Весь вечер Марти рассказывал о своих приключениях, о дальних странах и удивительных портах, которые открыл для него еврей. Сам же меняла, вооружившись пером, чернильницей и листом бумаги, устроился за столом и делал заметки, а попутно отвечал на вопросы и давал советы.

Обсудив все дела, оба пришли к выводу, что их будущее — за кораблями. Марти решил вложить большую часть доходов от виноградника и мельниц, в морскую торговлю. Кроме того, он подумывал о покупке нового дома неподалёку от церкви Святого Михаила, и решил по этому поводу посоветоваться с Барухом. Тот заверил, что этот район вполне респектабельный и спокойный. Затем они поговорили о делах Марти, которые благодаря Омару шли в гору. Когда же и эта тема была исчерпана, Марти решился завести речь о греческом огне.

— Я слышал о нем, — кивнул Барух. — О нем упоминается в древних манускриптах, но нигде не приводится состав. Не сомневаюсь, что многие властители дорого заплатили бы за него, но по сей день никому так и не удалось раскрыть секрет.

— Я хорошо представляю себе преимущества черного масла, которое горит намного медленнее, чем сальные светильники, — сказал Марти. — Вы посмотрите, по ночам в нашем городе царит такая непроглядная тьма, что даже городская стража не решается сунуть нос в некоторые переулки. Если же развесить на высоких столбах железные клетки, а внутрь поместить емкости с маслом и фитилями из шерстяных нитей, то будет достаточно одного человека, он сможет их зажигать при помощи длинного шеста с фонарем на конце. Таким образом, светильники будут гореть всю ночь, а улицы станут менее опасными.

— Мне пришла в голову блестящая идея, — произнес меняла. — Если вы предоставите корабль на восточном побережье, проблема будет решена. Вам останется лишь оборудовать в городе склады, где будут храниться запечатанные сосуды с черным маслом — чтобы в случае кораблекрушения или какой-либо другой задержки в городе был запас и он не остался бы без света. Вы получите необходимые документы на ввоз, я лично этим займусь. Однако разрешение на установку светильников зависит от вегера, к которому, как сами понимаете, у меня нет доступа. Зато он есть у смотрителя рынков, дона Берната Монкузи. Не сомневаюсь, что этот алчный тип не упустит своей выгоды.

— Я оплачу расходы. Кстати, я хочу кое-что вам сообщить, об этом пока знает лишь наш общий друг Эудальд Льобет.

— И что же это?

— Я собираюсь жениться на падчерице Берната Монкузи.

На лице еврея проступила растерянная улыбка. И в эту минуту выходящее в сад окно неожиданно захлопнулось.

В январе 1056 года графиня Альмодис сияла от счастья. Старуха Эрмезинда, потерявшая внутреннюю опору после смерти главных сторонников, в обмен на одиннадцать тысяч унций золота согласилась уговорить Папу снять отлучение, более трех лет висевшее над графской четой дамокловым мечом.

Весело трезвонили колокола, а придворные тянулись вереницей, чтобы выразить свое почтение и поздравить с чудесной новостью. Одни — с неподдельной радостью, но большинство — чтобы заслужить милость Альмодис де ла Марш, ведь именно она управляла графом, а значит, и всем графством.

В город пришел праздник. Радостная весть моментально разнеслась среди добрых горожан, и теперь люди от души радовались, что кончились их сомнения и тревоги. Представители младших ветвей графского дома уже давно подозревали, что рано или поздно это должно случиться, и все они, блюдя собственные интересы, старались вести себя лояльно по отношению к графской чете. Теперь же все валом повалили в графский дворец, словно паломники — к священному огню. Одо де Монкада, епископ Барселонский, Гийем де Вальдерибес, главный нотариус, судьи Понс Бонфий и Эусебий Видиэйя и сам граф Рамон Беренгер собрались в углу гостиной с кубками вина в руках, чтобы отметить это радостное событие.

