— Кроцелл, ты мне нужен.

Среброволосый собеседник Марбаса растворился в воздухе, а руки Бельторна снова покрылись чёрными молниями. В следующую секунду Тансерду показалось, что в его животе взорвалась граната.

Сознание пошатнулось от боли, которая дарила почти… облегчение?

Корчась на полу, Второй Октинимос понял, что улыбается. Заслуженно, да, заслуженно… Пусть… Пусть болит тело, но не душа, только не душа…

— Да прекрати же ты!

Пытка окончилась так же внезапно, как и началась.

Теперь леди Вендева крепко обнимала внука, и плечи её сотрясались от рыданий.

— Не надо… прекрати, прошу тебя… ты не был убийцей, так не становись им сейчас…

Бельторн молча сбросил руки бабки, отстранил её саму и снова опустился на колени рядом с Леви. Его пальцы в последний раз скользнули по её окровавленной щеке. Леди Вендева попыталась дотронуться до плеча Нетуса, но он дёрнулся и оттолкнул её ладонь.

— Знаете что? Катитесь в ад. Оба.

Бережно подняв на руки мёртвую возлюбленную, Бельторн пересёк Залу и исчез в дверном проёме. Герцоги пропали мгновением раньше. Вендева зажала себе рот, выронила трость, а затем лишилась сознания, испортив белый костюм бурым месивом из крови и внутренностей.

Джеффри Тансерд остался в одиночестве стоять на руинах того, что ещё утром было могущественной Ассоциацией Зар Шел Врадим.

На поверхность озера бесшумно ложился первый снег.

Шаман с раскрашенным лицом зябко кутался в алое одеяло, пока его пимак глотал ноту за нотой из поющей воды. Полупрозрачные фигуры-веретёна толпились вокруг него, перешёптываясь и судача. Их глаза бледно мерцали, соревнуясь со снежинками.

— Медные цепи разрушены, — задумчиво произнёс шаман, когда веретёна смолкли. — Значит, пора уходить. Освобождённые Старшие Духи будут всюду совать носы, и я не желаю ни дружить, ни ссориться с ними.

Помолчав и усмехнувшись, Белый Танцор добавил:

— А колдунам моя сила больше не потребуется. Любопытно, что они станут делать без своего верного металла?..

Веретёна снова зажурчали, но их перебил низкий вой, донёсшийся из-за деревьев парка Уонэгиска. Двумордый волк, его самка и четыре переярка тенями скользнули на набережную; шерсть волчицы серебристо переливалась.

Шаман обернулся к новоприбывшим духам. Дождавшись, пока они окажутся рядом, он опустился перед вожаком на одно колено.

— Приветствую вас, Великие Зрячие. Ваша весть дошла до меня, и я ждал с нетерпением.

Волки переглянулись и заворчали. Лунношёрстная самка приблизилась к Белому Танцору, наклонила голову и разжала челюсти. Несколько сиреневых капель, сияющих в снежном полумраке, упали в подставленные ладони, и в воздухе поплыл лёгкий аромат лаванды.

Шаман с благоговением поднёс горсть света к глазам. В его чёрных зрачках заплясали искорки-отражения.

— Семя души… такое сильное! Да, цветку суждено распуститься вновь. Благодарю вас, Великие. Лёгких вам троп… и, надеюсь, вы нас ещё навестите.

Двумордый вожак утвердительно фыркнул. Налетевший ветер взвихрил снежинки и начисто стёр волков, оставив только следы. Белый Танцор сомкнул ладони, пряча сиреневое мерцание.

— Настало время покинуть озеро, друзья, — сказал он, обращаясь к веретёнам. — Семя взойдёт, но потребуется не один год…

Где-то в городе занялось пламя, и ночное небо окрасилось тёмным янтарём.

— ...и покой, о котором смертный мир теперь позабудет надолго, — закончил шаман.