Они с Уиркой вышли проводить Ренату. Уирка объяснила ей, куда идти:

— Налево, лугами. Выберешься на большак — и снова налево, вокруг озера. Там не пропустишь. Обратно так и иди большаком.

Флавий, прощаясь, коснулся ее локтя:

— Возвращайтесь поскорее, госпожа.

— Как только смогу… — она задохнулась. — Приходи в себя. До встречи.

Флавий с Уиркой смотрели, как она идет по тропинке. Потом обошли дом. Уирка показала Флавию поленницу у стены дома, под деревянным навесом, и три бочки, такие же, как в доме.

— Здесь холодная вода, в бане горячая. Замков нигде нет, есть засовы. Тугие. Здесь Гисли хранит лодку…

— Я догадался, — улыбнулся Флавий.

Уирка повернулась к нему:

— Да, в общем, сам разберешься. Я только хотела сказать: не надо играть с Ренатой.

— Вот как? А почему?

Глаза у Уирки округлились:

— Ты правда не понимаешь, почему?

— Потому что ты ревнуешь? А кого: кузину ко мне или меня к кузине? — Флавий рассмеялся. — Она взрослая девушка, сама разберется, что делать и с кем.

Он полюбовался тем, как Уирка вспыхнула. Все-таки они с Ренатой похожи — оба быстро загораются.

— Да всё я понимаю, — сказал Флавий. — Не переживай.

Уирка была такой смешной в своей позе защитницы, что не хотелось ее сразу отпускать. Кстати, а надо ли отпускать?

Раздумывая об этом, Флавий пошел к двери склада. Уирка следовала за ним.

— Может, мне осталось дня два, — говорил Флавий. — Благодаря вам я хоть умру как человек. Помоги отодвинуть…

Вместе они налегли на засов и сдвинули его в сторону. Флавий вошел внутрь. Здесь пахло смолой, пылью, старым деревом. Маленькая, на двух человек, лодка хранилась перевернутой вверх дном. В углу стояли весла, по стенам на крюках висела разная снасть. Несколько крюков были вбиты и в потолочные балки — в этой части дома был потолок. Должно быть, наверху еще чердак. Вид этих крюков, крепких, согнутых из толстых железных прутьев, подстегнул что-то в голове у Флавия. Зачем они? Подвешивать что-то крупное? Лодку, может быть? Он вытянул руку и попробовал пошатать крюк — держится крепко. Хм… А на стене моток каната. Что ж, а может ведь получиться интересно.

Флавий пошатнулся:

— Уирка! Помоги!

Уирка метнулась к нему от дверей, подхватила, усадила на днище перевернутой лодки.

— О-ох-х-х! — Флавий тер глаза и покачивался.

— Что? Плохо? — она присела перед Флавием на корточки, заглянула в лицо.

Флавий качнулся к ней, ухватил за шею и повалил навзничь.

«Вырвется — мне конец», — думал он. Так. Коленом надавить посильнее, а с горлом бы не пережать: зачем ему труп? Пальцы искали местечко на артерии. Нажать, потом приотпустить. Снова нажать.

Уирка билась под ним пойманной рыбой, выворачивалась, складывалась пополам. Флавий играл на жестком тощем горле как на флейте — и движения врага становились ленивыми, смазанными, удары рук и ног слабели. А потом она затихла — и Флавий сразу же отпустил, приложив напоследок затылком о земляной пол. Оттянул веко, хлопнул ладонью по щеке — голова вяло качнулась в сторону.

Флавий встал на ноги, дрожа. Действовать нужно быстро. Быстро.

Он снял с тела пояс с кинжалом — Уирка так и не смогла его вытащить. Осмотрел клинок — длинный, острый, без зазубрин. Надел пояс на себя. Вслед за поясом стянул куртку, рубаху, бросил их в угол. Снял со стены канатную скрутку и связал Уирке руки. Встав на лодку, перекинул через крюк веревку и обвязал ею связанные запястья. Подтянул тело на веревке так, что Уирка повисла под потолком, едва касаясь пола ступнями. Чуть опустил, чтобы можно было стоять на цыпочках. Вот теперь, пожалуй, всё.

Флавий отер пот со лба и полюбовался на результаты своих трудов. Да. Пожалуй, это то, чего ему действительно хотелось. Отомстить.

— Растус зажимал тебя в углу, кукленок, — сказал он покачивающемуся на веревках телу. — Но попугал и выпустил. Дурак.

Растус упустил отличный шанс отомстить своему нексуму, зато ребята Артуса оторвались. Не хотелось ли Флавию изломать Уирку так же, как они? От одной этой мысли стало худо. Потому что откуда-то из глубин его существа накатило: да, это хороший ответ судьбе, что раз за разом макает его в грязь.

Он потыкал Уирку носком сапога в голень:

— Вот так тебе ломали ноги, да?

Да, ломать. Этого хотелось до дрожи, до пульсации в пальцах. Упиваться чужой болью. Жаль, что ее не прочувствуешь изнутри.

Он дорого дал бы, чтобы чувствовать боль. Не чужую, а свою. Или — можно и поделиться.

— Ты же поделишься, правда? — сказал он Уирке.

Хоть чего-нибудь чувствовать — не душой, телом. Хоть немного. Но Флавий полностью потерял чувствительность, как будто превратился в мертвое, срубленное дерево.

Пока тебе больно, ты жив. И Уирка поделится с ним этим. Потому что, когда боли слишком много, ее хочется кому-то отдать. А Флавий примет. С радостью.

«Высокое пламя, да я совсем рехнулся!» — подумал Флавий и тут же отмахнулся от этой мысли. Вот когда пройдет действие наркотика, тогда он почувствует, что значит рехнуться. А пока надо действовать.

Он обежал дом и ввалился в баню. В запале не сразу нашел свой мешок, стоял и переводил взгляд с очага на бочки, с верхней лавки на нижнюю — то есть со стола на постель. А, вот же он, в углу! Так, что еще? А, кружку!

С кружкой в руке и с мешком на плече он побежал обратно. Даже двери не прикрыл — ни в баню, ни на склад. Уселся на лодку, разложил рядом с собой инструменты, пузырьки и мешочки с порошками. Достал браслеты-змейки, завернутые в тряпицу — кажется, это был обрывок платка или кусок передника. Не слишком уважительно по отношению к медиаторам, но так они по крайней мере не сломаются в мешке. Носить браслеты на руке Флавий пока не решался.

— Предатель! — услышал он и обернулся.

Уирка смотрела так, словно пыталась убить взглядом.

— Ах, да! — сказал ей Флавий. — Забыл.

Подошел к Уирке и, придерживая левой рукой за затылок, правой запихнул тряпку в рот. Затычка получилась что надо: и не выплюнуть, и не проглотить.

— Ну, что смотришь? — спросил Флавий. — Я получу твою кузину, хочешь ты или нет. Получу хоть весь мир, и вы мне не помешаете.

Уирка дернулась раз, другой. Потеряла равновесие, повисла на руках, заскребла ногами по полу. Когда ей удалось встать ровно, больше не дергалась.

Флавий заволновался: выдержит ли крюк? Хорошо, что пленница его, похоже, не потеряла головы. Попробовала прочность пут и унялась. У кого-то из них голова должна оставаться трезвой. Иначе они наворотят дел…

Флавий ухватил Уирку за волосы, оттянул голову назад.

— Вот и хорошо, вот и не дури, — посоветовал он. — Из-за твоей выходки я потерял Магду, я беру вместо нее тебя. Да. Тебя на место Магды. Это будет справедливо. Будешь сопротивляться — рехнешься или загнешься от боли. Понимаешь? Открывайся. Моя. Все.

Злость в глазах Уирки сменилась удивлением, но Флавию некогда было объяснять. Он отошел к лодке, установил на ее покатом днище кружку. Достал из сумки роговой ящичек, а из него — крохотную серебряную фляжку. Стараясь унять дрожь в руках, перелил в кружку драгоценной Крови Солнца. Алая полупрозрачная жидкость слабо светилась. Наполовину кровь, наполовину огонь. Глубины вышло примерно на два пальца. Должно хватить.

Флавий опустил в кружку два браслета-змейки — один за другим. Коснувшись Крови Солнца, они выскользнули из пальцев и свернулись на дне причудливыми кольцами. Мягкие, упругие. Ждали, подняв головки — у каждой по две, с обеих сторон тулова — и блестя крохотными глазками.

Флавий произнес над кружкой торжественную мольбу божеству:

— О великий! Соедини твоих верных слуг в вечной радости и верности. Дай нам слиться друг с другом, как сливаются вместе языки огня. Пусть мы будем нераздельны, пока вечный огонь твоей милости не поглотит нас. Дай нам и в посмертии пребывать единым целым под вечным твоим владычеством. Да будет это сочетание душ угодно тебе.