Мы убрали тело Хью из лаборатории. Не буду вдаваться в то, что на теле возникло несколько колотых ран. В тот же день мы устроили генеральную уборку и разбрелись по своим делам. Высказавшись, мистер Глауб перестал хандрить. Вместо этого он принялся изучать мои записи, чтобы понять, что пошло в эксперименте не так, и как этого в дальнейшем избежать. Я же решил прогуляться по поверхности, благо был солнечный и теплый день.

Иной раз мне казалось, что время вокруг нашей хижины приостановлено. Все оставалось без малейшего изменения. Всё та же девственно чистая природа, не ведавшая вмешательства человека. Да, где-то вдалеке на горизонте был различим дым, но добраться до его источника можно было часа за три пешком.

Я блуждал вокруг нашего укрытия где-то полчаса, боясь упустить его из виду. Но когда и это занятие мне наскучило, я решил вернуться в свою комнату и вздремнуть. В спальне меня ждал досадный сюрприз, и то я его не сразу заметил. Я успел раздеться, лечь в постель, сладостно потянуться, и лишь потом посмотрел на клетку с Эрни. Я с ужасом осознал, что он не двигается. Грызун так же не реагировал на постукивания по решетке. Последние дни были столь переполнены событиями, что я забыл положить Эрни еду. Я — омерзительный хозяин. Меня охватила паника и стыд, я взял клетку и побежал с ней к профессору. Он по-прежнему сидел в библиотеке и читал записи.

— Мистер Глауб! Эрни умер!

Профессор опустил листы и с интересом стал на меня смотреть. Тогда я понял, что стою перед ним в одном нижнем белье. Я машинально решил прикрыться клеткой, чем вызвал лишь ухмылку на лице профессора.

— Отнеси его в лабораторию и оденься. У нас как раз закончились подопытные животные.

Я уже не пытался как-то спорить с ним. Лишь послушно отнес тело крысы в лабораторию и ушел одеваться. Когда я вернулся, Лауфман уже извлек грызуна из клетки и с интересом изучал.

— Поздравляю, Сэмми, — начал профессор, не оборачиваясь, — Твой питомец умер от истощения около часа назад. Ты должен быть собой доволен. Сколько уже животных на твоем счету? Пятнадцать? Семнадцать?

— Девять собак и двенадцать крыс, — пробубнил я, вспомнив время, когда я забывал покормить обитателей нашей темницы.

— Двадцать один? Ого! Далеко пойдешь!

Этот комментарий я решил оставить без ответа.

Карманы у халата профессора казались безразмерно глубокими, при этом со стороны не видно, лежит в них что-то или нет. Однако я знал, что в его правом кармане лежит живое сердце Марлы, а в левом лежат кристаллы души. Как говорил мистер Глауб — “Всегда держи самое нужное при себе”. Почему ему нужны больше всего сердце и души — не знаю. Я уже перестал к тому времени пытаться хоть как-то понять ход его мыслей.

— Садись за стенографию, нужно будет быть аккуратным в этом деле.

Я послушно сел за стол и приготовился писать.

Профессор опустил Эрни на стол и положил перед ним кристаллы души. Они начали светиться. Мистер Глауб сделал небольшой надрез на теле крысы, открыв её сердце. Затем аккуратно взял один из кристаллов и прикоснулся им к кровеносной мышце. Сердце стучать, набирая силу по мере того, как кристалл души рассеивался в нём. После этого профессор взял нитку и иголку и аккуратно зашил надрез. Оставалось ждать. Правда не долго. Спустя минуту грудь начала подниматься и опускаться. А еще через одну минуту грызун открыл глаза. Янтарные, прямо как у Кряхса. Профессор решил сделать мне очаровательный подарок, запечатав душу гоблина в теле крысы. Я был шокирован, а мистер Глауб вдруг начал смеяться, иногда проговаривая:

— Работает! Работает!

Эрни перевернулся и осторожно поднялся на задних лапках, осматривая своими новыми янтарными глазами нас с профессором. Нет, это не был взгляд моей крысы. Этот взгляд я видел полгода назад, смотрящим на меня из клетки. Это был взгляд Кряхса, выражающий обманчивое спокойствие и готовый в случае чего резко напасть. Но грызун недолго пытался подражать гуманоидам. Осмотревшись, зверек опустился на четыре лапы и запищал. Профессор протянул ему руку. Эрни аккуратно обнюхал её, и после небольшого колебания послушно забрался в неё. Мистер Глауб обернулся ко мне и протянул грызуна.

— Вот, получите-распишитесь, как новенький.

