До скрежета стиснув зубы, Леви ждала, пока колебания сигналов стихнут. От вибрации адски звенело в ушах, но магическая тишина нуждалась в нерушимом сосредоточении. Если сквозь неё проскользнёт хотя бы эхо, всё будет напрасно…

Но этого не случилось. Когда купол пошёл рябью и растворился в воздухе, на лужайке уже воцарилось полное спокойствие.

Ноги едва держали послушницу, и она села прямо на сырой газон. Такой большой щит собственными силами Леви создала впервые, и внутри не осталось ничего, кроме тупого удивления. Вожак подошёл к ней и очень по-собачьи ткнулся в плечо своими бледно мерцающими мордами. В солнечном сплетении расцвело мягкое тепло: дух передал Леви немного своего lumen naturae. Оставалось только предположить, что вожак оценил сложность сотворённой магии… и понял её как проявление силы.

— Путь свободен, — сказала послушница, машинально запустив пальцы в густую шерсть двумордого духа. — Весь свет, который сумеете найти и взять — ваш. Только будьте осторожны. Хозяин логова опасен, слышишь?

Вожак понимающе засопел.

— И не трогай штуки, которые скверно пахнут. Лучше дай мне знать, если наткнёшься на такое, хорошо?

Утвердительно фыркнув, дух поднял голову, коротко взлаял, и вся стая растворилась в тенях, окутывающих дом. Леви осталась в одиночестве посреди лужайки собираться с мыслями. Подставляя напряжённый слух мягкому шороху дождя, она размышляла о предстоящих поисках.

В жилище Тансерда наверняка хватает предметов, хранящих в себе самую разную магию. Получится ли отличить печать Марбаса от прочих? Вряд ли. Но, чёрт подери, этот барьер вокруг дома всё же выглядит не слишком убедительно. Второй Октинимос ведь не может считать, что его хватит для охраны достояния Ассоциации?

Нет, точно нет. Наверняка он бережёт печать, как зеницу ока. Следовательно, Леви должна искать самое опасное место в доме.

Дождь прошёл, оставив после себя пьяную, засыпающую землю и тихую ночь с лиловыми отсветами в воздухе. Послушница встала, сожалея, что чувство влажной почвы под босыми ногами так сильно притуплено.

Оказавшись у входной двери, Леви невольно потянулась к звонку и одёрнула себя в последний момент. Трудно перестать быть хорошей девочкой, которая всегда спрашивает, можно ли ей войти.

В тёмном холле пахло деревом и шоколадом. Со второго этажа доносился медленный джаз, а слева — по-видимому, из кухни — громко и настойчиво тикали часы. Глухой мрак нарушался только заплаткой жёлтого света, падавшего на лестницу из приоткрытой двери. Леви прислушалась — там, за дверью, кто-то беседовал.

Как она и предполагала, освещённая комната была гостиной — небольшой, но уютной, с немыслимым количеством индейских покрывал на стенах. От узоров зарябило в глазах, но послушница встряхнула головой и сфокусировала взгляд на двух женщинах, сидевших на пунцовом диване.

Волосы Лидии Стэпфорд мягко отливали золотом в свете торшера; она расслабленно откинулась назад, чуть улыбаясь самым уголком совершенного рта. Несмотря на эту улыбку, лицо супруги сэра Тансерда казалось злым.

Нирити Клинг, ютившаяся поодаль, походила на сиротку из богоугодного заведения, и Леви сперва её не узнала — слишком сильно изменило наставницу полное отсутствие макияжа, гладкая коса вместо сложной укладки и закрытое платье.

— Я не уверена, что Джеффри захочет с тобой говорить, — сказала Лидия, и у Леви засосало под ложечкой от протяжной монотонности её голоса. — Ты ведь понимаешь, что у тебя мало шансов сохранить свой статус в Ассоциации? По правде говоря, ты вряд ли вообще останешься в наших списках.

Нирити дёрнулась, как от пощёчины.

— Не может быть, леди Лидия, я ведь… моя линия крови, я последняя… разве я не смогу как-то искупить…

— Искупить что, дорогая? — Интонации супруги Тансерда вдруг обрели зловещую нотку. — Сейчас ещё нельзя сказать, чем обернётся твой провал. Джеффри готовил почву для Процедуры много лет, мы столько ждали появления идеального носителя… какая цена заплачена!

Лидия Стэпфорд не повышала голоса, но её слова метательными ножами свистели в воздухе, и Нирити вздрагивала так, словно эти ножи втыкались в дюйме от её шеи.

— И для чего всё это? Чтобы ты обрекла мир на гибель своими капризами?

Глядя, как наставница сжимается в беспомощный комок, Леви пожалела её неожиданно для самой себя.

— Но ведь всё не так плохо! Девчонка по-прежнему у нас, верно? Значит, ритуал ещё можно провести?

— Тебе кажется, что Очищение — пустой звук? Полагаешь, Джеффри зря на нём настаивал, рискуя испортить отношения с леди Вендевой? Ты хоть представляешь, как грубо оно было нарушено из-за твоей невнимательности, Нирити?!

О, а вот и гнев, наконец.

— У нас, конечно, нет выхода. Ритуал состоится. Но ты надеешься, что Джеффри забудет о том, как ты всё усложнила? Завтра утром ему придётся объяснять леди Вендеве, зачем понадобилось погружать девушку в летаргию. И если Первая что-то заподозрит, мы потеряем всё.

Пальцы Нирити вцепились в подол платья, так, словно хотели разорвать, а лицо застыло. Леви не могла уловить ни единой мысли за сплошным ужасом, во власти которого оказалась её — бывшая? — наставница.

— Мой муж очень зол на тебя, — холодно произнесла Лидия, возвращая своему голосу олимпийское спокойствие. — Кроме всего прочего, он действительно не хотел смерти младшего Бельторна. И если бы ты не ухитрилась позволить носительнице завести роман с мальчишкой прямо у тебя под носом…

— Я не виновата! — отчаянно вскинулась Нирити. — Кто вообще мог такое предвидеть?! Эта маленькая шлюха, она…

— Лидия, ты неправа. Я вовсе не зол.

Мягкий, немного усталый голос сэра Тансерда заставил вздрогнуть всех, кто находился в гостиной. Лицо его супруги превратилось в маску, разом утратив всякое выражение. Белая, как мел, Нирити вперилась во Второго Октинимоса полными слёз глазами и до крови прокусила нижнюю губу.

Леви оказалась точно на линии их взглядов и метнулась к узорчатой стене — несмотря на то, что её мелодия терялась среди кипящих в комнате эмоций, ей хотелось спрятаться.

— На кого мне злиться? — продолжал сэр Тансерд, скрестив руки на груди. — Я вижу сердце столь бедное, что в нём не нашлось терпения и сострадания к несчастной Леви в последний месяц её жизни. Это достойно жалости, а не злости. Вина за случившееся лежит только на мне — это я принимал решения, и я за них отвечу.

В гостиной воцарилась звенящая тишина. Нирити глотала слёзы, уставившись в колени.

— Признаться, у меня сейчас голова раскалывается. Дорогая, тебе не трудно будет сделать мне чай с мятой после того, как ты проводишь мисс Клинг?

— Конечно, нет, — Лидия грациозно поднялась. — Нирити, тебе действительно пора.

Леви выскользнула в холл следом за уходящим Тансердом. Её сердце — её память о сердце — стучало так, что сотрясало бы всё тело, если бы оно у неё было. Рассудок пытался упорядочить новые сведения.

Последний месяц её жизни…

Слишком страшно, чтобы в это поверить. Можно ли вообще осознать подобный кошмар? Если только Второй Октинимос каким-то чудом не шутил, выходит, что Леви собираются убить. Но зачем?.. Чего Тансерд хочет добиться всем этим? Лидия сказала, что мир может погибнуть, если они не справятся… Что за Процедуру она имела в виду?!

Нельзя, нельзя теряться! Сосредоточиться, собраться с силами… и наблюдать.

Кабинет сэра Джеффри располагался на втором этаже. Леви вошла внутрь вместе с тенью Второго Октинимоса, прислушиваясь к переплетающимся мелодиям lumen naturae.

Едва за спиной послушницы захлопнулась дверь, Тансерд встряхнулся, и его облик изменился. Живому глазу показалось бы, что на месте Второго Октинимоса возник другой человек, но глаза духа видели: новое лицо — ложное, совсем как те, что носил Нетус. Маска выглядела сурово — орлиные черты, спутанные космы, почтенный возраст — и послушница ахнула, узнав автора «Антологии проклятий», сэра Вайна Файндрекса, чьё фото красовалось на первой странице фолианта.