Видоизменённый Тансерд прошёлся по комнате, заложив руки за спину, и оба его лица выражали угрюмое беспокойство. Собственные ритмы Второго Октинимоса по-прежнему оставались бесконечно далеки от слуха Леви, и это сводило её с ума. Почему она может проникнуть в разум практически любого человека — любого, кроме того, от чьих мыслей зависит её судьба?!

Сэр Тансерд приблизился к одному из высоких и гладких комодов, обшитых медью, которая издавала звук, похожий на скрежет по стеклу. Находясь у порога, Леви различала его с трудом, но стоило ей сделать несколько шагов к комоду, и скрежет стал пронзительным, почти невыносимым — по-видимому, эта защита был рассчитана в том числе и на духов. Тансерд коснулся нескольких точек на меди, и она смолкла.

В конусе света от настольной лампы оказалась круглая шкатулка из чёрного дерева, тихо шепчущая что-то мечтательное и абсолютно неразборчивое. Леви подошла ближе, но это не помогло — шкатулка будто говорила на незнакомом языке.

Второй Октинимос в маске сэра Файндрекса откинул крышку точным движением, словно нажимал на спусковой крючок. Воздух мгновенно наполнился сильным ароматом чёрного перца, и послушница невольно зажала нос, забыв, что это не имеет смысла. К сверхъестественной природе запахов и звуков в Ноо ещё только предстояло привыкнуть.

— Марбас, Марбас… — напряжённо проговорил Тансерд, дотрагиваясь до граней медного бруска на чёрном бархате. — Что за игру ты ведёшь?

Говорят, если человеку что-то написано на роду, то увернуться не выйдет. Наша семья занимается Высшей практикой уже не первый век. Даже грёбаные Ангелы Её Величества считаются с фамилией Бельторн, а это, поверьте, о чём-то говорит.

Потому я не сомневался, что войду однажды в Циркум Призыва и впущу в свой разум Герцога. Не знал только, где и кого.

Подвалом Фредерика де Вриза, как и всем домом, занимался профессионал. Я без конца пялился на кирпичи в стене: они никак не могли быть того возраста, на который выглядели, но поймать их на лжи мне не удавалось. Безупречно выдержанное впечатление застенка испанской инквизиции — только колодца с маятником где-нибудь поблизости не хватало. Любопытно, почему именно этот тон показался де Вризу подходящим.

«Взыскующий дара» восседал в резном кресле у дальней стены, и приглушённый свет спрятанных в потолке ламп мягко ложился на его фигуру. Сегодня де Вриз напоминал кота, следящего за суетливыми людишками из-под полуприкрытых век. Я ожидал, что познакомлюсь с кем-то из остальной дюжины амбициозных толстосумов, но не срослось. Ещё не заслужил, наверное.

— Давайте всё проговорим, мистер Бельторн, — произнёс де Вриз, остро блестя глазами. — Значит, в том, чтобы осуществить вызов без посторонней помощи, вы проблемы не видите?

Проблему я видел. И даже не одну. Но соврал:

— Никакой.

Брови де Вриза чуть приподнялись. Чёрт знает, верил он мне сейчас или нет, но я должен был доказать, что без меня эти самые «тринадцать Избранных» далеко не уйдут. Иначе как уговорить его избавить Тансерда от печати Марбаса?

В конце концов, я всегда могу пообещать, что отдам печать обществу де Вриза — после того, как сам ею воспользуюсь, разумеется. Но моё слово должно приобрести вес.

— Насколько мне известно, в ритуалах Ассоциации Исследователей принимают участие все Высшие. Почему?

Я пожал плечами:

— Официальные ритуалы нужно протоколировать, да и анализировать результаты должен весь состав. Но хранители печатей всегда налаживают с Герцогами, э… неформальные контакты. Без этого не обойтись.

— Зачем? Разве эти духи не принуждены служить людям некоей… высшей волей, если можно так выразиться?

— Всё верно, сэр. Но они этого не хотят, и большинство из них уворачивается от долга Соломоновой правды любыми способами. Всё становится гораздо проще, если они хоть немного доверяют тому, в чьих руках находится печать.

— Ясно. — Де Вриз потёр подбородок, сверкая тёмным рубином. — Когда мне ждать призыва?

— Зачем ждать? Я могу провести его сейчас.

