Небольшая кавалькада была уже совсем близко. Графиня Альмодис, придворная дама Лионор и крошечный советник ехали в карете, запряженной шестеркой лошадейи, с кучером на козлах и форейтором, сидящим верхом на одной из передних лошадей. Тяжелую карету сопровождала охрана из восьми вооруженных всадников. Графиня, отдернув кожаную шторку на окне, выглянула наружу и окликнула одного из рыцарей, скакавшего вровень с каретой:

— Мой верный Жильбер, сколько ещё до лагеря?

Сеньора д' Эструка, делившего с графиней все опасности и тяготы на пути в Барселону, граф теперь назначил командиром стражи Альмодис.

— Сеньора, лагерь уже виден. Если будем ехать с такой же скоростью, то еще до наступления темноты будем на месте.

— Скажите кучеру, чтобы подстегнул лошадей. Я хочу сделать сюрприз мужу, прибыв в лагерь еще до захода солнца.

— Как прикажете, графиня.

Альмодис вновь опустила шторку. Крики кучера и свист кнута над головами лошадей дали понять, что ее пожелание исполнено.

Часовой у главного входа подал условный сигнал, и караульный в мгновение ока взобрался на вышку по верёвочной лестнице — узнать, что за странная процессия приближается к лагерю. Взглянув из-под ладони, он разглядел дорожную карету в окружении вооруженных всадников, а присмотревшись, заметил, что над каретой, как и на копье одного из рыцарей, развеваются вымпелы цветов Барселонского графского дома.

С высоты тут же загремел его голос:

— Стража, стройся!

Отдыхающие воины выскочили из шатров, не успев даже толком надеть доспехи. Когда неизвестная кавалькада приблизилась, дорогу ей преградила внушительная фигура офицера, за его спиной толпились остальные воины. Капитан, сопровождающий Альмодис, и командир войска обменялись приветствиями.

— Эй, там, на карауле!

— Кто едет?

— Графиня Барселонская, донья Альмодис де ла Марш, и ее свита.

— Соизвольте немного подождать, я обязан это проверить.

Когда офицер уже готовился спуститься со сторожевой вышки, Альмодис выглянула в окно кареты и произнесла:

— Посмотрите на меня хорошенько, а заодно дайте посмотреть на вас. Я хочу увидеть лицо офицера, который после того, как я проделала столь долгий путь, пытается помешать моей встрече с мужем, графом Барселонским.

Офицер оцепенел, но через мгновение сумел взять себя в руки и отдал приказ:

— Открыть ворота! Приказываю трубить в фанфары и бить в барабаны, приветствуя Альмодис де ла Марш, графиню Барселонскую!

Согласно вестготской и римской традиции, огромный шатер Рамона Беренгера и такой же шатер его кузена, Эрменьоля д'Уржеля, стояли в самом центре лагеря, на перекрестке двух дорог. Оба шатра были круглыми и с конической крышей, хотя к шатру графа примыкала еще и гостиная квадратной формы, отделенная от основного помещения тяжелой портьерой из дамаста. Здесь был большой стол, за которым граф проводил совещания с капитанами, по одну сторону от него стояла большая ширма из пяти частей, за которой скрывалась складная походная кровать, а по другую — небольшой алтарь, там граф молил Господа об удаче в бою и благодарил за победу.

В эту минуту оба кузена как раз совещались с инженерами, разложившими на столе пергамент с чертежами осадных орудий и башен.

Рев труб и бой барабанов возвестил о том, что после долгих дней унылого ожидания произошло нечто непредвиденное.

Граф велел позвать Гуалберта Амата, и тот немедленно явился.

— Ступайте, посмотрите, что там случилось, и доложите, кто это к нам пожаловал в неурочный час, — велел ему граф.

— Как прикажете, сеньор.

Амат бросился выполнять приказ, а кузены вернулись к своему занятию.

Сенешаль отправился на шум. Застыв у входа в шатер своего сеньора, он с изумлением наблюдал, как из кареты, не дожидаясь помощи кучера, выбирается Альмодис, открыв дверцу и спустив подножку. Дама поднесла палец к губам, призывая к молчанию.

Растерянность сенешаля весьма позабавила графиню.

— Мой добрый Амат, я буду вам благодарна, если вы мне поможете и никому ничего не скажете. Вам как настоящему воину должно быть известно, что внезапность — залог победы. Но позаботьтесь о моих людях — им нужно отдохнуть, поесть, расседлать и накормить лошадей.

Бедный Амат, только теперь узнавший графиню и все еще опомнившийся от удивления, поприветствовал Жильбера д'Эструка, с улыбкой наблюдающего за этой забавной сценой с высоты седла.

Без долгих церемоний Альмодис вошла в шатер мужа. Подойдя к портьере, отделявшую зал советов от остальной части шатра, она сняла плащ и повесила его на крючок из полированного металла в прихожей. Контуры платья соблазнительно очерчивали грудь. Судя по ровному гулу голосов изнутри, граф даже не подозревал об ожидающем его сюрпризе. Альмодис глубоко вздохнула и резким движением отдернула портьеру. Ради того, чтобы увидеть восхищение и изумление на лицах мужа и всех присутствующих, стоило проделать такой долгий путь.

В шатре воцарилась мертвая тишина. Потом офицеры один за другим начали подниматься и, подобрав оружие, покидать шатер. Все знали, какой трудный путь проделала графиня, чтобы увидеться с мужем.

Наконец, графская чета осталась наедине.

— Любовь моя, я будто сплю и вижу волшебный сон, — произнёс граф.

— Я вовсе не сон. Пощупайте — я живая.

Рамон бросился к ней и, схватив за плечи, повалил на ложе.

Когда он уже начал сбрасывать одежду, Альмодис остановила мужа, положив руку ему на грудь.

— Ах, нет, Рамон, — промурлыкала она. — Есть время для любви, а есть время для беседы, и время для любви ещё не настало.

— Но...

Альмодис нежно провела пальчиком по губам мужа и произнесла:

— Всему свое время. Вы ведь прибыли сюда не просто так? А если хотите получить меня, то освободите заложников из Тортосы, и в ту же ночь я буду ваша, страстная и покорная, как никогда прежде.

Февраль 1054 года

Сидя в кормовой каюте, Марти вновь и вновь вспоминал о событиях накануне отплытия, хотя с тех пор прошло уже пять месяцев. Море было спокойно, корабль шел полным ходом и уже успел обогнуть носок итальянского сапога. Волей благосклонной фортуны ранним утром они благополучно прошли Мессинский пролив, и вот теперь, любуясь утренними миражами над водой, он не переставал удивляться, какие чудеса случаются порой и в жизни. Мог ли он даже мечтать об этом всего два года назад, живя в захолустной деревне и выбираясь самое большее на ярмарки вместе с матерью, где они продавали зерно и скотину?

За это время он посетил девять портов, и в каждом, следуя советам Баруха, тщательно изучал местный рынок, выясняя, какие товары разрешено ввозить, а на какие наложен запрет, а также встречался с представителями Барселоны, которые рассказывали, как составить маршрут, по которому из Барселоны пойдет его собственный корабль под командованием его друга и партнера Жофре. В каждом порту он соблюдал предельную осторожность, стараясь как можно точнее следовать советам мудрого менялы. В некоторых портах — там, где судно задерживалось на несколько дней для разгрузки и погрузки, — он совершал вылазки вглубь материка или острова, чтобы подробнее изучить возможности местного рынка. И вот теперь путь лежал на Циприус [20]. Мысли Марти вновь обратились к Лайе. Перед самым отъездом он так и не смог с ней увидеться, но все же получил письмо.

Сам не свой от волнения, он дожидался у дверей дома Аделаиды, не сводя с него глаз в отчаянной надежде, что в окне во-вот мелькнет тень возлюбленной. Он стоял, то и дело беспокойно оглядываясь, опасаясь, что его кто-то заметит, а в груди зрели тяжелые предчувствия. Неожиданно от стены отделилась бесшумная тень, в которой Марти узнал Аишу. Она пришла на встречу одна, без хозяйки, и казалась не менее встревоженной, чем он сам. Последние слова Аиши навсегда врезались в его память: