Появление Юрия Даниловича в Новгороде было встречено славянами радостно, тем более что он обещал послабления в сборе дани. Погорельцам простил все недоимки. А к корельскому городу, захваченному немцами, отправил с дружиной князя Фёдора, едва тот воротился с Волги.

Фёдор Александрович приступом овладел взбунтовавшимся городом, перевешал и иссёк едва ли не половину его жителей. Объявил уцелевшим, что-де они вновь присовокуплены к Новгороду, и воротился победителем. Успех этот приписывался Юрию Даниловичу, поскольку по его приказу князь Фёдор отправился в поход. Как тут не прокричать ему: «Ты наш князь». Прокричали.

Но случилась одна закавыка, помешавшая настоящему торжеству. Неожиданно заупрямился архиепископ Давыд, который должен был принять от князя Юрия клятву в верности Новгороду и дать поцеловать ему крест.

   — Как хотите, но я не могу переступить через крестоцелование великому князю Михаилу Ярославичу, — заявил Давыд.

   — Да ты что, владыка, — убеждал его Михаил Павшинич. — Князь Михаил давно расплевался с нами. Когда он был здесь? Не упомню.

   — Он в Орде и вполне удерживаем ханом.

   — А что натворил его наместник? Он же обворовал нас.

   — Крест нам целовал князь Михаил, а не наместник. Если б мы дождались Михаила, он бы наверняка наказал корыстолюбца. Наверняка.

   — Но без твоего благословения князь Юрий Данилович... как бы это сказать...

   — Беззаконен, — подсказал архиепископ.

   — Ну да. Ты, владыка, выступаешь против всего Новгорода. Так?

   — Нет, сын мой, я выступаю против клятвопреступления. Какой же я буду духовный пастырь, если стану переступать через крест? Давно ли вы кричали Михаилу: «Ты наш князь!» А ныне зовёте другого на его место.

   — Но Новгород издревле волен в князьях, владыка Давыд. Издревле.

   — Верно, волен, но на законных основаниях. Надо вначале было, объявив Михаилу Ярославичу его вины, указать ему путь. Вы это сделали? Нет. А сразу на живое место стали звать другого князя. Младшего. Заведомо нарушая издревле принятое: Новгородом владеет только великий князь. Вот станет Юрий Данилович великим князем, пожалуйста, я благословлю его на наш стол. А ныне Михаил Ярославич великий, и я верен его ряду.

   — Но он же целовал крест ещё Феоктисту.

   — Ну и что? Я принял святой стол от Феоктиста, Царствие ему Небесное, и верен всем его рядам.

   — Но князь Михаил-то в Орде.

   — Тем более. С ним там и митрополит, кстати. И наверняка он — высший иерарх Русской Церкви — одобрит моё решение.

Не преуспев в разговоре с архиепископом, Михаил Павшинич напустил на него завзятого краснобая Степана Душиловича. Но и у того ничего не вышло. Воротился он от владыки потный и красный. И на удивление был краток в объяснении своей неудачи:

   — Он это... — и покрутил у виска указательным пальцем, что обозначало вполне понятное: мол, спятил. — Зря мы его выбирали.

Бояре ломали голову: как объяснить Юрию Даниловичу задержку с благословением владыки? Хорошо, хоть сам князь не напоминал об этом: возможно, догадывался о затруднениях вятших.

Обосновавшись на Городище — пристанище всех князей, — он обживал дворец, веля каждый день топить все печи, тем более что начиналась зима:

   — Чтоб живым духом пахло, не мертвечиной.

Живой дух во дворец привносила и Стюрка, переходя по горницам, бормотала молитву заговорную, отгоняя отовсюду злых духов.

   — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — крестилась она. — Стану я, раба Божия Стюрка, благословись. Поднимается царь грозная туча, и под грозною тучей мечется царь-гром, царица-молонья. Как от царя-грома и от царицы-молоньи бегут враги и дьяволы лесные, водяные и дворовые и всякая нечистая тварь в свои поместья — под пень и под колоду, во озеро и во омуты, и так бы бежали от живущих во оных хоромах и от меня, рабы Божьей Стюры, и света души моей князя Юрия бежали всякие враги и дияволы лесные, водяные и дворовые под пень и под колоду, во озеро и во омуты безотпятно, безотворотно, век по веку, отныне и до века, аминь.

Княженье Юрия Даниловича в Великом Новгороде, как он считал, началось вполне успешно. Корел усмирил, погорельцам долги простил. Куда уж лучше? А то, что там владыка что-то бурчит, пусть его. Может, и впрямь из ума выжил к старости.

Из Москвы от брата Бориса и Родиона Несторовича тоже вести вполне благополучные. И вдруг громом средь ясного неба явилось на Городище уже в конце зимы посольство от хана:

   — Князь Юрий, великий хан положил на тебя гнев свой. Царь Узбек зовёт тебя.

   — За что? — перетрусил Юрий Данилович.

   — За то, что ты не явился пред его светлые очи.

   — Но я думал, зовут лишь великих князей.

   — Звал царь всех. Но это не все. Ты, воспользовавшись отсутствием великого князя Михаила Ярославича, захватил его земли, грозил его городу. Царь Узбек взъярён твоим самоуправством и немедленно требует тебя на суд.

   — Но какой будет суд царя? — свял князь Юрий.

   — Справедливый и беспощадный.

«К чему он может присудить? — подумал бедный князь. — Неужто?»

Татарин, словно услыша мысли его, молвил вполне откровенно:

   — Может, и к смерти. На это будет воля царя.

   — Когда ехать?

   — Хоть сейчас. Мы готовые и будем провожать тебя до самого царя. Мы отвечаем перед ним за твою голову.

Это приглашение на ханский суд испугало князя. Он по себе знал, как скоры властью владеющие на расправу. Когда-то он, и глазом не сморгнув, обрёк рязанского князя на смерть. Неужто пришёл его черёд подставлять свою выю под меч палача?

Ночью, лёжа со Стюркой, он поведал ей о своих опасениях.

   — Бежать надо, милый, — молвила ласково наложница, прижимаясь всей грудью к ненаглядному.

Однако на сей раз чары не сработали. Юрию Даниловичу было не до Стюркиных прелестей. Страх подавил в нём все желания, он даже оттолкнул её.

   — Молчи, дура. Бежать. Куда бежать? Подумала?

   — А хошь бы и к немцам.

   — Ну, умница, — с издёвкой молвил князь. — Я немцев только что расколошматил в корельском городке — и к ним же прибегу спасаться. Ты соображаешь, что говоришь?

   — Их колошматил князь Фёдор, не ты же.

   — Ну дура, ну дура. Князь Фёдор бил их по моему приказу, с моей дружиной. Немцы меня повесят на первом же суку.

   — Ну, тогда в Краков.

   — А поляки выдадут Орде.

   — Тогда не знаю. Знаю, что надо бежать. А куда? Сам думай.

   — Не знаешь — молчи.

   — Я молчу.

   — Вот и молчи.

Князь Юрий сердился на Стюрку ещё и потому, что она сказала о том, о чём он втайне сам подумывал, но говорить вслух не решался, дабы не прослыть трусом. И за мысль, высказанную бабой, он не мог сразу ухватиться из гордости. Вообразит ещё, дура, что князь только её и слушает.

Спалось князю в эту ночь плохо. Снилось Бог весть что. То вроде он бежит куда-то, то за ним кто-то гонится и вот-вот схватит, а у него ноги почти не двигаются. Наконец его схватывают, и князь в ужасе просыпается. Сердце зайцем в силке колотится от пережитого страха.

«Ох, не в руку ли сон? — подумал Юрий Данилович. — Неужто бежать придётся?»

Но утром, когда вышел во двор, понял: бежать не придётся. Кругом татары. Толкутся у конюшни, и даже у ворот их малахаи видны. Обложили, как медведя в берлоге. И навстречу, скалясь в ухмылке, посол Алчедай:

   — Ну как спалось, князь?

   — Хорошо, — буркнул Юрий Данилович с едва скрытой ненавистью.

   — Значит, едем?

   — Едем. Но мне распорядиться надо.

   — Распоряжайся, князь, распоряжайся, — молвил татарин всё с той же ухмылкой, а Юрию подумалось: «Знает поганая харя, что меня ждёт. Знает. Вишь, как говорит ехидно, словно покойнику».

После завтрака призвал к себе Юрий Данилович князя Фёдора и брата Афанасия.

   — Ну, поди, знаете, что зовёт меня Узбек на суд?

   — От тебя только слышу, — сказал Афанасий. — А за что?

   — Вроде за то, что раньше не приехал за ярлыком. Но я думаю, Михаил там на меня нажалился за Новгород.