.

Сверри склонил голову в показном смирении: мол, посмотрим, чего я достоин. И обратился к Маркусу:

— Так твой патрон для этого хочет моей помощи? Разорить усадьбу и отомстить врагам? А что я за это получу?

— Мой господин предлагает тебе неполную сотню опытных воинов. А также амулет Хеймо и поддержку Старого народа.

— Это если меня примет амулет.

— Зато если он тебя примет, никто не усомнится, что ты из рода Хеймо.

— Да, да, — ответил Сверри. — Никто не назовет меня самозванцем. Скажи, а можно ли сотворить что-нибудь, что настолько же ясно докажет мое происхождение из рода Стурре?

Маркус покосился на Скъегги:

— Об этом посоветуйся с нашим колдуном. Растус поможет тебе побеждать врагов. Победы расскажут о твоем происхождении из рода конунгов лучше, чем любой свидетель.

— Вот как? Твоему Растусу настолько нужны мои победы?

— Моему Растусу… — и тут Маркус осекся. А чего, в самом деле, хочет Растус? Набрать в Скогаре воинов и повести их на Ольми? Да какая разница, что он там хочет? Главное — знать, чего хочет Арзран. И Ларций.

Маркус смотрел на Сверри и думал: «Мальчик, мальчик. Сам-то ты не понимаешь, что с тобой поступят по обстоятельствам? Окажешься нужным — будут использовать дальше. Не понадобишься — выкинут».

— Мой Растус считает, что вы с ним могли бы быть друг другу полезны, — сказал он наконец.

— Где остановился Растус? Он сам ко мне придет или ждет, чтобы я шел к нему? Хватит ли у него гостеприимства на мои три сотни?

По тону Сверри Маркус не мог понять, издевается он, прощупывает почву или соглашается. Он ответил:

— У моего господина нет обширных хором, но достойно угостить он сможет.

— А много ли воинов у лагмана?

— В дружине точно больше сотни. Кроме того, он может вооружить челядь и собрать народ на подвластных ему землях. На последнее нужно время, и здесь тебе поможет внезапность. Наши разведчики доносят, что тебя не ждут на юге. Все уверены, что ты не осмелишься противостоять лагману. А если все-таки войско успеют собрать — и на это у моего господина есть хитрость. Однако ее тебе лучше обсудить с ним самим.

— Мне нужен залог. Кроме того, мне нужно, чтобы Скъегги оставался при мне. И ты тоже, жрец.

— О, это я тебе обещаю! — сказал Маркус.

Теперь можно и поесть, а потом как следует выспаться. Расслабляться нельзя, но основное, считай, сделано. Юный хвастун Сверри попался на крючок к Арзрану, а значит, его скоро проглотят, переварят и выплюнут. Иначе и быть не может.

Хельге, дочери лагмана Акселя Приветливого, оставалось только дивиться, насколько приключение в лесу изменило и ее жизнь, и жизнь усадьбы. По лесу рыщут невидимые негодяи из-за моря, и никто не знает, как с ними бороться. А виной всему колдуны, которые из-за Хельги вылезли к людям.

Ее саму если не заколдовали, то испортили безнадежно. Показали, как это бывает, когда мужчина тебя хочет. Она вспоминала руку лысого колдуна на своей груди, похотливый взгляд рыжего — и думала о том, что было бы, останься она у них. Что было бы, сделай они ее своей женщиной. От фантазий сладко тяжелело тело, и некуда было девать эту истому, и стыдно было нестерпимо. Впрочем, далеко ее фантазии не шли. В самых смелых, полусонных, уже почти бессознательных, кто-нибудь из колдунов клал руку на ее лоно — и после этого сразу что-то случалось. Загорался колдунский дом, или обрушивался потолок, или врывался отец со своими советниками и ее няньками.