Льобет и по-прежнему ошеломленный Марти покинули кабинет, пятясь задом наперед, чтобы не поворачиваться к графине спиной. Уже за дверями Марти спросил у своего друга:

— Вы что-нибудь об этом знали?

Каноник в ответ прошептал:

— Церковь должна знать и обо всем. Но переверните вашу награду и взгляните на оборотную сторону медали.

Марти последовал совету и, перевернув медаль, прочитал на ее оборотной стороне:

«Марти Барбани, подарившему городу свет, к радости его жителям и восхищению чужеземцев.

От Альмодис де ла Марш, ожидающей от него ещё более великих чудес».

Прочитав эту надпись, Марти невольно подумал, вот бы всё это случилось несколько лет назад, и слезы заволокли его глаза.

В приемной смотрителя аукционов, среди пестрой толпы посетителей особое внимание привлекали три человека, ожидавшие, пока их примут. Все прекрасно знали, что Бернат Монкузи старается как иметь как можно меньше дел с обитателями Каля, как он не любит принимать евреев в часы, отведенные для приема граждан Барселоны. А потому подпоясанные балахоны этих людей, их шляпы в виде конусов и расшитые чулки вызывали всеобщее недоумение. В дальнем конце приемной сидели на скамье Барух Бенвенист, даян Каля, Елеазар Бенсахадон, прежний глава менял, и Ашер, их казначей. Все трое перешептывались, не находя себе места от волнения в ожидании встречи со столь могущественной персоной.

Елеазар Бенсахадон расспрашивал казначея.

— И когда же вас постигло это бедствие?

— Вчера вечером мне сообщили об этом люди из плавильной, и я не теряя времени бросился к Баруху. Время было уже позднее, ворота Каля успели запереть на замок, и гонцу пришлось заночевать в моем доме.

В эту минуту прозвучал мощный голос, вызывающий в кабинет советника делегацию евреев.

Трое мужчин поднялись и под недовольный ропот присутствующих направились в обшитый панелями коридор, ведущий в кабинет смотрителя аукционов.

Конрад Бруфау, будучи хорошим секретарем, прекрасно знал о неприязни, которую его хозяин питал к представителям этого народа, но встретил их спокойно, как любых других посетителей.

— Позвольте напомнить, что вы явились в неурочное время и без предварительной записи. Будем надеяться, что вас действительно привело сюда дело чрезвычайной важности, потому что если вы побеспокоите сеньора по пустякам, боюсь, вам придётся плохо. Снимите шляпы и подождите здесь, а я спрошу у сеньора, можно ли вам войти.

Трое евреев сняли остроконечные шляпы, положили их на скамью и вновь погрузились в тревожное и мрачное ожидание.

В скором времени вернулся секретарь и сообщил, что Бернат Монкузи их ждёт.

Войдя в роскошный кабинет могущественного советника Барух, Елеазар и Ашер встали у дверей в почтительном ожидании. Монкузи встретил их, сидя за своим столом, делая вид, будто читает какой-то бесконечный свиток. Неожиданно он поднял голову, словно только теперь заметил стоящих в кабинете людей, и с фальшивой любезностью произнес:

— Прошу вас, проходите, уважаемые сеньоры... Не стойте у дверей, как слуги.

Трое мужчин шагнули вперед, по молчаливому приглашению советника они сняли плащи, повесили их на спинки стульев и сели.

— Итак, сеньоры, какие неотложные дела заставили вас удостоить меня своим посещением в столь поздний час? — спросил советник.

Барух Бенвенист, спокойный и учтивый, взял слово.

— Ваша милость, дело в том, что произошло нечто весьма прискорбное для нас, что имеет самое прямое отношение и к вам. Именно поэтому пришлось вторгнуться к вам столь несвоевременно. Если бы не срочное и деликатное дело, нас бы здесь не было. Не сомневайтесь, мы знаем своё место и не стали бы зря отнимать ваше время.

— В таком случае, не заставляйте меня терять его на глупости, переходите к сути.

— Ну что ж, ваша милость. Итак, по вашему приказу мы собирались переплавить мараведи Севильского королевства в каталонские манкусо с профилем нашего графа на одной стороне и гербом Барселоны — на другой.

— И что же?

Бенсахадон продолжил:

— Для этого мы вытащили из подвала дона Баруха все мешки и отправили их на галере под присмотром наших людей в плавильню.

Советник слегка побледнел.

— Продолжайте.

В разговор снова вступил Барух.

— Возможно, вы не знаете, но для того, чтобы чеканить новые деньги, необходимо сначала приготовить сырье. Для этого нужно расплавить мараведи в плавильной печи, получив чистое золото, после чего добавить к нему известную долю серебра, чтобы сделать нужный сплав, иначе монеты будут дурного качества и окажутся непригодными для использования.

— И что же из этого?

— Видите ли, ваша милость, когда мы отправили все мешки на переплавку, то обнаружили, что золота там мало, зато много других металлов, которые невозможно использовать для ваших целей.

— Дрянь из свинца и меди, — прибавил Ашер.

В комнате повисла зловещая тишина.

— Хотите сказать, что эти мараведи ничего не стоят?

— Они фальшивые, ваша милость.

Бернат Монкузи покинул свое убежище за массивным столом и стал мерить комнату громадными шагами. Внезапно он остановился у больших песочных часов и бросил Баруху:

— Я думал, что ваш подвал — самое надежное место в графстве.

— Так и есть, ваша милость.

— И вы сказали, что людям, которые перевозили мараведи, можно полностью доверять.

— Так и есть, ваша милость. Экспедицию сопровождал казначей и не заметил ничего необычного.

— А людям из плавильни можно доверять?

— Руку готов дать на отсечение.

— В таком случае, где могла произойти подмена?

Евреи беспокойно заерзали.

— О какой подмене вы говорите, ваша милость?

— Очевидно же, на каком-то этапе монеты подменили.

— Ваша милость, не хотите ли вы сказать, что за это в ответе мы?

— Вы что, намекаете, будто я вручил вам ненастоящие монеты?

— Ваша милость, вы же сами сказали, что выкуп вам передали ночью, когда луна стояла высоко в небе. Вам не кажется странным, что этот неверный решил передать выкуп именно ночью, а не при свете дня? Неужели чутьё вам не подсказывает — он хотел воспользоваться темнотой, чтобы обмануть ваше доверие и попросту надуть на огромную сумму?

— Но разве ваши почтенные главы менял не подтвердили, что монета вполне качественная и платежеспособная? — напомнил советник. — Или вы пытаетесь убедить меня в том, будто я настолько плохо служу моему сеньору, что любой злокозненный мавр запросто может меня надуть?

— Мы, ваша милость, ничего не предполагаем и ничего не скрываем, но мараведи совершенно точно фальшивые.

— Кто-то должен за это ответить.

В голосе советника евреям почудилось шипение змеи.

Итак, при переплавке мараведи выяснилось, что коварный мавр обманул графа. И если не случится чуда, потери окажутся поистине катастрофическими, поскольку Рамону Беренгеру придется расплачиваться с союзниками собственными деньгами: честь и доброе имя важнее, чем богатство или бедность.

Монкузи немедленно помчался в графский дворец, готовясь к самому неприятному разговору. Его собственное благополучие висело на волоске, и ему предстояло пустить в ход все свое красноречие, чтобы выйти сухим из воды.

Он шествовал по хорошо знакомым дворцовым коридорам, стражники молча открывали перед ним двери.

Когда он добрался до высоких створчатых дверей, капитан охраны попросил подождать несколько минут, пока он доложит сенешалю о приходе смотрителя аукционов. Вскоре капитан вернулся и объявил советнику, что тот может войти.

Бернат Монкузи, с поникшей головой и печальной миной на лице прошествовал по ковру к подножию графского трона.

Рамон Беренгер, проводивший в эту минуту совещание со своими доверенными людьми во главе с сенешалем Гуалбертом Аматом, встретил его приветливо, помня, сколь добрую службу сослужила ему находчивость советника.