Наконец стал различим кристалл в руке профессора. Обряд близился к своей кульминации. Но тут раздался хлопок. Мистера Глауба отбросило к двери, а Хью свалился со стола. Профессор сжимал свою правую руку. Она была обожжена до мяса. Я принес ему таз с водой, которая лежала на всякий случай на полу. Он, стиснув зубы, опустил руку в неё.

— Что произошло, мистер Глауб?

Профессор бросил на меня яростный взгляд, от которого я попятился назад.

— Он вырвался, понимаешь!? Он был почти в моих руках, но кристалл взорвался! Его душа отказалась подчиняться! Я не смог сломить его волю, понимаешь!? Не смог!

Я хотел было что-то сказать, но мистер Глауб лишь грозно взмахнул левой рукой.

— Заткнись и проваливай с глаз моих, мне нужно о многом подумать. Быстро!

Я оперативно ретировался из лаборатории в библиотеку.

Я не знаю, что происходило с мистером Глаубом. Он заперся в своей спальне и не выходил до поздней ночи. Мы с ним разминулись в складе, потому что он пошел за вином. Профессор бы меня и не заметил, если бы я его не окликнул.

— Мистер Глауб, с вами всё в порядке?

Он какое-то время смотрел на меня красными опухшими глазами, словно силясь вспомнить кто я такой, а затем ответил, делая какие-то паузы между словами. Можно было предположить, что они давались ему с большим трудом.

— А? Да. Да, всё хорошо. Всё хорошо.

Профессор попытался пройти мимо, но я загородил ему дорогу.

— Мистер Глауб, не лгите мне. Что происходит?

— Ничего, Сэм. Всё в порядке.

— В этом причастна Либен? — осторожно спросил я.

Реакция на это имя не заставила себя ждать. Профессор грубо схватил меня за ворот моей рубашки и приподнял.

— Не смей произносить её имя! — прорычал мистер Глауб.

Его глаза. Я никогда не видел в них такой глубокой скорби. Лауфман был похож на зверя, которого загнали в угол. Но этот зверь был напуган. Ровно, как и я.

— Тогда почему вы не перестаете о ней думать? — мой голос неудержимо дрожал.

— Кто ты такой, чтобы лезть ко мне в голову? Я могу уничтожить тебя одним щелчком!

— Но не сможете, — я играл с огнём. Я понимал, что всё или ничего, — Вы не хотите этого.

Мистер Глауб сжал руку в кулак, занес его перед моим лицом и остановился. Он тяжело и прерывисто дышал. Мой взгляд был направлен на кулак, но когда я перевел его на профессора…

— Мистер Глауб, вы плачете?

Он отпустил меня, и я с грохотом свалился на пол. Моя грация всегда оставляла лучшего. Профессор же опустился на колени и прикрыл лицо руками. Его плечи содрогались от рыданий. Вся та боль, что таилась в нём годами, наконец вырвалась наружу. Я лежал на мешках с крупой и молча наблюдал за этим могучим человеком. Да, я впервые увидел в Лауфмане Глаубе человека, не сдерживающего свои эмоции и очень несчастного.

Я протянул профессору бурдюк с вином.

— Мистер Глауб, выпейте его.

Он взглянул на меня невидящими глазами, затем кивнул и жадно осушил вино. После этого он лег на другой мешок и уставился куда-то в потолок.

— Мистер Глауб, — я начал говорить осторожно, чтобы не вызвать новую вспышку гнева, — Что произошло в лаборатории?

— Провал.

— Провал? Но почему? Мы же сделали всё правильно, та же пропорция, то же заклинание слово в слово. Я полностью сверился с записями.

— Да, но тут было иное. Его душу не удалось сломить.

— Из-за чего?

Ответ последовал после тяжелого вздоха.

— Из-за любви. Этот щенок настолько страстно любил свою девушку, что даже в свои последние минуты его мысли были о ней. Он не сломался, потому что любил.

— Это звучит как-то слишком глупо, мистер Глауб.

— Но это именно так, Сэмвайз. Он не сдавался ради неё. Он не подчинился ради неё.

Голос профессора ужасно дрожал. Я протянул ему еще один бурдюк с вином. Выпив его, он расслабился чуть больше. Мы какое-то время сидели молча, хотя тишину нарушали лишь тяжелые вздохи Лауфмана.

