Ведомый животным чутьём, Тансерд отпрянул к стене. Вряд ли это его спасёт, но стоять так близко к последствиям собственных ошибок у него попросту не хватало воли. Люди, которые ему доверились, обездвижены и беспомощны, и фигуры, искрящиеся запредельной силой, вряд ли станут их щадить.

Всё вышло из-под контроля… всё кончено. Рассудок оцепенел, не видя выхода.

Пол вокруг босых ног Агареса пошёл трещинами, и Зала наполнилась вибрацией, сводящей с ума. Бельторн на мгновение обернулся, и Тансерд увидел, что его правый глаз снова стал чёрно-синим. Лицо, некогда принадлежавшее Леви Дим, исказилось до неузнаваемости, и на Тансерда словно обрушилась вся тяжесть небесного свода.

Силуэт молодого практика покрылся льдистой рябью, и он едва шелохнулся, пока Второй Октинимос чувствовал, как воздушные жернова вытирают им стену. Агарес мотнул головой; вокруг него засвистели незримые лезвия.

Пространство взорвалось тёмным багрянцем, и Тансерд закрыл лицо руками, чтобы не смотреть, как падают на мёртвый силовой контур ошмётки плоти. Температура в помещении резко упала.

Сквозь просветы в пальцах лились голубые всполохи, и запястья холодели. Неизвестно откуда взявшийся мороз жёг спину, а Зала грохотала так, будто собиралась обрушиться с минуты на минуту. Второй Октинимос заставил себя отнять ладони от щёк.

Лёд блокировал дверной проём и почти поглотил стены. Воля Агареса выворачивала из пола куски мрамора, но Бельторн легко уворачивался от них, двигаясь со скоростью мысли и словно заранее зная, куда придётся удар. Ах, ну да, ведь с ним Марбас, как иначе… может, ещё есть шансы…

Но с каждым мгновением Агарес обретал всё большую уверенность. Скоро он освоится в новом теле… В мир пришло уничтожение, и привёл его он, Джеффри Тансерд.

Ассоциация уже погибла. Тайная Зала превратилась в общую могилу для сильнейших Октинимосов и перспективных младших практиков. Не разобрать, где чьи останки… Хорошо, что эти люди не увидят, как в холодную ночь выйдет воплощённая смерть.

— Собрался запереть меня здесь, да? — Агарес надтреснуто засмеялся. — Эй, труп, а если нам договориться?

Вихри льда стихли. Противники остановились так близко друг к другу, что в памяти Второго Октинимоса воскрес момент, когда он впервые увидел их вместе. Берег озера, солнечные пятна на листве… юноша и девушка, жарко спорящие над стаканчиками с кофе. Это могла быть пара молодых учёных — свежие умы, в которых Ассоциация так нуждалась — но Джеффри Тансерд решил иначе.

Безумные глаза Агареса сузились, а губы приоткрылись, обнажая дёсны, и чуждость этого выражения на нежном лице царапала взгляд.

— Договориться? — безо всяких эмоций спросил Бельторн. — А ты умеешь?

— Ты щадишь меня, потому что всё ещё надеешься её спасти, не так ли?

Тансерд вскочил, поскальзываясь на ледяной корке.

— Нетус! — закричал он, не узнавая собственного голоса. — Не слушай его, он тянет время, он хочет окончательно срастись с телом!

Молодой практик развернулся было ко Второму Октинимосу, но Агарес выпалил:

— Она носит твоего ребёнка. Дай мне две минуты — лишь две минуты! — и я верну её тебе!

— Ты лжёшь! — рявкнул Бельторн, и у него на глазах вдруг выступили слёзы. Он вытянул перед собой левую руку, которая тряслась, будто стебель на ветру. — Замолчи, слышишь?!

— Он тебя просто отвлекает! Не говори с ним, Нетус!

— Всего две минуты! — Голос Агареса наполнился мольбой, и он подступил ближе к молодому практику.

— Отойди от меня, сволочь! — Выставленная рука Нетуса обросла льдом, и в свете уцелевших ламп зловеще блеснул острый край. — Отойди, не то…

Агарес встал у самого кончика морозного лезвия и улыбнулся, смахивая с лица каштановые пряди. Его глаза блестели торжеством.

— Ты не сможешь её убить, — насмешливо произнёс он, — теперь я… знаю…

Мгновенная заминка почему-то обожгла слух, точно кипяток. Девичье тело дрогнуло и отступило назад; растрёпанные волосы закрыли лицо. Когда голова поднялась снова, жёлтые глаза пропали. Вместо них на Бельторна смотрели карие — широко раскрытые, полные боли…

— Пусть… катится… в ад, — хрипло выдавила Леви и с силой подалась вперёд, навстречу лезвию.

Когда оно вошло в живот носительницы, из её рта хлынула густая кровь… и мир взревел.

Тансерд схватился за виски, пытаясь остановить неумолимое вращение пространства. В ушах стоял такой нестерпимый звон, точно небо раскололось, и мириады его осколков падали на скорбящую землю. Воздух рябил и искрился, пока пласты магического льда таяли, обнажая стены Залы. Глаза почти не служили Второму Октинимосу, и он их закрыл, успев заметить, как освободился вход.

Что-то изменилось, и изменилось безвозвратно. В конце концов, Герцоги никогда раньше не умирали.

Мучительное забытье наконец выпустило Второго Октинимоса из своих когтей, и он смог полностью воспринять кошмар, воцарившийся в Тайной Зале. Безжалостно развороченный пол был сплошь покрыт кровавыми останками. Посреди разрушенного силового контура сидел Нетус Бельторн, и на его коленях покоилась голова Леви Дим. Он медленно гладил её волосы, не отводя взгляда от застывшего лица.

Чуть поодаль стояли две высокие фигуры. Тансерд узнал Марбаса и подавил возглас изумления — каким образом Герцог смог появиться на материальном плане?

— Ты хотел объяснений, Кроцелл, — бесстрастно проговорил Пятый Герцог. — Они ещё требуются?

— Сейчас я хочу вырвать тебе сердце. — Голос его собеседника дрожал. — Это всё из-за Вечного Отца, да? Из-за его помилования? Мы виновны и приговорены к рабству, но если кто-то из нас погибнет от руки смертного… Так вот какую цель ты преследовал!

— Да. И мне даже жаль, что ты не выполнишь своей угрозы. Я так устал…

Новый голос ворвался в тяжкую тишину уничтоженной Залы.

— Господе Иисусе!.. — Вендева Бельторн переступила порог, опираясь на трость, и в её глазах вскипал чёрный ужас. — Сэр Тансерд… что всё это значит? Моя медь только что перестала работать! Что вы натворили?!

Второй Октинимос непроизвольно стиснул в руке свой главный резервуар — тяжёлый крест — и ощутил глухое изумление, поняв, что он пуст. То же самое случилось и с кольцом, и с запонками, и даже с запасным — крошечной булавкой…

Марбас тряхнул золотой гривой.

— А не ты ли старался скрыть свою печать любой ценой, Кроцелл? Не ты ли прятался от Соломоновой правды дольше нас всех? Можешь ли ты судить меня за то, что я решил её сломать?

— Цена слишком велика, и расплатился не ты!

— Агарес мечтал уйти в небытие. Я лишь исполнил его желание, просто сделал так, чтобы его смерть освободила всех нас. Пусть маги теперь играют с печатями, сколько захотят. Мы уже никогда не услышим зова меди.

— Но ты-то просчитался. Клятва Солицен не исполнена. Мы всё ещё связаны… с ним, — Кроцелл кивнул на Нетуса.

— Это не имеет значения. — Марбас отвернулся. — Человечество лишилось способности вредить себе с помощью Герцогов, и, быть может, теперь Творение доживёт до возвращения Вечного Отца. Если во имя этого мне суждено остаться слугой, я готов. И был готов с самого начала. Хочешь врезать мне за то, что я потянул тебя следом? Думаю, нам обоим есть, что искупить.

Его собеседник задумчиво пожал плечами:

— По крайней мере, теперь мальчик останется жить. А мне не всё равно.

Тансерд поднялся и сделал несколько бессознательных шагов к Герцогам. Как поверить, что всеведающий Марбас, вдохновитель плана нового миропорядка, всё это время считал Второго Октинимоса пешкой?

— Едва ли пешкой, — проговорил Пятый Герцог, ухмыльнувшись. — Вы, мой бывший хранитель, вполне ферзь. Не у каждого смертного достанет тщеславия так поверить в свою непогрешимость. Без вашей гордыни я бы никогда, никогда не справился.

Смесь глухого отчаяния и стыда заставила Джеффри Тансерда приблизиться к Нетусу и выдавить, надеясь непонятно на что:

— Мистер Бельторн, простите меня…

Молодой практик будто очнулся. Его выглядело не более живым, чем лицо Леви Дим. Несколько секунд пустые глаза изучали Второго Октинимоса так, словно видели впервые, а затем Нетус холодно произнёс: