Я вспомнил последнюю беседу с Фредериком де Вризом. Лысый меценат будто не заметил, что мой звонок запоздал на пару дней, и новостями остался доволен. Наша встреча должна состояться завтра…

И у меня есть идея, как заинтересовать его в помощи одному голодающему практику.

— Сначала мне нужно выяснить, где он её держит. Такие вещи не носят при себе.

— Моя мать носила. И ухитрялась прятать печать ото всех чёрт знает сколько лет. Почему ты считаешь, что Тансерд будет поступать иначе?

Я растерялся и замолчал.

— Впрочем, — продолжала Леви, не обращая внимания на моё сконфуженное лицо, — не думаю, что эти сведения очень трудно раздобыть, когда ты можешь бродить по чужим снам.

— Не понял…

— Я всё узнаю. Здесь, в Ноо, время на моей стороне.

— Леви, нет! Ты же сама только что говорила об опасности…

Мисс Дим заткнула меня поцелуем, а затем соскользнула со скамьи; её глаза лукаво мерцали.

— У тебя всё равно не получится меня остановить, — сказала она, улыбаясь. — Да и вряд ли кабинет Тансерда опаснее тех мест, через которые мне недавно пришлось тащиться.

— Расскажешь?

— Лучше как-нибудь покажу. Если я научилась разгуливать по Ноо, ты уж точно сможешь. А сейчас тебе пора просыпаться.

— Стой! — Я вскочил и поймал её за талию. — Я же буду сонным весь день. Ещё хоть пять минут, а?

— Не волнуйся, я обязательно приснюсь тебе завтра, — пообещала Леви, колко улыбнувшись, — любовь моя.

Оставив меня стоять с мучительно горящими ушами, мисс Дим сделала шаг назад, и декорации сна мгновенно погасли. На самой грани пробуждения я успел затосковать от того, что её снова нет рядом.

Расплывчатые огни кружились под звуки пимака, иногда скользя по самым верхушкам тонких скал. В эти моменты туман становился светлее, словно где-то неподалёку беззвучно срабатывала фотовспышка. Смуглая и круглолицая девочка с бисерными нитями в косах выглядела слишком маленькой, чтобы справиться с низкоголосым инструментом, но впечатление было обманчивым.

Леви молча следила за тем, как резво детские пальчики перебегают от одного отверстия к другому, а густые звуки впитываются в сияющую глыбу льда. Острое и бледное лицо пленённого Кроцелла оставалось неподвижным.

Танцовщица отняла пимак от губ и со вздохом прислонила его к валуну рядом с собой. Бисер замерцал, когда она покачала головой.

— Бунтарь не справляется.

— С чем? — встрепенулась Леви.

— Те Старшие, что предали Вакан-Танка, всегда завидовали людям из-за дарованной нам свободы воли. Ради неё они презрели свою природу, но Бунтарю не хватило и этого — получив человеческую свободу, он захотел иметь человеческое сердце. Его алчность удовлетворена, но со страстями он сладить не может.

Леви передёрнуло. Слова Танцовщицы заставили её ощутить укол раздражения своим сходством с моралью, которая на каждом шагу попадалась в руководствах по самоконтролю. Шаманка усмехнулась: чувства послушницы не остались для неё тайной.

— Не пойми меня неправильно, Мальва. Страсть — это мустанг, который может сбросить тебя, и тогда ты сломаешь спину, а может унести к величайшим чудесам, если ты сумеешь его объездить. Ваше племя стремится посадить мустанга на вечную привязь, но ты уж сама скажи мне, мудро ли это. Кто знает, вдруг я ошибаюсь?

Договорив, Танцовщица приложила пимак к губам, и туман наполнился музыкой. Лёд медленно, но верно поддавался; он не таял, как это происходило бы в реальности. Он просто исчезал.

— Сколько нужно времени, чтобы эта штука растаяла? — спросила Леви, ёжась от растекающегося в воздухе мороза.

Танцовщица пожала плечами. Мелодия прервалась.

— Мне ещё не доводилось вызволять Старшего Духа из его собственных оков. Придётся возвращаться к озеру, чтобы восполнить силы и продолжать.

Очередная стайка искр потёрлась о ближайшую скалу, роняя нотки-отблески на молчаливый лёд.

— Что собираешься делать, Мальва? Духи, посланные к твоему телу, говорят, что оно находится в месте, отрезанном от мира снов. Там царит покой, в котором узники меди нуждаются, когда творят свои высшие ритуалы, и незваных гостей они не допустят.

— И это значит, что я тоже не попаду туда, пока они не решат меня разбудить?

Виновато поджав губы, шаманка качнула головой:

— Верно. Сейчас ты одна из нас.

— И ничего нельзя сделать?

Соскользнув с валуна, Танцовщица наклонилась к седому кустарнику, посвёркивая бисером. Будь её движения чуть менее точными и порывистыми, она походила бы на самое обычное дитя, наслаждающееся ароматом трав.

— Я могла бы призвать гнев земли и ветра на головы твоих бывших наставников… если ты не считаешь потраченных жизней. Тебе стоит только попросить.

— И что вы будете обо мне думать, если?..

Леви запнулась и не договорила. Обречь на смерть других, чтобы спасти себя? Неужели она всерьёз допускает подобное?!

Выражение лица шаманки не изменилось. В её чуть раскосых глазах ровно мерцал тёмный огонь.

— Только Вакан-Танка имеет право судить. До тебя мне есть дело, до них — нет.

— Должен же быть другой способ. — Леви поднялась, машинально отряхивая юбку.

Танцовщица пожала плечами. Ей не нужно было ни о чём спрашивать — благодаря связи их мыслей она прекрасно знала, что задумала послушница. Путешествие, проделанное Леви из отдалённых уголков Ноо, удостоилось лишь скупой похвалы — словно ничего другого и не ожидалось.

— Будь осторожна, — сказала шаманка, снова поднимая пимак. — Можешь передать своему медному вору, что я разрешаю пополнять силы у озера. И я снова пошлю духов к месту тишины — может, удастся всё-таки найти лазейку.

— Спасибо. — Слегка растерявшись, Леви не придумала ничего уместней, чем неуклюжий реверанс.

Шагая вниз по склону, она чувствовала, как теплеет воздух. Лёд Кроцелла стягивал к себе пространство, замедляя ветер и глуша окружающие звуки. Чем дальше отступали пять тонких скал, тем легче становилось дышать, и тем сильнее казалось, что поздняя осень резко сменилась душистой весной. Безымянный город зяб и чуть поблёскивал; спящие дома, разбросанные по холмам, выглядели так, словно жители оставили их на пару минут.

Спустившись к неправдоподобно высокому указателю без надписей, воткнутому около пустого и гладкого шоссе, послушница вызвала в памяти цепочку звуков, служившую именем двумордому волку из погибшего леса. Ноты легко покинули её разум и растворились в воздухе.

Отыскать чужой сон — особенно сон Нетуса, человека, чьё сердце стучало так близко и громко — было просто. Но сейчас ей предстоит проникнуть в реальный мир, и лучше всего пойти следом за духами — ведь и Танцор, и Кроцелл упоминали, что существам Ноо открыты пути в оба пространства.

Из-за ближайшего холма раздался многоголосый вой.

На шёлково лоснящейся шерсти духов играли мелкие блики. Уже знакомый послушнице вожак стаи скользил впереди, едва касаясь лапами шоссе; чуть позади него шла волчица — крупная, но изящная, с острой мордой и плавными движениями тонкого хвоста. Остальные четверо волков — мельче и прозрачней — сохраняли почтительное расстояние и двигались, низко опуская головы.

Духов объединяла угольная масть и множество глаз, которые беспорядочно открывались на волчьих телах

Леви слегка занервничала. Волки остановились чуть поодаль, и только двумордый приблизился вплотную, вырастая над послушницей, точно огромная глыба тени. Повинуясь скорее наитию, чем здравому смыслу, Леви выставила вперёд руку, согнув в локте и повернув её к волку тыльной стороной ладони; тот сдержанно обнюхал ткань её свитера и фыркнул, позволив ей коснуться его лба.

Вопросительные ноты кружились между духом и послушницей, как пушинки одуванчика. Леви закрыла глаза и напрягла внутреннее зрение, воскрешая образ сэра Джеффри Тансерда. В тихую мелодию, исходившую от двумордого волка, вплёлся новый мотив — понимание.

«Добыча?»