Ясно: поговорить с главой Ассоциации получится вряд ли, а если и получится — то смысла в этом не будет.

Чтобы объявить своим преемником другого человека, она должна твёрдо верить в вину Нетуса.

Леви прикусила губу от досады и поспешила скрыть эмоции от наставницы за другой фисташковой салфеткой. Да здесь и впрямь сложные интриги, и Нетус был совершенно прав, отослав её. Она лишь послушница, которая не умеет даже чувствовать lumen naturae…

И не существует ни малейшей вероятности, что она научится этому в ближайшее время. А жаль… Возможно, если бы ей оставили хоть возможность посещать библиотеку без присмотра…

— Я отойду на минутку. — Наставница поднялась, тщательно проверяя каждую складку на юбке.

Леви кивнула ей, почти не обратив внимания — так её поразила эта неожиданная мысль. Да как она может об этом думать! Любая практика до Инициации гибельна для послушников… если её поймают, о посвящении можно будет забыть навсегда…

Да она с ума сошла! Только недавно её возмущало, что правила Ассоциации нарушил кто-то другой, а сегодня она сама почти готова это сделать! Может быть, Нетус как-то воздействовал на неё своей магией, может, он изменил её…

Сдержанный смешок, очень похожий на материнский, звякнул над ухом настолько ясно, что послушница невольно оглянулась — не стоит ли Рэйен за спиной. Но там, конечно же, никого не было, а голос матери, голос отражения из зеркала, снова заговорил где-то глубоко в её собственной душе:

«Воздействие, дорогая коллега, несомненно имело место. И изменения, вызванные им, мы можем зафиксировать с полной уверенностью в их происхождении. Вот только магия имеет к ним весьма малое отношение, хоть люди и пытаются называть волшебством совершенно естественное межчеловеческое влечение».

От этих мыслей у Леви запылали щеки, да так сильно, что она оставила столик без присмотра и метнулась следом за наставницей в уборную, где намочила ладони холодной водой и приложила их к лицу.

Она должна — нет, просто обязана — перестать думать о Нетусе Бельторне. Это так… не вовремя, так бессмысленно и опасно, и ему сейчас совершенно не до неё, а она никак не может помочь, и значит, не должна путаться под ногами…

Молодая послушница сунула голову под кран целиком, вызвав этим возглас изумления у мисс Клинг, появившейся из ближней кабинки.

…Наставница разрешила Леви побыть наедине с собой только вечером, после двух сеансов медитаций и очередного повторения планетарных влияний. Город за окном уже потемнел и замерцал разноцветными искрами, ветер стучался в стёкла и предвещал ухудшение погоды, а послушница чувствовала себя выжатой, как лимон. Сказывалась предыдущая бессонная ночь.

Нет, с такими переживаниями ей медитации не помогут… Но вот поспать действительно необходимо. Иначе завтра она будет совсем нервной…

Леви переоделась и спряталась в кровати. Зарывшись лицом в подушку, она ощутила, как тепло медленно, но верно прогоняет напряжение из её уставшего тела. Одеяло будто бы защищало её, отгоняя неприятности, дурные мысли и тревогу…

Сон почти завладел послушницей, когда раздался тихий стук в дверь. Сперва Леви показалось, что это начало сновидения, но стук повторился, прогнав остатки дрёмы.

Ох. Неужели мисс Клинг? Да уж, вполне возможно. Она, похоже, любит «забывать» о важных вещах, чтобы сообщить их потом. Наверное, ей кажется, что так выходит эффектней.

Леви спрыгнула на пол, босиком подошла к двери и открыла её. Но на пороге никого не было, если не считать…

Как это возможно?

Сердцу вдруг стало очень тесно в грудной клетке. Белая роза, ещё не распустившаяся до конца — юная сестра той, увядшей…

На сей раз цветок сопровождала только записка. Леви аккуратно подняла с порога и то, и другое, краем глаза успев заметить тень у лестницы. Вернувшись в комнату и развернув чуть помятый листок, она прочла: «Ты была чем-то расстроена. Улыбнёшься?».

Снова без подписи…

Леви подошла к окну и распахнула его, питая слабую надежду увидеть хотя бы спину Нетуса. Неужели днём это всё-таки был он? Но как?..

Двор молчал, молчали огни улицы внизу, молчала светлая гравиевая дорожка. Только деревья танцевали с собственными тенями да острые осенние звёзды таращились сквозь рваные тучи.

Из общежития вышел человек и направился вниз по холму. Серая куртка, светлые волосы, размашистая походка. «Оглянись», — мысленно попросила Леви, но Нетус Бельторн её не услышал.

Он спешит. Он будет действовать, будет добиваться своего, восстанавливать справедливость. А она… она остаётся ждать, словно принцесса в башне.

Ожидание и беспомощность — разве плохая идея для девиза некоей мисс Дим, дурочки, которая не может довести что-либо до конца: ни целиком предаться Очищению, ни встать на сторону того, кого считает правым?

Когда Леви вновь укладывалась в постель, от неудачного движения заныли бок и колено — да так противно, что она всхлипнула. Мало ей, да? А ведь это не всё, чем её могла бы удивить улица Линча, если бы не Нетус.

И всё-таки, случись это снова, она поступила бы так же. Что бы ни говорила Милли Макферсон.

А интересно, знает ли Нетус, кто займёт место леди Вендевы? И если нет, то как бы ему об этом сообщить?..

Стрелка на планетарном хронометре сдвинулась, сообщая, что время Меркурия окончилось. Право силы переходило к Луне, которая в этот момент натужно тащила сияющий зад вверх по небосклону и сражалась с тучами. Мы с ней друг друга не интересовали, но её свет весьма благоприятно влияет на сделки и общение с женщинами, а сейчас мне предстоит всё сразу.

Дополнительный круг Дантова ада для слишком зорких начинался примерно на середине улицы Линча: от мерцания вывески «Джейлбрейка» даже у меня слезились глаза. Должно быть, Милли изобрела её для самых поддатых клиентов — чтоб уж точно мимо не прошли.

Последние несколько ярдов до дверей я преодолел, жмурясь. Пнул хлипкую заляпанную створку, сделал ещё шаг и погрузился в полное густого шума пространство.

Вообще говоря, я так себе похож на типичного посетителя подобных заведений, но неприятности ко мне не липнут. И дело вовсе не в том, что направленный через медь lumen naturae отведёт глаза подвыпившим громилам, просто такие бары любят Нетуса Бельторна не меньше, чем он их. Есть между нами что-то родственное.

Милый моей душе грохот, замешанный на смехе, визгах и тяжёлом роке, способен выбить дерьмо из головы лучше любой медитации. Года полтора назад я и сам с удовольствием барабанил в одном подвальчике в Провиденсе, но в последние месяца четыре от меня осталась лишь жалкая тень. Если б только я мог выбросить из головы Ассоциацию и бабушку…

Вечер вторника — не самое популярное время для барных приключений, и я вполне мог выбирать себе такие тропы сквозь зал, чтобы никак не пересекаться с группами расслабляющихся клиентов Милли Макферсон. Сама царица «Джейлбрейка» в это время с хмурым видом протирала пивные кружки за стойкой, хотя могла бы, я уверен, вообще не появляться в зале — стричь барыши при её статусе можно без дополнительных усилий.

И, судя по тому, что стулья перед стойкой были пусты, Милли сегодня не в духе и отшила уже всех претендентов на её внимание. Окей, так даже лучше: никто не помешает.

Я добрался до стойки, занял местечко потеплей и заговорил со спиной хозяйки:

— Мадам, не плеснёте ли немного скотча усталому путнику?

— Чего? — Милли обернулась так стремительно, что я вздрогнул. — Как ты меня сейчас назвал…

Она смолкла, не окончив фразу, и пристально вгляделась в моё лицо. Затем отвернулась. Поставила на полку свежевытертый стакан. Снова скосила на меня глаза.

— Прости, парень. У тебя, наверное, брат-близнец есть?

— Не-а. К чему вопрос, мадам?

Милли фыркнула:

— У меня тут валялся бедолага в подсобке вчера, так вас будто в одной форме отливали. Но ты — точно не он, сломанный нос за сутки не лечится.