А тем временем в доме Баруха гости собрались вокруг хупы. Шестеро музыкантов заиграли, хор затянул песню из «Хатан Торы». Раввин в ритуальном облачении и священным свитком в левой руке терпеливо ожидал, когда появится невеста под руку с его будущим сватом, а жених уже стоял рядом, под руку с матерью. Эудальд Льобет и Марти скромно держались позади, понимая, что им и так сделали величайшее одолжение, позволив христианам присутствовать на иудейской свадьбе. Неожиданно в глубине сада послышался ропот, заставив их вытянуть шеи. Льобет, будучи на голову выше остальных, возвестил:

— Они уже идут.

Кортеж невесты медленно приближался к жениху. Впереди шла красавица Башева под руку с Барухом; за ними следовали дамы и мальчик, несущий приданое. Невеста чинно выступала, опустив глаза, с закрытым вуалью лицом.

Затем музыка смолкла, и началась церемония. Все формальности были выполнены без сучка и задоринки. Жених закрыл прозрачной вуалью прекрасное лицо Башевы; затем раввин набросил им на плечи талит, молитвенное покрывало, после чего они совершили семь ритуальных кругов вокруг хупы, затем была прочтена ктуба и, наконец, они надели обручальные кольца. Жених бросил наземь хрустальный кубок, наступив на него правой ногой; стекло с хрустом разбилось, предвещая счастливую жизнь, и толпа гостей взорвалась ликующими криками: «Мазель тов!» [35]

После церемонии гости разбрелись по саду или собрались в двух гостиных прекрасного дома. Эудальд и Марти непринужденно болтали с гостями, прекрасно знавшие о своеобразных, но крепких отношениях, полуделовых, полудружеских, связывающих этих христиан со старым Барухом. Слуги разносили гостям еду и напитки, строго в соответствии с положением, возрастом и степенью родства. Новобрачные удалились в приготовленную для них комнату, где им предстояло провести некоторое время, после чего брак будет считаться совершенным.

Дождавшись, когда старый меняла отошёл от гостей, чтобы отдать какие-то распоряжения слуге, Марти подошёл к нему.

— Барух, вы можете уделить мне пару минут?

— Разумеется, дорогой друг.

— Даже не знаю, возможно ли это, но мне бы очень хотелось кое-что сделать для Руфи.

— А в чем дело, Марти?

— Видите ли, вчера вечером я заметил, что она чем-то сильно огорчена. Оказалось, причина в том, что она не может присутствовать на свадьбе своей сестры. Так что я решил, если вы мне позволите, привезти новобрачных к себе домой, чтобы она могла повидаться и проститься с ними, прежде чем они отправятся в свадебное путешествие.

Барух ненадолго задумался.

— Думаю, что сегодня можно сделать исключение. Молодые вот-вот должны спуститься, моя жена уже пошла за ними. Прежде чем начать торжество, я провожу их к кухонной двери и, если вы заведёте карету во двор, они смогут выйти вместе с вами и увидеться со своей сестрой и свояченицей.

— Спасибо, — ответил Марти. — Тысячу раз спасибо от имени вашей дочери. Я буду ждать вас у выхода.

— Передайте, что я рад доставить ей удовольствие и завтра вечером мы с ее матерью придём к вам в дом. Пришло время пташке вернуться в своё гнездо.

Обрадованный Марти подал знак кучеру, и тот остановил карету неподалеку от ворот, чтобы не привлекать лишнего внимания. В скором времени появились сияющие от счастья Башева и Ишаи.

Молодой муж с гордостью воскликнул:

— Замечательная идея! Мы с женой так переживали, что не можем попросить прощения у нашей сестры.

Форейтор открыл дверцу кареты и, когда все трое устроились внутри, ловким прыжком вскочил на запятки. Упряжка великолепных коней в богатой сбруе, в попонах с гербом судовладельца Марти, лёгкой рысью помчалась по направлению к его дому под свист кучера и щёлканье кнута.

А праздник между тем продолжался. Уже стемнело, и в саду сильнее запахло вербеной и цветами лимона. Факелы, установленные посреди луговины, бросали алые отсветы на танцующих на помосте молодых людей — положив руки друг другу на плечи, они образовали большой круг и теперь отплясывали под звуки музыки, звучащей все быстрее и громче.

Старики тем временем собрались в большом доме. Эудальд и отец жениха, раввин Меламед, уединились в кабинете Баруха, погрузившись в изучение древних манускриптов.

Тут один из слуг, опасливо косясь, несмело подошел к Баруху и Ривке и что-то прошептал на ухо даяну Каля.

Бенвенист, обменявшими с женой печальными взглядами и перекинувшись с ней несколькими словами, последовал за слугой в приемную.

Когда меняла уже скрылся за дверями, отделявшими большой зал от прихожей, Ривка порывисто вскочила и бросилась вслед за мужем. Эудальд, почувствовав, что случилось нечто серьезное, поспешно извинился перед своим собеседником и поспешил за женой своего друга.

— Что случилось, Ривка? — спросил он.

— Я ничего не могу вам сказать кроме того, что Барух велел мне найти вас и попросить как можно скорее спуститься в прихожую, — ответила она.

Каноник поставил на стол кубок и бросился вниз по лестнице.

Голос его друга звучал встревоженно и даже испуганно; в голосе его собеседника слышались командные нотки.

— Но на каком основании? — спросил Барух.

— Не могу знать. Я лишь выполняю приказ.

— А нельзя ли прийти за мной завтра? — спросил старый Бенвенист. — Сегодня у моей дочери свадьба, дом полон гостей, их удивило бы мое отсутствие.

— Мне жаль. Но я всего лишь представитель графа, и мне приказано доставить вас немедленно.

— Могу я узнать, куда именно? — спросил Барух.

— Ни меня, ни вас это не касается. На месте вы все узнаете.

И тут из глубины коридора загремел мощный бас Льобета:

— Зато это касается меня!

В два шага он преодолел расстояние, отделявшее зал от прихожей, и его внушительная фигура почти целиком заполнила тесное помещение.

— А вы, сеньор, кто такой и что здесь делаете? — спросил офицер.

— Сейчас я зажгу свечу, и, если вы меня не узнаете, то завтра графиня Альмодис, духовником которой я имею честь являться, объяснит вам, кто я такой.

Офицер, разглядевший вошедшего в тусклом пламени свечей, тут же смягчил тон.

— Ах, простите, в этих потемках я вас не узнал. Разумеется, я прекрасно вас знаю.

— В таком случае, объясните, по какой причине вы хотите увезти отца невесты прямо со свадьбы?

— Уверяю вас, мне ничего не известно, я лишь должен доставить даяна Каля, дона Баруха Бенвениста, в графский дворец. Так мне приказано.

— Ну ладно — ответил падре Льобет и добавил, повернувшись к Баруху: — Я поеду с вами.

Офицер покачал головой.

— Не выйдет, сеньор. Его повезут в тюремной карете, внутри могут находиться лишь арестованный и сопровождающий его конвой.

Лицо менялы стало белым как мел.

— Вы хотите сказать, что дон Барух арестован? — спросил Эудальд.

— Таковы приказы.

— Но это же просто подло!

— Повторяю: я всего лишь выполняю приказ.

Взгляд старого Баруха наполнился отчаянием.

— Эудальд, скажите Ривке, чтобы она не беспокоилась, и велите моему кучеру Авимелеху заложить карету: мы едем в графский дворец.

— Чует мое сердце, что ваша карета еще долго вам не понадобится, — добавил офицер.

— А мое сердце чует, что кто-то дорого заплатит за это бесчинство, — ответил Льобет.

На улице уже стояла тюремная карета с откинутой задней дверью; рядом стояли двое стражников с алебардами в руках, дожидаясь, пока узник заберется в карету.

Каноник едва не задохнулся от приступа гнева, его сердце дрогнуло от ужасной догадки: несомненно, кто-то решил извлечь выгоду из мошенничества, совершенного мавром, как всегда, свалив вину на евреев.

На каждого, кто впервые оказывался в доме Марти Барбани, особняк производил грандиозное впечатление. Это был огромный дом со сводчатыми потолками, обставленный с такой роскошью, какую можно увидеть разве что в графском дворце или в домах самых благородных аристократов города.