Лицо «взыскующего» вдруг стало неприятно-вежливым:

— В самом деле? Знаете, мистер Бельторн, я не спрашивал, как вы провели последние дни, но…

Ох, пошёл к чёрту, сволочь лысая. И так тошно, а тут ещё ты.

— Не беспокойтесь, сэр, я быстро восстанавливаюсь.

— Рад это слышать.

Конечно, ты рад. Ты ведь так и предполагал, иначе мисс Джексон не привела бы меня сюда.

Моя сумка с резервуарами сиротливо темнела у самого входа. Когда лукаво улыбающаяся Леви сообщила, что я теперь в белом списке у хранителя озера Уонэгиска, слово «изумление» мои чувства передать не могло. Мир, чёрт побери, сошёл с ума — юная послушница делает то, над чем весь Высший состав Ассоциации бьётся со дня основания города.

Да, совсем не такой помощи я надеялся добиться, действуя ей на нервы на берегу этого самого озера… благодаря ей у меня есть и местонахождение печати Марбаса, и источник lumen naturae.

Маленькая мисс Дим сделала свою часть работы, теперь моя очередь.

— Для ритуала всё готово, — произнёс я фразу, которой де Вриз ждал с куда большим нетерпением, чем демонстрировал. — Могу приступать.

«Взыскующий» опустил руки на подлокотники кресла, смахнув с них невидимые пылинки.

— В таком случае, не смею вам мешать. Надеюсь, моё присутствие подразумевается?

— Конечно, сэр.

Стараясь заглушить голос здравого смысла, который уже служил заупокойную мессу по моему здоровью, я принялся набрасывать на полу Циркум Призыва. Высшие Октинимосы любят травить байки о великом защитном значении этого ритуального контура — мол, именно он связывает волю Герцогов и не даёт им вредить смертным. Но на самом деле Циркум Призыва нужен только затем, чтобы все участники ритуала видели то же, что видит хранитель печати. Вся встреча происходит в его голове, а контур работает как проектор.

Спасибо моей привычке копировать всё, представляющее хоть малейший интерес. Я и раньше экспериментировал с этой штукой, пытаясь вызвать к жизни образы из моего не совсем здорового воображения, но безуспешно — контуры подобного значения создаются так, чтобы служить единственной цели.

Печать герцога Ипоса легла в центр Циркума. Де Вриз сидел, закинув ногу на ногу, мерцал перстнями и шитьём на халате, а его одутловатое лицо выражало что-то вроде благосклонного ожидания. На мгновение я почувствовал себя янки при дворе короля Артура, но не дал дурацкому хихиканью испортить серьёзность момента.

Когда резервуары расположились в соответствии с секторами Циркума, мне оставалось только занять своё место. По загривку бродило стадо мурашков: волнительно же, первый раз… в полутёмном подвале, с пресыщенным богачом, маслено ухмыляющимся в мой адрес.

Всё-то у меня случается не так, как я себе представляю.

Здравый смысл в последний раз пискнул, что есть ещё шансы всё переиграть и сдаться в психиатрическую лечебницу. Чёрт подери, старина, ты же на ноги встал всего два дня назад, одумайся!

Внимательно прислушиваясь к собственным паническим мыслям и глядя прямо в глаза де Вризу, я расправил плечи и громко произнёс:

— Ипос!

Фигуры в белых плащах приветственно помахали со дна памяти. Отдав часть своего внимания «воззванию», я закрыл глаза, потянулся волей к резервуарам, и lumen naturae хлынул в ритуальный контур. Пока мой голос, доносившийся будто бы из соседнего штата, твердил имя Герцога, следовало убедиться, что Циркум работает, иначе всё пойдёт насмарку.

Главный секрет мастерства Высших практиков заключается вовсе не в том, чтобы предельно сосредоточиться на чём-то одном. Действительно крутые ребята умеют предельно сосредотачиваться на сотне вещей сразу. Мне до них далеко, но такую-то мелочь я должен осилить.

Воздух вокруг моих ног медленно, но верно нагревался: контур вышел на славу. Поздравив себя коротким ругательством, я сконцентрировался на «воззвании». Печать тихо звенела, откликаясь, и у меня было чувство, что я голыми руками пытаюсь сдвинуть айсберг. Герцога Ипоса не призывали давно… чёрт знает, как это скажется на нашем общении.