— Тебя не звал с собой?

   — Нет. Я просился, но он сказал, что Тверь без князя нельзя оставлять.

   — И тебе, конечно, поручил?

   — Да. Мне. Так и сказал, остаёшься за меня.

Кормильцы переглянулись и в другое время рассмеялись бы, но тут было не до смеха.

   — Так что? Он прямо на Нижний рванул? — спросил Александр Маркович.

   — Не. Он сказал, зайдёт во Владимир.

   — Зачем?

   — За благословением к митрополиту.

   — Ладно. Ступай, Александр Михайлович, да не говори пока великим княгиням ничего.

   — Я что, маленький — баб в мужские дела мешать.

Ничего не поделаешь, княжичей в воины посвящают в трёхлетием возрасте, а уж в десять они «сам с усам». А в двенадцать вон уж и на рать побежал.

Когда княжич ушёл, Александр Маркович наконец спросил Семёна:

   — Но ты-то, ты, кормилец, должен был отговорить его. Задержать.

   — А я, думаешь, молчал? Но ему вожжа под хвост попала. Рассвирепел и едва плетью меня не отходил. И прогнал. Да-да, Маркович, именно прогнал. Поэтому я и вернулся. Если б он меня не выгнал, ты б доси ничего б не ведал. Думаешь, Александр сказал бы тебе? Как же, жди. Это он разговорился, потому что видит, что всё открылось.

Ну что ж, Семён был прав. Действительно, без его возвращения всё обстояло бы ещё хуже. Княжича с дружиной нет. Где он? Что с ним? Где искать его? Теперь хоть, по крайней мере, известен путь его и намерения.

   — Вот что, Семён, бери с собой двух-трёх отроков, заводных коней и гони что есть духу во Владимир к митрополиту Петру. Пусть отговорит дурачка.

   — Успею ли?

   — Должен опередить его. Он с обозом, ты налегке и должен обогнать дружину. Скачи. И немедля. Сейчас же.

   — Но я не думаю, что митрополит благословит отрока.

   — Ясно, что не благословит. Но этого мало. Надо отговорить мальчишку, а кроме владыки, уж никто не сможет этого.

Во Владимире Семён поймал митрополита после службы по выходе из храма.

   — Святый отче, я только что прибежал из Твери по очень важному делу.

   — Пройдём ко мне, сын мой, — пригласил владыка.

В келье, имевшей лишь стол, лавки и образа в переднем углу, митрополит Пётр, перекрестившись, сел к столу, снял с головы митру. Налил себе сыты в обливную кружку, спросил Семёна:

   — Будешь?

   — Буду, владыка.

Налил Пётр и гостю в другую кружку. Медленно выпил свою, отёр рукой усы.

   — Ну так что стряслось у вас, сын мой?

   — Княжич Дмитрий, оставшись за отца, отбывшего в Орду с выходом, собрав себе дружину, отправился ратоборствовать на Нижний Новгород.

   — Как? — поднял в удивлении мохнатые брови митрополит. — Насколько я знаю, он ещё отрок.

   — Вот именно, владыка.

   — И при чём тут Нижний?

   — Кто-то сболтнул ему, что там замятия.

   — Какая замятия? Там на стольце Михаил Андреевич. У него всё вроде спокойно.

   — Отрок вообразил себя новым Святославом[189], рвётся на рать.

   — Хых, — улыбнулся митрополит. — Дитё. Что тут сделаешь? Кормилец, видно, красиво расписал ему Святослава.

   — Было такое, было, — вздохнул Семён, не уловив, в похвалу ли кормильцу молвлено или в осуждение, а потому опасаясь, не спросит ли старец: а кто ж был у него пестуном?

Но митрополит, слава Богу, не поинтересовался, заговорил о другом:

   — Да и родители у них перед глазами, без драки года не проживут. Вот княжичу едва ль не с пелёнок вдалбливают: твоё дело — рать. И не у таких голова вскруживается. Вон в прошлое лето, когда я из Киева ехал и Брянск проезжал, схватились за город дядя с племянником. Уж как уговаривал: помиритесь, поделитесь. Так нет: «Поле нас рассудит». Ну и что? Племянник Василий татар навёл, дядю Святослава убил, город захватил. Татары в грабёж ударились. Мы с епископом брянским запёрлись в храме, молились Всевышнему. Видно, дошла молитва, заслонил нас от поганых. Даже в дверь не ломились грабители, а мы уж готовились смерть принять. Ты пей, сын мой, пей ещё, вижу, как ты на корчагу смотришь. Пей, сынок.

Семён налил себе сыты до краёв, с дороги и впрямь пить сильно хотелось.

   — Ну, я думаю, Дмитрий-то тебя послушает, святый отче.

   — Надеюсь, сын мой, надеюсь. А почему епископ Андрей не удержал отрока? Это ж его прямой долг.

   — Так ведь он никому не сказал, что идёт на рать. Думали, просто бавиться пошёл, как не раз бывало.

   — Как скоро он подойдёт?

   — Я думаю, через день-другой.

   — А не пройдёт ли он мимо нас?

   — Не должен бы, владыка, он хочет у тебя благословения просить.

   — Благословения? На рать?

   — Ну да.

   — Охо-хо, — тихо засмеялся святой старец. — Дитё, есть дитё. Ну что ж, благословим. А ты, сын мой, располагайся на моём подворье. Как звать-то тебя?

   — Семён, владыка.

   — А по батюшке?

   — Ильич, владыка.

   — Располагайся, Семён Ильич, будем ждать вашего поршка. Надеюсь, уговорим, уломаем. А иначе ж какие мы святые отцы?

Дмитрий Михайлович прибыл с дружиной через два дня, в город входить не стал, разбил шатры под горой у реки.

Митрополит Пётр встретил у себя княжича Дмитрия ласково, перекрестил, дал поцеловать длань свою. Спросил, тая в бороде улыбку добродушную:

   — Что, сын мой, уж не Владимир ли пришёл на щит брать?

   — Нет, что ты, отец святой, — отвечал вполне серьёзно мальчик, не уловив иронии.

   — А куда ж это батюшка послал тебя?

   — Он не посылал.

   — А кто ж?

   — Я сам, владыка. Хочу на Нижний Новгород идти.

   — Зачем?

   — Ну как? Там опять замятия началась, как в прошлый раз. Тогда отец подавил её, ну а сейчас я должен. Он же меня за себя оставил.

   — Великий князь? — спросил митрополит с оттенком недоверия. — Тебя?

   — Да.

   — Вот видишь, тебе, в сущности, доверена Русская земля, сын мой. Ты должен гордиться такой высокой честью.

   — Я горжусь, владыка, — чистосердечно признался княжич, чем сильно умилил святого старца.

   — А зачем же рать на Нижний ведёшь?

   — Так я ж говорю, замятия там.

   — Кто это тебе сказал?

   — Купец, плывший с Низу с хлебом. Пока, говорит, Нижний проходил, душа в пятках была.

   — Ну, у купцов, с товарами плывущих, душа всегда в пятках от страху. За каждым мысом и скалой разбойники чудятся, а то и впрямь таятся там.

   — А как же быть, владыка?

   — Давай, сын мой, пошлём в Нижний течца поспешного из твоих отроков к князю Михаилу Андреевичу. Ежели там действительно замятия, я благословлю твой меч и твой полк. Но ежели нет, то сам понимаешь...

   — Хорошо, владыка, — легко согласился княжич.

   — Завтра у меня божественная литургия в Дмитровском соборе, приходи, сын мой, со своими милостниками.

А вечером митрополит Пётр говорил кормильцу Семёну:

   — Ничего, пождёт гонца, поостынет отрок, не столь огорчителен отказ будет.

Две недели прождал ответа из Нижнего Новгорода Дмитрий Михайлович, через каждые два-три дня являясь к митрополиту в тайной надежде, что он благословит поход его. Но митрополит Пётр, не отказывая, не спешил с благословением.

   — Пождём, сын мой, пождём. Ежели замятия, ни часа не задержу тебя.

Хитрый старец знал, что нет там никакой замятии и никакого благословения на рать он не даст, но, жалея отрока, щадил его обострённое самолюбие:

   — Пождём, сын мой.

Воротившись, течец сообщил, что никакой замятии не было, что всего лишь с месяц тому на Волге поймали шайку разбойников и по приказу Михаила Андреевича всех живота лишили через утопление. Вот и всё.

Княжич Дмитрий был расстроен, митрополит утешал его:

   — Не горюй, сын мой. Этих ратей на твой век хватит. Не спеши. А ныне езжай домой, кланяйся от меня великим княгиням Ксении Юрьевне да матушке твоей Анне Дмитриевне. Они, поди, уж по тебе не один рукав слезами омочили. С Богом, сынок, а я буду молиться за тебя.