Я взял с опаской Эрни на руки. Хотя можно ли его до сих пор называть Эрни?

— Это настоящий прогресс! Мы оказались правы! Абсолютно любую душу можно заселить в кого угодно и существо будет живо!

А я смотрел в глаза Эрни-Кряхсу и понимал, что профессор не солгал. Крыса и вправду новая. А грызун, как мне показалось, ухмылялся, не спуская с меня своих янтарных глаз. Неужели душа правда обладает собственной памятью?

Я не знаю, почему я не сказал профессору о своих опасениях, по поводу переселения души в новое тело. Быть может обошлось бы без стольких ненужных жертв. Но сделанного не воротишь, а души несчастных навеки запечатаны в кристаллах душ. Вас наверняка волнует вопрос. Если мы смогли оживить сердце, то возможно ли пересадить это сердце в мертвеца, тем самым оживив его? Этот же вопрос стал мучить и меня с мистером Глаубом.

Идея сама пришла спонтанно, когда профессор приготовил фаршированного цыпленка, как бы странно это ни звучало. Боги, сколько бы всего я отдал, чтобы получить кусочек мяса, а не только заплесневелый хлеб и воду. Но приходится мириться. Есть крыс, как это делают другие заключенные, мне не позволяет совесть. Я нахожу это своего рода актом каннибализма, если не физического, то морального. Чего греха таить, я уже давно пал ниже крыс в глазах общества. Но не будем о грустном.

Цыпленок был фарширован мелко порезанным бараньим сердцем, разбавленным с вином. Ироничное сочетание, не так ли? Кулинарные навыки профессора всегда были на высоте, потому что он никогда не боялся экспериментировать. Ни одно его блюдо не было похоже на предыдущее. “Зачем всегда следовать одному и тому же рецепту, если можно его улучшить?”, как любил поговаривать мистер Глауб. Но при этом он никогда не делился своими секретами. Не удивлюсь, если и тут причастна магия.

Магия, не магия, но баранье сердце добавляло какой-то особый вкус цыпленку, который мне не хватит слов описать. Шутки ради, я спросил:

— Интересно, а если пересадить человеку чужое сердце, он станет другим?

Вилка с кусочком мяса зависла на пути у открытого рта профессора. Своим едким замечанием я попал прямо в точку. Мистер Глауб отложил еду, и извлек из кармана сердце Марлы, и начал задумчиво изучать его биение.

— Знаешь, Сэм, а это может и сработать. Доедай и марш в лабораторию.

Профессор же встал из-за стола и вышел из комнаты, продолжая держать своими длинными тонкими пальцами сердце девушки. Через полчаса я присоединился к мистеру Глаубу, который в одиночку перетащил в лабораторию тело Хью, потому как других здоровых тел мы больше не имели.

— За записи, Сэм, — приказал профессор, надевая воронью маску на лицо. Я заметил, что мистер Глауб не надел своих белых кожаных перчаток, в которых проделывал все операции. Стоило заметить это раньше.

Профессор сделал надрез на груди юноши, осторожно раскрывая грудную клетку. Пара легких движений скальпелем, и сердце Хью лежало в стороне от тела. После этого мистер Глауб бережно вложил бьющееся сердце девушки в грудь её возлюбленного, и с помощью иголки и китового уса предельно осторожно начал пришивать бьющийся орган к артериям. О том, что кровь зациркулировала в теле, мы узнали, когда она начала сочиться из нанесенных профессором ран. Бранясь себе под нос, мистер Глауб их перебинтовал, после чего сшил грудную клетку Хью. Осталось лишь ждать.

Через полчаса профессор приложил к носу зеркало и довольно ухмыльнулся. Оно запотело, а значит наш подопытный дышал. Мистер Глауб так же померил пульс. Пятьдесят четыре удара в минуту. Много меньше нормы, но всё же есть. Спустя какое-то время мы обратили внимание на то, что грудь у нашего подопытного начала подниматься и опускаться. Объект (буду называть Хью так, потому что от юноши осталось лишь тело) начал демонстрировать мелкую моторику пальцев. Профессор аккуратно раскрыл веко юноши. Его глаза были серо-голубого цвета, как и у Марлы, а не темно-карие как прежде. Мои подозрения оправдались. Но заметил ли эту деталь мистер Глауб? Я не знаю, но он указал мне на то, что зрачок у объекта сокращается от яркого света. По всем нашим наблюдениям, Хью был жив, но он не двигался, а удары сердца не превышали шестидесяти ударов. Было похоже, что объект находится в состоянии фазы долгого сна, из которой ничто не могло его вывести. Что, интересно, ему снится?