Видимо, из желания отвлечь гнев князя от своего товарища, «пронзённый» сообщил:

   — Ещё князь Данила Александрович сказал, что они уже зашли с хвоста нам и готовы ударить.

   — Как? Уже с тыла?

   — Ну да, так сказал Данила Александрович.

Андрей прошёлся туда-сюда, нахлёстывая голенище сапога. Потом приказал:

   — Позовите ко мне боярина Акинфа.

И пошло по цепочке: «Акинфа! Боярина Акинфа к великому князю!»

Боярина долго не было, и, когда он приехал, князь Андрей выговорил ему:

   — Где тебя носит?

   — Я был в обозе, Андрей Александрович, проверял возчиков.

   — Что их проверять?

   — Так пьют, князь, а в пути разве можно? Этак и поклажу растеряют.

   — Эй-эй! Куда? — заметил Андрей Давыда, направлявшегося с воинами по дороге. — Назад. Никакие там не збродни.

Завернув Давыдову сотню, Андрей сказал Акинфу:

   — Езжай в сторону Юрьева. Там нам путь заступили московские и тверские болваны. Спроси князя Данилу, какого рожна ему надо? Кто его сюда звал? И пообещай, если не уйдёт с пути, худо ему будет. Езжай, Акинф.

Данила Александрович, выслушав посланца великого князя, спросил:

   — А ты как думаешь, Акинф, зачем мы здесь?

   — Ну, думаю, не хотите пустить великого князя на Переяславль.

   — Верно думаешь, Акинф. Князь Иван, уезжая в Орду, просил меня и князя Михаила присмотреть за его уделом. Вот потому мы здесь. И потом, у твоего князя, как нам стало известно, в задумке и Москву и Тверь тряхнуть. А? Не так ли?

Боярин пожал плечами, мол, не наше сие дело. Подошёл князь Михаил Ярославич.

   — Ну что?

   — Да вот прислал Андрей Акинфа, грозит мне худом, если с пути не уйду.

   — Ну, грозиться друг другу мы все горазды. Токо Орде боимся язык показать. Ты сам рассуди, Акинф, кого мы тешим этим? А?

   — Дьявола, — неожиданно негромко сказал боярин.

   — Вот именно. Ты-то понимаешь, почему не скажешь ему об этом?

   — Как будто он послушает.

   — Он, окромя Тохты, никого не слушает, — заметил князь Данила. — Это его разлюбезный советчик.

Посовещавшись, князья отправили с Акинфом своего представителя Александра Марковича, наказав ему склонять Андрея к миру, ни в коем случае не унижаясь, но и грозясь в меру.

   — Главное, чтоб он не вздумал опять звать орду, — наказывал Михаил Ярославич. — От него всё ждать можно.

   — Орду вряд ли он ныне позовёт, — сказал Акинф. — Дюденя во Владимире все церкви пограбил, иконы ободрал.

Епископ и митрополит крепко пеняли за это Андрею Александровичу. Так что ныне он вряд ли решится.

Увидев подъезжавших, великий князь воскликнул с ехидством:

   — Что? У Данилы кишка заслабила самому ко мне явиться?

На что Александр Маркович отвечал спокойно:

   — Не след князьям самим в пересылы бегать, на это слуги есть.

Александр Маркович слез с коня, передал повод кому-то из отроков, поклонился великому князю.

   — Велено мне, Андрей Александрович, спросить тебя, зачем ты снова ссору затеваешь?

   — Я? Ссору? — усмехнулся Андрей. — Это они на рожон лезут. Я иду в свой родной удел — Переяславль.

   — Но ныне это удел Ивана Дмитриевича, которого сейчас нет там. Если б ты ехал один со слугами, но ты ведёшь целую рать. Зачем?

Разговор обретал нежелательную для великого князя направленность, а посему он велел Акинфу:

   — А ну, отгони ротозеев, развесили уши.

   — А ну, кыш, — пошёл Акинф, отгоняя не только простых воинов, но и даже милостников князя. — Вам сие слышать не обязательно.

И, отогнав всех, даже сам не стал подходить, щадя самолюбие великого князя, которому сейчас московско-тверской посланец будет выговаривать от имени своих князей вещи не совсем приятные.

Дождавшись, когда все удалятся на почтительное расстояние, Александр Маркович продолжил:

   — Князю Даниле Александровичу ведомо, что ты, пограбив Переяславль, намерен идти на Москву и на Тверь.

   — Хых, всё-то ему ведомо, чего у меня и на уме не было. Князь Иван, уезжая в Орду, сказал, что не всю дань собрал.

   — Добирать дань ты бы мог, Андрей Александрович, послать данщиков, зачем самому с полком ехать?

   — Ты, я вижу, Александр, наторел на злоязычии. За этим ехал сюда, чтоб меня срамить?

   — Что ты, Андрей Александрович, этого и в помыслах не было. Я ехал с мыслью примирить тебя с братом и моим князем Михаилом Ярославичем, чай, оба оне не чужие тебе люди.

   — Не чужие, однако ж встают на пути у меня.

   — Бережения лишь ради, Андрей Александрович.

   — Это под Юрьевом-то Москву и Тверь берегут? — усмехнулся великий князь.

   — Но их просил князь Иван Дмитриевич, отъезжая в Орду, поберечь его удел.

   — Ишь ты. А мне небось ничего не сказал.

Александр Маркович пожал плечами на это, заговорив о другом:

   — Андрей Александрович, разве мало наши земли потерпели в эти годы? Голод сколько весей выкосил, какая нам корысть ныне заратиться меж своими? Дьявола тешить?

Он умышленно не напомнил о Дюдене, дабы не сердить Андрея, приведшего эту напасть на Русь, сказал лишь о голоде. Но и это раздражило великого князя:

   — А ты чё мне с советами суёшься, Александр?

   — Боже сохрани, великий князь. Я лишь передаю слова твоего брата князя Данилы. Как мне сказали, так я тебе и говорю. Я лишь пересыл. Изволишь что ты им сказать, я передам и твои слова точно.

   — Они что, действительно послали отряд мне за спину?

   — Ей-богу, не ведаю, Андрей Александрович. Они ж со мной не советуются.

   — Ври, ври больше. Всё ведаешь.

Князь прошёлся туда-сюда перед посланцем, подёргал ус, хмыкнул каким-то своим мыслям потаённым.

   — Я с тобой ничего не хочу им передавать. Нас поле рассудит. Ступай.

Александр Маркович пошёл к коню, которого в стороне держал отрок, поймал за луку, сунул левую ногу в стремя, взлетел в седло почти как молодой.

Великий князь смотрел ему вслед, пока он не исчез за поворотом. Подошёл Акинф.

   — Ну как они там? — спросил князь.

   — Кто?

   — Кто-кто. Данила с Михайлой.

   — Здоровы, слава Богу.

   — Чёрта ли мне их здоровье, — разозлился Андрей. — Как они вообще? Верно ли, что мне за спину отряд послали?

   — Не ведаю, князь.

   — Ну, заладили, вороны: не ведаю, не ведаю, — передразнил Андрей. — Вели своему сыну Давыду на наш хвост уйти для подзора, не явятся ли они там. Бережёного Бог бережёт.

   — Хорошо, Андрей Александрович, скажу Давыду.

   — Да вперёд дозорных поболе пошли, да чтоб не дремали. Кто уснёт, повешу.

Выслушав Александра Марковича, князь Данила спросил Михаила Ярославича:

   — Ну что? Станем к драке готовиться?

   — Погодить надо.

   — Чего годить? Слышал, сказал, мол, нас поле рассудит.

   — Мало ли что он говорит. Грозит. Что ему ещё осталось?

   — Почему-то он спрашивал меня, правда ли, что ему за спину отряд послали, — молвил Александр Маркович.

   — А ты ему что?

   — Не ведаю, ответил.

   — А он?

   — А он не поверил. Сказал: «Всё ты ведаешь».

   — Значит, боится он, — сказал Михаил. — Откуда ж этот отряд выдумал? Пуганая-то ворона куста боится.

   — Может, действительно послать кого пошуметь у него за спиной. А?

   — Погодить надо, Данила Александрович.

   — Экой ты, Миша, годилыцик.

   — Ну пошлём кого. Они сцепятся там с владимирцами. И всё тогда. Заратимся поневоле. А это ж, чай, не Татары, тоже русские.

   — Боишься рати?

   — Крови русской проливать не хочу, Данила Александрович, оттого и боюсь. Мы ж христиане. Под Дмитровой тогда уговорились. Почему здесь не попробовать?

Обе стороны, опасаясь нападения, усилили дозоры. И опять дозорные быстро снюхались между собой, а в одном месте владимирцы с москвичами разложили на поляне совместный костёр и грелись возле него и даже чего-то жарили и жевали совместно, перемывая косточки своим князьям: