— Хозяин, сеньора не может прийти. В доме у нас происходит что-то нехорошее, сеньор что-то заподозрил и, думаю, за мной тоже следят. Я принесла вам письмо.

Последнее письмо Лайи было уже зачитано до дыр, Марти давно знал его наизусть. Теперь он вновь достал его из котомки, которую всегда носил на плече, и стал перечитывать.

Писано 25 августа 1053 года

Ненаглядный мой Марти!

Быть может, это мое последнее письмо. Я не знаю, что произошло, но отчим запер меня в этой темнице. Да, не побоюсь этого слова, ибо темница все равно остается темницей, даже если изукрашена золотом. Именно поэтому, несмотря на страшный риск, я попросила Аишу переправить Вам это письмо. Нужно ли говорить, что если нас разоблачат, ей придется дорого заплатить за эту услугу. Вы уезжаете, а я не могу даже проститься с Вами. Подозреваю, что под замок меня заперли из-за Вас. Не спрашивайте, откуда я это знаю, но я уверена, что отчим что-то замышляет. Вам он ничего не скажет, поскольку имеет с Вас большую выгоду, но я знаю, что в голове у него зреют какие-то планы, и они имеют прямое отношение к Вам.

За эти месяцы, с тех пор как я имела счастье познакомиться с Вами, я узнала, что такое любовь. Теперь моя жизнь принадлежит Вам, и пусть меня заперли в эту клетку, никто не сможет вырвать Вас из моего сердца. Если после Вашего отъезда двери моей темницы откроются — это будет верным знаком того, что предчувствие меня не обмануло.

Из каждого порта, где бы вы ни остановились, пишите мне письма и передавайте их через капитанов кораблей, идущих в Барселону. Отчим рассказывал, что моряки всегда помогают друг другу, поскольку любому из них может потребоваться помощь. Ваш слуга Омар передаст письмо Аише, а она мне. Если все же что-то случится и цепочка распадется, передайте Вашему слуге, который мне тоже хорошо знаком по рассказам Аиши, что если она не сможет выйти из дома и сходить к моей бывшей кормилице Аделаиде, чтобы узнать новости о Вас, пусть он никому больше не передает Ваших писем. Со временем, когда у меня появится возможность, я сама дам ему знать. В этом случае письмо отправится по той же цепочке, но в обратном направлении, и будет ждать Вас в одном из портов, который Вы собираетесь посетить. Омар об этом позаботится. Не беспокойтесь обо мне, ведь самое худшее, что со мной могут сделать — это отправить в какой-нибудь монастырь в окрестностях Барселоны.

Я любуюсь на кружащих за окном ласточек и стрижей. Как я им завидую! Они летают, где хотят, а я сижу взаперти. За какую провинность меня лишили свободы? Если бы я могла по своему желанию перенестись, куда захочу, я бы сейчас была рядом с Вами.

Я всегда буду ждать Вас, и память о Вас каждый день будет согревать мне сердце.

Бесконечно любящая Вас

Лайя

Марти снова спрятал свое сокровище в карман, спустился на три ступени к капитанской каюте и тихо постучал. Изнутри тут же послышался не слишком трезвый голос Базилиса:

— Кто там?

— Это я, капитан, Марти Барбани.

С первых дней знакомства старый Манипулос привязался к отважному молодому человеку — несмотря на юный возраст, тот оказался настоящим мужчиной и прирожденным кабальеро.

Марти услышал медленные нетвердые шаги грека, и дверь каюты открылась. Взору Марти предстала бородатая физиономия Базилиса, который тут же пригласил его войти.

— Вы чем-то расстроены, капитан?

— Да ничего такого, проходите, — ответил тот. — Просто штиль наводит на меня тоску, я предпочитаю, чтобы море все же немножко играло. Тогда у всех на борту есть дело, пререкаться некогда, надо следить за парусами и такелажем, для тоски по дому просто нет времени. Заметьте, после беспокойного дня мне не приходится никого наказывать. Зато на другой день после такого вот затишья боцману почти всегда приходится браться за плетку-девятихвостку, потому что матросы обязательно устроят драку.

— Вот об этом штиле я и хотел с вами поговорить.

Грек пригласил Марти сесть и поставил перед ним жестяную кружку, куда щедро плеснул мятного ликера с одного из затерянных Кикладских островов, где он родился.

— Я вас слушаю, Марти.

— Как вы думаете, капитан, когда мы прибудем на Циприус?

Базилис озабоченно погладил щетинистый подбородок.

— Трудно сказать. Море — оно будто капризная женщина. Когда ее любовник-ветер исчезает, оно тоскует, становится ленивым и замирает. Но я все равно доставлю, куда нужно. Если нюх меня не подводит, мертвый штиль продлится лишь до вечера — ну, в крайнем случае, до рассвета, а затем ему на смену придет легкий бриз, который пробудит море от сна.

— И что тогда?

— Полагаю, что, самое позднее, в среду мы достигнем острова Палеопапос и причалим у замка Фамагуста, а если повезет, то будем там уже к вечеру.

— И надолго вы рассчитываете там задержаться?

— Не могу предсказать. В Никосии мне предстоит встреча с важными людьми, у которых каждая минута на счету, а у них не так-то просто добиться аудиенции.

— Тогда постараюсь использовать это время с толком. Хочу взглянуть на медные рудники.

— Торговля благородным металлом весьма прибыльна, — одобрил капитан. — Он пользуется спросом, и его легко перевозить. Еще во времена апостолов Павла и Варнавы римляне с успехом торговали медью. Кстати, могу дать вам адрес одного человека в Пелендри, он уже давно торгует металлом.

— Буду весьма благодарен, — ответил Марти. — Знающий человек мне бы пригодился, ведь в любую минуту могут появиться пираты и сделать морскую торговлю еще опасней.

— А куда вы собираетесь отправиться после Циприуса?

— Моя следующая остановка — на Мальте.

— Для этого вам придётся искать другой корабль, я должен плыть в порт Сидон в Леванте.

— Я никогда вас не забуду, Базилис. Что бы ни случилось, знайте, что в Барселоне у вас есть друг.

Взяв пергамент, гусиное перо и чернильницу, грек засел за письмо своему знакомому киприоту по имени Теофанос Авидис, живущему на окраине Пелендри. Затем, прочитав письмо вслух, чтобы Марти знал, о чем идет речь, он свернул пергамент и запечатал его кольцом.

— Простите, но я вынужден это сделать, — пояснил капитан — Это единственный способ убедить моего друга, что вас действительно направил я.

С этой минуты дни слились в череду бесконечного плавания. Марти мечтал поскорее вернуться в Барселону, чтобы снова отправиться в опасный путь уже на собственном корабле. Но сначала нужно тщательно разработать маршрут, чтобы корабль не потерял ни толики груза и не проделал ни единой лишней мили.

Шла ли война или стоял мир, торговля не прекращалась ни на минуту. В Каталонию из других средиземноморских портов неизменно прибывали корабли, нагруженные товарами: шелком, парчой, ларцами из слоновой кости и множеством рабов, торговля которыми, как он уже знал, была строго запрещена для евреев, и отплывали обратно с грузом скобяных изделий, якорей, украшений, толосским сукном и кастильской кожей. Но каждый вечер перед сном Марти охватывал необъяснимый трепет; чутье подсказывало ему, что вскоре его судьба вновь переменится, он разбогатеет, и начнется это в Фамагусте.

Альмодис удивилась, услышав доносившиеся из-за полога шатра голоса. Пронзительный голосок Дельфина прорывался сквозь бас капитана гвардии, который, не пускал его внутрь, заявляя, что сеньора отдыхает и никаких распоряжений на этот счет не давала. В лагере царила редкая в последние месяцы тишина — часть войска ушла, чтобы подготовиться к штурму Тортосы.

Авангардом командовал Рамон Беренгер в сияющих доспехах и в окружении капитанов. Его сопровождал кузен Эрменьоль Д'Уржель. Альмодис помнила расставание во всех деталях. Утром, после того как епископ Барселоны Одо де Монкада отслужил мессу в центре лагеря, она вместе с двумя оруженосцами помогла графу облачиться в доспехи. На рубашку он надел стеганый жилет, чтобы не натирала кольчуга, на ноги — кольчужные поножи. Потом они прошли в главный шатер, где его рыцари и оруженосцы закончили облачение.