Пришлось отпихнуть плечом. Колдун зыркнул недовольно, но с дороги убрался.

Впечатление осталось гадкое и тревожное. Одно к одному — если новое божество — Арзран, то Скъегги не жрец ли при нем?

Растус ждал в одиночестве, карту унесли, и кувшин переместили на стол.

— Значит, говоришь, там у тебя нобиль? — спросил Растус. — Веди сюда.

Флавий велел привести Геста и встал за лавкой Растуса. Вскоре они увидели Геста. Воин из отребья вел его, ухватив за локоть, а он спотыкался, как пьяный. Флавию приходилось наблюдать, как враги при виде Растуса теряли невозмутимость, достоинство, а то и человеческий облик. Он подумал, что с Гестом при допросе выйдет только одно затруднение: тот грохнется в обморок раньше, чем расскажет нужное.

Растус высоко поднял лохматые брови, подался вперед с широкой хищной улыбкой.

— Ну, здравствуй, Уирка! Как себя чувствует дядя?

Гест побледнел, губы у него стали синими, как от долгого плавания в холодной воде.

Флавий не мог поверить собственной удаче. Вот эта сопля — Уирка? Племянница Ансельма? Да не может быть.

Все-таки девица? Совсем задурила Флавию голову. Да и не только ему, получается. Но главное — в том, что это за девица.

Имя-то совсем не редкое, но Флавий мог вспомнить только одну девушку с таким именем, при виде которой Растус мог бы вот так улыбнуться.

Эта самая Уирка успела уже отличиться. В начале войны Растус занял одну из провинций на юге империи — всю, кроме крепости, стерегущей проходы в горах. Когда-то крепость имела значение пограничной. Почти заброшенная, она снова пригодилась имперским войскам — теперь уже в борьбе с либертинами. Когда у осажденных закончились припасы, они готовы были сдаться. Растус уже считал себя хозяином провинции, но крепость внезапно получила помощь. Большой отряд с провизией прорвался к ней ущельями, перемолов патрули либертинов. Не так уж много припасов они провезли, но в отряде была племянница Ансельма, и это укрепило дух осажденных, заставило поверить, что их не бросят. И Ансельм действительно освободил эту крепость, а потом, опираясь на нее, и всю провинцию.

Ну что ж, если здесь племянница, наверняка и сам Ансельм недалеко. Разбил лагерь в лесу или занял чью-то усадьбу. Здесь бы его и прикончить.

Но действовать нужно быстро. Сейчас еще можно застать врага на месте, может быть, даже врасплох. А вот когда Уирки хватятся, Ансельм перенесет лагерь, ищи его тогда в лесу.

— Притащи нам еще пива, — велел Растус охраннику. А Уирке показал на лавку рядом с собой. — Садись.

Уирка словно и не слышала: застыла на месте, глядя на Растуса обморочным взглядом.

— Да садись ты! — сказал ей Растус мягко, как не разговаривал на памяти Флавия даже с Магдой. — Как жизнь? Как Рената? Она тоже здесь?

Уирка сделала нетерпеливое движение, словно хотела оборвать разговор. «Дура! — подумал Флавий. — Тяни время. Спрашивают об общей знакомой — поговори о ней. Всё на пользу, что отдалит допрос с пристрастием». Но она лишь таращилась на Растуса, как кролик на удава.

Ренату, племянницу Ансельма, Флавий знал. В столице они вместе учились у знаменитого медика. Кажется, она была увлечена Флавием, но так и не призналась — должно быть, ждала, что он сам станет за ней таскаться. А это, значит, ее кузина? Не похожа. Темноволосая, как и Рената, но круглолицая и белокожая. У Ренаты оливково-смуглая кожа и острые черты лица. Об нее можно уколоться.

Воспоминания вызвали неожиданно сильную боль. Высокое пламя, что он, Флавий, делает здесь, в этом ледяном аду? Что за враг перед ним? Сестренка Ренаты?

— Рената тоже поехала с дядей? — продолжал Растус. Он говорил медленно, со вкусом, и глаза его, устремленные на собеседницу, влажно блестели. — Боги, Уирка, я еще когда узнал, что ты в осажденной крепости, решил, что Ансельм рехнулся. Я же совсем недавно дарил тебе деревянных лошадок. А помнишь, как я подарил тебе щит и меч? Ты не могла их удержать, а щит скрывал тебя полностью. Я не рассчитал, ты всегда была небольшого росточка. Но зато смышленая. Ты же наверняка знаешь и о моих планах, и о том, как Артус допрашивает пленных. Мне нужно знать, где Ансельм и сколько при нем людей. Об остальном поговорим позже, втроем. Или вчетвером, если Рената здесь.