Жильбер д'Эструк, доверенный рыцарь Рамона Беренгера I, главный сенешаль Гуалберт Амат, представители семейств Монкада, Кабрера, Алемани, Мунтаньола, Феррера, Оло и многих других почтительно выстроились перед небольшим троном, где восседала Альмодис, расточая улыбки. Каталонские дворяне преклоняли перед ней колени, опираясь на маленькую скамеечку у ног графини, а их жены, подобрав юбки, грациозно приседали в реверансах. И те, и другие щедро рассыпали перед ней комплименты и поздравления — трудно сказать, насколько искренние. Большой зал был переполнен. Засвидетельствовав графине свое почтение, дворяне тут же бросились устраивать собственные дела и завязывать новые связи, надеясь погреться в лучах нового светила, восходящего над Барселоной. Эудальд Льобет, почетный гость графини, с ироничной улыбкой подошел поздравить графиню.

— Разве я вам не говорила, что церковь, как всегда, поступит дипломатично? — спросила Альмодис.

Эудальд не стал спорить.

— Разумеется, говорили, сеньора. И надеюсь, что вы, при вашей прекрасной памяти, помните, что я вам тогда ответил.

— В эти счастливые минуты я о многом забыла, Эудальд.

— Помнится, я ответил что-то вроде того: «То, что вы получили дважды, вы можете получить и в третий раз». В любом случае, знайте, сеньора, что кроме вас и графа есть еще один человек, который искренне рад отмене отлучения, это скромный священник, теперь он сможет отпустить вам грехи. И скажу вам как истинный каталонец: графство только выиграло, получив графиню с таким характером и такой силой духа.

С этими словами он отошел, уступив место следующему царедворцу, желающему засвидетельствовать графине свое почтение. Эудальд огляделсяг. В глубине зала, возле окна с видом на площадь и рядом с гобеленом, изображающим Диану-охотницу в окружении собак, с луком в руке и колчаном за спиной, он с удивлением заметил могущественного Берната Монкузи, смотрителя рынков и аукционов, который сейчас вроде бы отсутствовал в Барселоне. Чуть заметно сдвинув брови, советник поднял кубок, приглашая священника подойти. Медленно пробираясь между группами людей, он подошел к Монкузи.

— Приветствую вас, Эудальд, в столь знаменательный день.

— И я приветствую вас, — ответил священник. — Не ожидал увидеть вас здесь: ведь я был уверен, что вас нет в городе.

— Не только вы, я и сам не ожидал, что окажусь здесь, — признался советник. — Но я получил известие о столь долгожданном событии и, оставив другие дела, поспешил в Барселону. Как вы понимаете, ради такого стоит отложить даже самые срочные дела.

— Полагаю, вы получили мое письмо, к котором я сообщил, что Марти решил принять ваше предложение?

— Разумеется, получил. Я был на седьмом небе от радости. Прошу вас, расскажите обо всем подробнее.

— На следующий день после своего возвращения он пришёл ко мне в собор, и я рассказал ему о вашем несчастье, что оказалось весьма нелегким делом. Я подумал, что будет лучше, если он узнает обо всем от меня. Полагаю, мне удалось скрыть от него часть правды. Но думаю, со временем все же придётся сказать ему о ребёнке. Пока я сказал ему лишь о том, что ваша приёмная дочь была обесчещена, не вдаваясь в подробности. Кстати, я ведь даже не знаю, кто у неё родился — мальчик или девочка.

Смотритель аукционов воровато огляделся — не подслушивает ли кто. Затем, взяв собеседника под руку, отвел его в сторонку.

— Вы как всегда сдержанны и деликатны, вас направляет сам Святой дух. Ребенок родился мертвым. Лайя еще слишком молода, сами знаете, такое часто случается при первых родах. Ко всему прочему, она еще и заболела родильной горячкой. А потому, зачем лишние сложности? Лучше уж оставить все как есть.

Эудальд Льобет внимательно посмотрел в глаза Берната. Хотя он по-прежнему сомневался в правдивости этой истории, но решил оставить все как есть и не копаться попусту в грязном белье. В конце концов, Марти дал слово жениться на девушке, и священник надеялся, что время и молодость помогут изгладить из ее памяти эту печальную историю и они действительно станут счастливой парой, притом и честь девушки будет спасена.