— Кем была Либен, мистер Глауб?

Профессор долгое время молчал, а затем прикрыл глаза ладонью и сказал:

— Всем.

— Но что с ней произошло.

— Я убил её.

Я растерялся от этого ответа и ждал хоть каких-то объяснений. Но профессор явно не желал их мне давать.

— Убили?

— В некотором роде.

— Расскажите мне, мистер Глауб.

Профессор пару раз щелкнул пальцами, я не сразу понял, что он просил очередную порцию вина. Допив последние капли, он заговорил. Его голос был ровным, словно он неоднократно повторял себе эту историю вновь и вновь:

— Мы познакомились случайно. Либен Ресургам была неописуемо красивой и душевной девушкой. Я относился к её любви как к должному. Делал ей подарки, выделял деньги на её прихоти. Но не это было ей нужно. Ей нужен был я. Ей нужна была моя поддержка, ей нужно было знать, что я рядом. Но я был ослеплен знаниями. Я пропадал на работе, а приходя домой пропадал в библиотеке. Она хотела поделиться со мной своими переживаниями, я же переводил тему на свое русло, потому что мне было неинтересно. Она устраивала истерики, но я всё равно воспринимал это как шутки. Она даже стала больше пить! Она никогда не притрагивалась к вину! На мой день рождения она подарила мне свой портрет, со словами: “Может, хоть так ты обратишь на меня внимание?”. Через три месяца придя домой. Я пришел домой… — голос профессора дрогнул, — И обнаружил её мертвой в ванной. Она вскрыла свои вены и оставила мне записку, в которой она говорила, что я бездушный, что она меня ненавидит, но в то же время не представляет своей жизни без меня. Лишь когда её не стало, я понял, как сильно она мне была нужна, как много она для меня делала и мало просила взамен! Ей важно было, чтобы я был рядом. Был рядом… я погубил её. Я погубил свою душу…

На протяжении своего рассказа мистер Глауб то и дело заламывал свои пальцы. Когда были сказаны последние слова, профессор прикрыл свои глаза руками и зарыдал:

— О, Либен, как я хочу всё это исправить!

Я вспомнил портрет миссис Глауб. Вспомнил шрамы на её запястьях, вспомнил страх, что читался в её глазах. Она отчаянно хотела привлечь внимание Лауфмана к себе, но в то же время не желала быть ему обузой.

Скольких бы проблем можно было избежать, если бы люди вовремя говорили друг с другом по душам! Даже сейчас, сидя в своей камере и дожидаясь окончания дождя, я понимаю, что если бы я проявил чуть большую настойчивость, то я смог бы помочь мистеру Глаубу. Я бы смог его спасти. Но было уже поздно. Было поздно, когда я ушел из его особняка. Но после этого откровения, я не мог бросить профессора. Я нужен ему был как никогда прежде. Мы должны были довести дело до конца.

Я долго смотрел на Лауфмана. Меня мучил один вопрос, который я очень тщательно старался сформулировать.

— Мистер Глауб, — спросил я, когда профессор наконец успокоился, — Вы же не предали тело Либен земле?

Мистер Глауб посмотрел на меня и прошептал:

— Я не смог этого сделать.

Мне всё сложнее и сложнее возвращаться к продолжению этой истории. Уже несколько раз я брался за перо, окунал его в чернила и ничего. Абсолютно ничего. Совсем скоро я буду казнен, а единственное что я оставлю за собой, это печальная история мистера Глауба. Как можно осуждать профессора, после всего того, что с ним произошло? Просто представьте каждый день просыпаться и засыпать, видя глаза любимой, что навсегда утеряна. До сих пор, вспоминая портрет Либен, я понимаю, что она идеальна. В её кроткой внешности не было ни единого изъяна, и в то же время мне было страшно смотреть на неё.

Да, всё как вы и подумали. Все эти опыты мистера Глауба имели одну главную цель. Воскресить Либен, а если точнее реанимировать. Это слово как нельзя идеально подходит. Но не этой цели желал добиться этот несчастный безумец. Далеко не этой. Не буду перескакивать наперед, нужно рассказать, что стало с моим бедным Эрни. Звучит странно, что я решил посвятить целую главу какому-то грызуну, но без этого события опыты профессора стояли бы на мертвой точке.