Флавий удивлялся. Нет, он и раньше слышал, что Ансельм гоняется за Растусом не просто так, там что-то личное. Когда-то Растус был в императорском войске не последним человеком, и их с Ансельмом связывала близкая дружба. Но неужели настолько близкая?

Уирка пожала плечами. Флавий приуныл: вот ведь, не собирается уступать, даже разговаривать не хочет. Сам он таким не был даже в возрасте, когда мальчики играют в героев. А Магда и сейчас такая. Но Магда покрепче и похрабрее Уирки, она способна долго выдерживать пытки. Флавий содрогнулся, представив, что тогда будет с ним.

Растус заговорил о том же:

— Всё, что ты можешь, — потянуть время. Я даже верю, что тебя хватит надолго, — тут он хмыкнул. — Мне совсем не хочется раскалывать тебя, увечить и позорить. Но мне нужен твой дядя. Поэтому я буду пробовать всё.

Воины из отребья поставили перед Растусом заново наполненный кувшин и две большие кружки.

— Не вынуждай меня, — продолжал он. — Давай лучше поговорим как… дядя с племянницей.

Уирка наконец разжала губы:

— Зачем ты разорил юг империи, дядюшка? Зачем затеял смуту? Зачем соблазнил и погубил столько людей?

Растус улыбнулся. Голос его стал бархатным:

— О! Их не пришлось соблазнять. Они признали меня своим знаменем. Они мечтали взбунтоваться. Да Ансельм сам низкого мнения о жрецах. Он сам говорил, что они присвоили право распоряжаться общим достоянием. Я же хочу дать посвящение всем, а не только знати. Силу всем, долголетие и здоровье всем жителям империи до последнего крестьянина. Послушай. Если мы с тобой договоримся, ни войны, ни разорения больше не будет. И никто не погибнет, обещаю. Я не стану убивать Ансельма. Он ведь мой нексум. Боги, Уирка. Ведь он — это я.

Уирка отшатнулась, как будто ей в лицо выплеснули кружку ледяной воды, и наткнулась спиной на своего охранника. Растус смотрел на нее сочувственно.

— Садись, поговорим.

Тогда Уирка дернула ртом и упала на лавку у стола. Растус наклонился к ней и заговорил, унимая свой зычный раскатистый голос до кроткого шепота:

— Наша с Ансельмом война — это наше дело. И тех, кто хочет пройти посвящение в храме Солнца. Тебе что до этого? Посвященной? Зачем влезла?

— Ты врешь! — прошептала Уирка, и в голосе ее Флавию послышалось отчаяние.

Растус засмеялся. Вообще он так неприкрыто радовался разговору, что Флавию стало неловко, как если бы при нем выясняли отношения близкие родственники. Впрочем, кор нексум — связь крепче родства. Бедная Уирка!

— А ты что, не знала? — спросил Растус. — То есть дядюшка вам с Ренатой ничего не сказал? И про то, как предал меня? Бросил, когда меня опозорили перед всей империей? Опозорили за то, что я сам взял свое посвящение?

— Почему я должна тебе верить? — откликнулась Уирка.

Растус откинулся на лавке и зашарил в объемном кошеле у пояса. Вынул что-то завернутое в плотную ткань, раскрыл сверток и показал браслет из перекрученных прутьев белого и желтого золота.

— Ты знаешь, что такое медиатор? У дяди твоего такой же, верно? И других украшений он не носит? Ну, вот… — Уирка протянула руку к браслету, но коснуться не решилась. Растус положил браслет перед собой и продолжал говорить, постукивая по нему пальцем. — Я получил посвящение в Храме Солнца уже взрослым. Я добился крупных должностей и славных побед. И стал побратимом Ансельма.

Флавий слушал эти откровения и злился. Растус раньше ни разу не говорил, что связан. Значит, он все эти годы в ссоре с нексумом? Такое подточило бы самое железное здоровье. А своему врачу Растус ничего не сказал. Почему же сейчас говорит — и так спокойно?

— А когда открылось, что я получил силу недозволенным способом, что же предложил мой побратим? «Уходи в изгнание, я это как-нибудь переживу», — вот что я услышал от него! Когда я выступил с либертинами против жрецов, Ансельм отправился меня усмирять. Я здорово удивился, узнав, что он взял с собой вас с Ренатой. И уж совсем не рассчитывал, что он возьмет вас с собой сюда, в Скогар.