— А если нет? — Леви ощутила противный холодок на спине и разозлилась на себя за испуг. Хорошая же из неё исследовательница, если душа уходит в пятки, когда ничего ещё не случилось…

— Никакой жестокости. Нас просто вышвырнут, и мне придётся искать другие пути. Хозяин не убивает смертных, так что не беспокойся.

Кроцелл встряхнулся, словно большой пёс, и крылья за его спиной пропали. Сделав шаг к воротам, он протянул Леви руку:

— Если хочешь — хватайся. И запомни, страх — не то, чего следует стыдиться. Если тебе страшно, это верный знак, что ты ещё жива. Когда нет причин бояться — нет и причин жить.

Леви приняла ладонь Герцога и кивнула, на самом деле не чувствуя согласия с его мыслью. Следовало обдумать её позже — когда над головой не будут нависать громады слишком живых деревьев…

О, Яхве. Приди в себя, идиотка… сказано ведь, что опасности нет…

Кроцелл тихо усмехнулся и бережно потянул её к воротам.

Только миновав их, послушница поняла, что кованые розы на решётке не цветут, а смотрят в землю, повесив увядшие головки.

Аллеи парка зябко кутались в туман, отливающий сталью и аметистом, а воздух пах костром. Деревья тонули в беспросветной мгле. Только странные тени с тусклыми огоньками на месте глаз пристально следили за путниками из-за тёмных стволов. Некоторые из них отдалённо походили на людей, иные — особенно те, что свешивались с ветвей и смотрели из кустов — напоминали птиц и животных.

Клубящиеся очертания их силуэтов вызвали в памяти Леви некогда виденные фото наскальных изображений из Найн-Майл-Каньона. Безмолвная слежка пугала её едва ли не сильней таинственного Хозяина, который ждал где-то возле озера.

Кроцелл шёл неторопливо, а его шаги не производили ни малейшего шума. Волосы Герцога потеряли свою устрашающую длину — теперь они спускались всего-навсего до талии. Так мог бы выглядеть обычный человек — если бы обычные люди имели привычку прогуливаться босиком по ночному парку, наполненному духами и древним волшебством.

Впереди появилось слабое, но тёплое мерцание. Кроцелл уверенно вёл Леви к нему. Несмотря на твёрдое решение спокойно реагировать на неожиданности, послушница едва успела подавить вскрик при виде двух рослых индейцев.

Стражи держали копья, украшенные яркими перьями, и эти перья выглядели единственным, что было настоящего в их полупрозрачных фигурах. Присутствие чужаков не вызвало ни протеста, ни дружелюбия. Несколько копьеносцев, прогуливавшихся невдалеке, вообще не подали вида, что знают о гостях; их скуластые лица казались послушнице ещё более каменными, чем лицо Герцога при их первой встрече.

— Доброе предвестье, — сказал Кроцелл. Его голос тоже стал звучать глуше. — Хозяин знает, что мы здесь, и не возражает. Во всяком случае, пока.

Тёплый свет приблизился и оказался, действительно, костром. Его окружила целая группа индейцев, занятых неслышной беседой; в небольшом отдалении сидел юноша, казавшийся слабей и гибче соплеменников. Он играл на массивной двойной флейте, украшенной кожаными шнурами и бисером; когда свет падал на инструмент, бусинки вспыхивали яркими радужными искорками.

От этого зрелища Леви ощутила необъяснимую, острую радость. Ей захотелось подойти к костру и поздороваться с людьми, особенно — с музыкантом, но затаившийся страх держал крепко, и она не решилась даже замедлить шаг, чтобы полюбоваться игрой цветов.

Чем дальше они шли, тем светлее становилось вокруг. Костры мягко сияли то здесь, то там; призрачное племя собиралось около них и неслышно беседовало, по-прежнему не обращая на Леви и Кроцелла никакого внимания.

Вот клёны, наконец, расступились, и путники вышли на берег недремлющего озера Уонэгиска. Над стальными водами плыл синеватый дым, а над парком — мелодия флейты. Несмотря на весь страх, пережитый Леви за время ночного путешествия, она не могла не отметить всепоглощающее чувство покоя, владевшее этим местом.

— Мы пришли? — спросила она.

— Да. — Герцог кивнул. — Остаётся только ждать. Если Хозяин покажется…

— …то что, Бунтарь среди бунтарей?

