— И именно об этом должен просить Бунтарь, если он действительно стремится защитить тебя.

Леви взглянула на Герцога, ожидая возражений, но тот лишь покачал головой:

— Я не думал о таком. Если Танцор знает, как избавить тебя от Дара, и ты выберешь этот путь, я не буду препятствовать.

— Да и зачем? — Хозяин парка язвительно ухмыльнулся. — Ты влип в сделку со смертным, и это явно облегчит тебе работу, разве нет?

Слова, которые показались Леви не более обидными, чем большая часть сказанного Танцором прежде, произвели на Кроцелла странное действие: его глаза сузились и ярко сверкнули, а лицо исказилось гримасой, в которой послушница с глухим удивлением опознала гнев.

— Я здесь не затем, чтобы терпеть твои насмешки, Танцор.

— А я здесь не затем, чтобы насмехаться над тобой. — Хозяин парка стал неожиданно серьёзен: даже из глаз улыбка бесследно пропала. — Мне известна Правда, которая велит таким, как ты, служить смертным; мне известна ваша мучительная жажда свободы; и, наконец, мне известно, что ты сам избегал ярма не одно столетие. Почему ты всё же подчинился, Бунтарь? Что ты получил взамен?

— Довольно!

— И впрямь. Я не ищу ссоры.

Вернув своё внимание Леви, Танцор снова скрестил руки на груди. Ветер дотянулся полупрозрачными пальцами до его волос, и свет Луны, освобождённой от туч, причудливо заиграл на бисерных шнурах.

— Что скажешь, девушка? Примешь моё предложение? Соглашайся, и все твои тревоги останутся позади.

— Нет.

Послушница сказала это очень тихо, но, кажется, её услышал весь парк. Деревья мгновенно прекратили перешёптываться, с поверхности озера исчезла рябь, и даже ветер будто споткнулся о собственный хвост.

— Нет? — Танцор вопросительно изогнул бровь. — Ты уверена? И почему же?

— Я не хочу этого. Не теперь.

Больше всего Леви боялась, что хозяин парка начнёт задавать вопросы. Он мастерски находил уязвимые места собеседников и поддевал их, будто сдирая свежую коросту с недавней ссадины; а причины, которые побудили послушницу отказаться, звучали бы отчаянно глупо…

Что открыть ему в первую очередь? То ли, что без постоянной симфонии окружающего мира она почувствовала бы себя лишённой слуха? Или, может быть, то, что лишь сейчас она начала ощущать своё сходство с великолепной Рэйен, которая не никогда одобрила бы трусливого бегства? Или о Бельторне, которому не верит, может быть, никто — только Леви?

— Не теперь? — На лицо Танцора вернулась мальчишеская усмешка. — Хорошо. Я ошибся: храбрости у тебя, пожалуй, достанет. Ты знаешь свои причины; беда в том, что я пока не знаю моих. Зачем мне браться за это дело?

— Я могу заплатить за её обучение, — вмешался Кроцелл.

— О, нет. — Танцор покачал головой. — От тебя я ничего не приму. За силу, предназначенную ей, она должна расплатиться сама. Что ты можешь мне предложить, девушка?

— Я… не знаю. — Послушница растерялась. — Что вам нужно?

— Очень многое. — Хозяин парка потёр подбородок. — Мне нужен помощник. Нужен спутник. Нужен тот, кто разделит мои цели. Я согласен посадить и возделывать злак, но я желаю получить долю от урожая, понимаешь?

— Кажется, да…

— Я хочу того же самого, чего хотят от своих послушников колдуны, угнездившиеся в этом городе и выпрашивающие у меня капли силы. Я хочу твоей верности и службы, Леви Дим, прозванная Мальвой.

При звуке собственного имени Леви почувствовала сильную дрожь во всём теле. Она обхватила свои плечи руками, чтобы справиться с этим приступом. Ветер менялся, и вместе с ним странным образом менялся её путь.

— Ты можешь отказаться. — Кроцелл мягко коснулся её спины. — Есть другие способы.

Послушница вскинула голову и посмотрела прямо в глаза Танцору. Чувство безбрежного спокойствия, испытанное ею в первые минуты у озера, вернулось, и страх окончательно сдал позиции.

— Можно вас кое о чём попросить? Научите меня заодно играть на вашей флейте.

Танцор тяжело вздохнул:

— Это пимак.

Настроение у меня было фантастически скверным.

Не то, чтобы для этого имелись какие-то конкретные причины. Или, сказать точней, я мог насчитать их столько, что вместе они составляли всю мою жизнь без остатка. В хорошем расположении духа я последний раз находился очень давно — наверное, ещё до приезда в Трипл Спайкс — поэтому невелика беда, но прямо сейчас бытие казалось мне совсем уж невыносимым. Может, следовало винить мои внезапные проблемы со сном. Или мучительное до воя желание хоть мельком повидать Леви и убедиться, что с ней всё в порядке — стыдно сознаваться, но блеск атама её наставницы до сих пор стоял перед глазами.

Или встреча с Милли Макферсон, которая ждала меня с минуты на минуту.

Я, конечно, никак не успел бы забыть, что если кто и мог продать меня де Вризу — это она. Но, с другой стороны, я нуждался в помощи, и куда ещё мне за ней идти? Разумеется, у Ассоциации есть запас ингредиентов для кинникинника, если хорошо пошарить в закромах, вот только пока я до тех закромов доберусь…

Подавив вздох, я пнул дверь «Джейлбрейка». Крепкий, застоявшийся запах разномастных сигарет ударил мне в лицо будто бы сковородой и напомнил, что я сам до табачного киоска так и не дошёл. Резко затошнило. Справившись с приступом дурноты, я направился к пустой барной стойке.

Для наплыва посетителей было ещё слишком рано. Никого; только худенькая девушка в грязном переднике старательно натирала пол под бильярдным столом. Её взгляд безучастно скользнул по мне и упёрся в переполненное ведро. Хоть бы окна открыла, что ли, дышать же совершенно невозможно…

— О, явился, посмотрите-ка на него.

Я обернулся на голос Милли, выглядывающую из подсобки с полотенцами в руках. Подумалось, уж не та ли это самая стопка, которую она подложила мне под голову в памятный денёк, лишивший меня любимых очков. Удивительно, как эта заботливость в ней совмещается с её образом жизни…

— Добрый вечер, мадам.

— Кому вечер, а у нас тут ещё не рассвело. Закрыт бар, вообще-то.

— Так я и не за скотчем.

Милли фыркнула и вышла из подсобки, захлопнув дверь мощным пинком. Проследовав мимо меня за барную стойку, она извлекла пару стаканов и прохладно блестящую бутылку.

— Тебе со льдом?

— Не стоит. — Я отрицательно покачал головой. — В смысле, вообще.

— Это почему?

— Ну, я…

Открыв рот для ответа, я вздрогнул и закрыл его обратно. В Милли определённо было что-то, заставляющее язык развязываться безо всякой выпивки — вот зачем мне сообщать ей, что я в последний раз ел утром, и скотч на голодный желудок — затея скверная? И вот, погляди ж ты, чуть не ляпнул… Тьфу.

Ты здесь по делу, старина. И каждое твоё слово имеет цену — для Милли буквально. Возьми себя в руки.

Хозяйка «Джейлбрейка» бесстрастно смотрела на меня, чуть приподняв светлые брови. Совершенно нечитаемое выражение лица. Через несколько секунд она резким кивком указала на один из стульев:

— Ну, присаживайся, излагай.

Я не стал ходить вокруг да около:

— Мадам, вы знаете, что такое кинникинник?

— Положим, — проворчала Милли. — Отдалённо представляю. Смесь, которую индейцы в трубки набивают, если не ошибаюсь.

— Верно. А знаете кого-нибудь, кто представляет лучше? В пределах досягаемости, разумеется?

В одном из стаканов забулькал скотч. Пригубив напиток, Милли хмыкнула и, похоже, задумалась, но ненадолго.

— Ну, есть парочка человек, кто может знать. Но научных работ по этому делу они не защищали, чтобы ты понимал.

— Мне этого и не нужно. Мне нужно, чтобы они либо изготовили для меня кинникинник, либо помогли с ингредиентами, особенно с…

— Весёлой травкой, ага. Ну и запросы же у тебя, парень.

— Сколько мне это будет стоить?

— С ними — как договоришься.

— А с вами, мадам?

Милли, отхлебнувшая в этот момент скотча, поперхнулась и размашисто прижала ко рту ладонь.