— Всемогущий Господь, судьба влечет меня в пропасть. Ты привел меня к этой женщине, не дав возможности ее любить. Ты допустил, чтобы она ослепила мой взор и лишила меня воли. И теперь я прошу твоего милосердного прощения за то, что собираюсь сделать — если, конечно, она согласится... Прости меня, о Боже... Ради нее я готов пожертвовать бессмертием души и ввергнуть себя в адское пламя...

И в эту минуту, в ореоле света лампадки появилась Альмодис в скромном домашнем платье и со свечой в руке свечу. Пламя которой вспыхивало в такт ее шагам, и тени на стенах часовни вздрагивали, словно живые.

Заметив в глубине нефа Рамона, графиня Тулузская направилась к нему. Он шагнул навстречу и, встав на одно колено, склонился, чтобы поцеловать протянутую руку. Затем он поднялся, их взгляды встретились и сказали больше, чем любые слова.

Альмодис, не выпуская руки графа, медленно потянула его за собой. Тусклый свет луны просачивался внутрь сквозь цветные стекла витражей. Не сводя с графини завороженного взгляда, Рамон Беренгер последовал за ней в комнатку позади алтаря — там священники переодевались к литургии. Альмодис медленно повернулась и на глазах изумленного графа при свете двадцати свечей из двух огромных канделябров начала сбрасывать одежду: сначала на пол соскользнула расшитая накидка, затем — нижние юбки и, наконец, сорочка.

Под конец она распустила толстую косу ослепительно-рыжих волос и предстала перед ошеломлённым графом во всей безупречной наготе. Рамон Беренгер, который до сих пор занимался любовью с обеими жёнами при тусклом свете единственной свечки, под неустанное бормотание молитв, причём обе всегда были в длинных ночных сорочках, мало что позволявших разглядеть, не мог отвести глаз. Графиня поднялась по лесенке на огромную кровать и жестом велела следовать за ней. Потрясенный граф сбросил роскошное одеяние и взобрался на ложе, словно бросился на штурм вражеского замка. Когда он уже собрался исполнить ту роль, что природа предназначила мужчинам, Альмодис его остановила.

— Не торопитесь, — прошептала она. — Давайте насладимся этими минутами счастья — возможно, единственными в нашей жизни.

И нежно коснувшись правой рукой его плеча, заставила его лечь, а потом взобралась сверху. Роскошная рыжая грива рассыпалась по ее плечам, закрыв лицо цвета слоновой кости; графиня припала к его губам. Рамону Беренгеру, графу Барселоны, Осоны и Жироны, казалось, что он вот-вот умрет от блаженства, ему хотелось, чтобы эти минуты длились вечно, а что думает по этому поводу Господь, его совершенно не интересовало.

Барселона, май 1052 года

Марти пребывал в глубочайшей растерянности. Прежнее убеждение, что отец бросил его на произвол судьбы, чтобы жить в свое удовольствие, теперь рассыпалось прахом. После прочтения письма и завещания Марти пришел к двум выводам. Во-первых, отец лишь выполнял долг чести по условиям соглашения, заключенного еще его предками, к тому же, в отличие от многих других воинов, его отец был действительно человеком чести и старался делать свое дело, не перенимая варварских привычек своих товарищей. А во-вторых, оказалось, что его отцу даже в голову не приходило самому воспользоваться накопленными богатствами: все его мысли были о сыне, которого он едва знал.

В завещании он просил сына почтить его память и достойно распорядиться наследством, чтобы искупить все те страдания, которые он невольно причинял другим людям. Именно благодаря отцовским усилиям Марти получил возможность начать интересную, полную приключений жизнь в этом замечательном городе, о такой удаче он даже не мог помыслить в самых оптимистичных мечтах.

Всего пять дней прошло с тех пор, как он приехал в Барселону, имея при себе лишь немного денег, множество иллюзий, перстень и рекомендательное письмо, а ныне он в одночасье стал одним из богатейших людей в городе. Теперь перед ним стояли две задачи. Первая — отправить гонца к матери и порадовать ее доброй вестью, чтобы хоть немного утешить добрую женщину. После этого он заказал архидьякону Льобету сто месс за упокой отцовской души. Потом Марти начал размышлять, как распорядиться нежданным богатством. В конце концов он решил, что лучше всего будет вложить средства в какое-нибудь дело — негоже, чтобы отцовское наследство и дальше лежало мертвым грузом в ларце. Он решил попросить помощи у старика Бенвениста, известного своей честностью: не случайно ведь именно ему доверил своё состояние отец.

— Я вижу, вы ранняя пташка, — поприветствовал его меняла, открывая перед ним двери своего дома, — должно быть, у вас легкий сон.

— Просто я еще не привык. Трудно, знаете ли, свыкнуться с потрясениями, что я пережил за последние дни. Сегодня утром я подумал, что все это мне приснилось.

Старик взял Марти под руку и повёл в кабинет, где оба уютно расположились в удобных креслах.

— О нет, друг мой, это вовсе не сон. Со временем, став старше, вы поймете, что порой случаются в жизни события, совершенно меняющие весь ее ход. Да, подобное происходит нечасто, но все же случается, и не стоит относиться к этому с таким удивлением. Милость Яхве простирается над всеми людьми.

— Конечно, новое положение дел выбило меня из колеи, но думаю, что со временем привыкну к нему: ведь намного легче привыкнуть к богатству, чем внезапно оказаться нищим.

— Напрасно вы так думаете. Внезапно свалившееся богатство таит в себе большую опасность, если отсутствует голова на плечах.

— Не волнуйтесь на этот счёт: я всегда выполняю обещания, и волю отца я исполню, как свою собственную.

Бенвенист пристально посмотрел на него.

— Ну что ж, тогда займемся делами, — предложил он. — Прежде всего, где вы намерены хранить деньги? Я надеюсь, вы не собираетесь повсюду таскать их с собой?

— Собственно говоря, мне бы хотелось оставить их здесь. Я уверен, у вас они будут в полной сохранности. А кроме того, я нуждаюсь в ваших мудрых советах. Думаю, что отец не случайно доверил наследство именно вам.

— Вы делаете мне честь, но все же позвольте напомнить, что я — еврей.

— Для меня это вовсе не преграда, а напротив, достоинство. Разве сам граф Барселонский не пользуется вашими советами? Я прибыл из деревни, но быстро учусь. Достаточно понаблюдать, как ведут себя люди, достойные подражания. Если даже вельможи пользуются услугами евреев, доверяя им свое здоровье и состояние, то почему я не могу этого делать?

Еврей любовно погладил бороду.

— Ну хорошо. Тогда, прежде чем решить, куда и как выгодно вложить ваш капитал, давайте подумаем, где вы будете его хранить. Место должно быть надежным и в то же время доступным, чтобы деньги всегда были у вас под рукой, если вдруг я буду в отъезде, или, не приведи Яхве, что-то со мной случится.

— И что же вы мне посоветуете?

— Если не возражаете, мы могли бы хранить ваши деньги в подвале моего дома, где я, кстати, держу и свои собственные. Это надежное и тайное место, о котором почти никто не знает. Во времена римлян там была каменная печь, я расширил ее и усовершенствовал. Так что даже граф хранит у меня свои сокровища, то ли потому, что тоже мне доверяет, то ли чтобы держать часть своих средств подальше от любопытных глаз.

Марти улыбнулся.

— Ваше предложение кажется мне просто чудесным, но прежде чем его принять, я хотел бы спросить: как мне стать гражданином Барселоны?

— Вы слишком торопитесь, мой юный друг. Чтобы стать гражданином, потребуется, во-первых, немало времени, а во-вторых, за это время вы должны будете доказать свою честность и трудолюбие и заслужить признание других граждан. Поверьте, одно дело — просто жить в городе, и совсем другое — быть его гражданином.

— Так объясните, если, конечно, вам это не трудно, — настаивал Марти.

— Видите ли, на этих землях действуют законы, доставшиеся нам от вестготов, а тем — от римлян. Должен сказать, что во владениях, входящих в состав Испанской Марки [14], свод законов все же более совершенен, чем в остальных королевствах на полуострове — как христианских, так и мавританских. В других королевствах существуют лишь три правящих сословия: король, аристократия — или, если хотите, феодалы — и духовенство. Но здесь, на этой благословенной земле, существует ещё и четвёртое правящее сословие — горожане, и с каждым днём власть их крепнет. Именно поэтому стать полноправным гражданином, если ты не родился внутри городских стен — задача практически невыполнимая. Вы меня понимаете? Осмелюсь утверждать, что добиться этого звания столь же непросто, как в древности — стать гражданином Рима.