Голос, обратившийся к ним, будто принадлежал мальчишке. Не до конца веря в происходящее, послушница обернулась и увидела, как к ним приближается тот самый музыкант, что был у первого костра — тонкий, невысокий юноша с несколькими кругами блестящих бус, лежащих поверх светлой рубашки с яркой вышивкой. С его плеча спускалось тёмно-красное одеяло, а в чёрных волосах, туго стянутых бисерными шнурами, беспорядочно торчали перья. Смуглое лицо музыканта отличала удивительная живость черт — под впечатлением от других обитателей парка Леви успела вообразить Хозяина таким же бесстрастным, как они.

Но реальность снова обманула её ожидания.

— Вот я появился, — продолжал музыкант, с вызовом и усмешкой глядя прямо в лицо Герцога, — и что же ты скажешь мне? О чём попросишь?

Вместо ответа Кроцелл отпустил руку Леви и глубоко вздохнул. Затем, сделав шаг вперёд, он упал на одно колено и склонил голову:

— Приветствую тебя, Белый Танцор.

— И я приветствую тебя. Но встань! Я никогда не кланялся сам и не требую этого от других. Мы оба дети Вакан-Танки, ты и я, поэтому мы равны. Зачем ты здесь, Бунтарь?

— Я нуждаюсь в твоей помощи, Танцор. Это душа, — Кроцелл обернулся к послушнице, — которую я поклялся защищать, и не могу допустить, чтобы чужая глупость ей навредила. Она из тех, кто танцует с духами, и если у неё не будет достойного учителя…

— Ты лжёшь, — проворчал Танцор, подходя ближе. — О них давно так не говорят. Это племя хлипкое и трусливое, оно отреклось от Танца и сажает духов в металл, чтобы использовать их силу, не давая ничего взамен.

— Она — чистый лист. Ты сможешь показать ей другой путь.

— Он не для слабых. Ты говоришь, что поклялся защищать её, но разве тебе неведомо, как жесток Танец? Его дар — свобода, но неподготовленного ждёт смерть.

— Так подготовь её, как должно.

Белый Танцор скрестил руки на груди, и его усмешка стала колючей, а глаза сузились:

— Ты хитрец, Бунтарь. Почему ты сам не обучаешь её?

— Мы не можем учить смертных, и тебе это известно.

— Однако я вижу на ней следы твоей песни.

— Потому, что она её запомнила.

Взгляд Танцора обратился, наконец, к Леви. Ожидания снова обманули: ей казалось, что она почувствует смущение, тревогу или даже страх… но ничего не случилось. Хозяин парка сделал ещё несколько шагов и оказался совсем близко. Ростом он почти не превосходил послушницу; Кроцелл возвышался над ними обоими, точно серебряная башня.

— Здравствуй, девушка, — звонко сказал Танцор, улыбнувшись с неожиданной мягкостью. — Мои владения страшат тебя?

— Да… сэр, — выдавила Леви и тут же устыдилась этого «сэр», прозвучавшего крайне неуместно.

— Что ж, значит, ты не глупа. По словам Бунтаря, ты нуждаешься в учителе и не сможешь без него обойтись. Правда ли это?

— Я не знаю… Наверное. Меня учили, что духи сводят с ума таких, как я…

— И это верно. Знаешь ли ты, как спасается твоё племя?

— Нет…

— Становится глухим и слепым. Как только вы начинаете видеть истинное лицо мира, вам закрывают глаза — вместо того, чтобы научить вас смотреть, не отводя взгляд. Вам предлагают всю жизнь хлебать жалкие крохи силы из медных плошек вместо того, чтобы научить свободно дышать светом Вакан-Танки. Жив ли среди вас ещё хоть кто-то, кто помнит, как это делается?

— Она не виновата, Танцор, — сердито проговорил Кроцелл.

— А, не вмешивайся, — бросил хозяин парка, не повернув головы. — Зачем ты здесь, девушка? В тебе нет уверенности, нет решительности, да и храбрости совсем немного. Если бы я предложил тебе освобождение от мира духов, скажи, неужели бы ты не приняла бы его?

— Что… что вы имеете в виду?..

— Не каждый из тех, кому мир духов открывал свои двери, умел выдержать ритм Танца — и мы просто освобождали их от песен, которые причиняли им боль. Я мог бы сделать это и для тебя, если ты захочешь.

Над озером проснулся ветер, и спокойствие воды нарушилось лёгкой рябью волн. Помолчав немного, Танцор покосился в сторону Кроцелла и добавил: