Таким образом Александр Дмитриевич этими с виду невинными словами — «показать отроку» — очень тонко уел мальчишку.

Впрочем, и «репей» в долгу не остался, вытащил-таки жениха на поединок с вепрем — зверем сильным и опасным.

После обеда Ефросинья у себя в светёлке пеняла брату:

   — Ты что, с ума сошёл, что ли? Да если б я знала, чего ты удумал, я б ни за что не пошла за стол.

   — Но я же тебе сказал, проверю на смелость. Видишь, согласился, значит, не трус.

   — Ну и всё. Не трус. Убедился? Ступай и отмени лов.

   — Ты что, Фрося? Теперь самое главное — испытание. В лесу. Пусть поучит «отроков». Поглядим.

   — А если его вепрь стопчет или поранит? Что тогда?

   — Тогда найдём тебе другого, — засмеялся Михаил.

   — Я серьёзно, а тебе смешки. Ты забыл, в позапрошлом году ловчего Данилу секач изуродовал до смерти. Это ловчий, который их на своём веку не один десяток взял. А тут молодой человек — всего трёх ещё убил.

   — Ничего, Фрося, даст Бог, убьёт и четвёртого. А на Данилу тогда матёрый секач выскочил, да и сам он зевнул. Старик плохо слышал уж.

Ловчий Митяй уехал с вечера готовить кличан для охоты. Их он набирал из окрестных весок, собирая вместе с собаками в одном месте. С кличанами обычно расплачивались добычей, если таковая случалась, а если охота была неудачной, то обходились и так.

Сами охотники выехали со двора рано утром, ещё по росе. Помимо княжичей ехали кормилец Александр Маркович и, конечно, Сысой. С гостем было его трое гридей. Итого ехало семь человек, все вооружённые копьями, луками и кинжалами.

У Александра Марковича вместо копья была рогатина с кованым и острым наконечником в виде ножа.

Впереди ехал Сысой, хорошо знавший дорогу и главное место, где должна была быть засада. Видимо, с отцом они всё это с вечера обговорили. У Сысоя на боку болтался охотничий рог для подачи сигналов.

Ехать пришлось довольно долго. Коней оставили с одним из гридей в какой-то низинке, а далее с полчаса шли пешком. На одной из полянок в лесу их встретил Митяй. Он расставил всех по местам, тихо предупредив:

   — За спиной у вас сеть.

И исчез. Время тянулось медленно. Но вот вдали пропела охотничья труба, и сразу там завыли, закричали кличане, застучали колотушки, затрещали трещотки. И лес словно ожил. Залаяли, затявкали собаки.

Застрекотала где-то сорока, явно выдавая присутствие какого-то зверя или человека. Когда на поляну выскочили вепри — целый выводок, — всё произошло в считанные мгновения. Визг диких свиней, рычание псов, удары копий.

Двух молодых вепрей-годовичков убили сразу, третьего добивали уже запутавшегося в сети. Старый секач ушёл, унося на себе обрывки сети и уводя за собой наиболее назойливых псов.

Все были взволнованы. Скоротечность происшедшего не давала возможности восстановить по порядку картину случившегося. Все говорили наперебой, мало слушая друг друга:

   — Он на меня, а я его...

   — Бью, а копьё скользит...

   — Ну тут я вспомнил — под лопатку надо, под лопатку...

   — Копьё как соломинку переломил...

   — У меня сердце в пятки...

   — А я и про кинжал забыл...

   — Рылом, рылом мне в колено...

   — А мне сапог распласнул-таки, паразит...

Наконец явился Митяй — главный ловчий. Справившись о добыче, велел одного вепря забрать кличанам. Лишь тогда спросил:

   — Ну, все целы?

   — Всё.

   — И слава Богу. Хорошо, хоть матерого пропустили.

   — Так он молнией промчался меж нами.

   — Вот и хорошо, что меж вами. Наскочил бы на кого, стоптал бы и кишки выпустил.

Одного гридя отправили за конями, Сысой взялся добывать огонь, Митяй, вынув засапожник, принялся свежевать одного вепря.

Княжичи, Михаил и Александр, раскинув под кустом корзно, сели отдыхать. Отмахиваясь от комаров веткой берёзы, Михаил сказал:

   — А ты молодец, Александр, не струсил.

   — Хы. Трусить на ловле нельзя — удачи не будет.

   — А где ж можно трусить?

   — Нам? — переспросил Александр и, помолчав, ответил: — Нам, пожалуй, нигде нельзя. Слишком многие смотрят на нас.

   — Ты вот собираешься в Орду ехать. Не боишься?

   — А что мне бояться? Я ведь выход повезу, не рать поведу.

   — А почему отец сам не везёт?

   — У него тут забот полон рот. С новгородцами сладу нет. И потом, хочет, чтобы я с ханом познакомился, пригодится, говорит, на будущее.

   — А как тебе моя сестра? Понравилась?

   — Конечно.

   — Слушай, Александр, если ты женишься на ней, давай жить мирно. А?

   — Я согласен.

   — А то я погляжу на отца твоего и его брата Андрея, всё время в ссоре.

   — Сейчас помирились вроде. Пировали вместе, крест целовали на любовь.

   — А мы вот с братом Святославом мирно живём. И вообще, если б не татарский набег этот с дядей твоим, у нас бы тишина и мир были. Татары много весок пограбили и пожгли. Людей попленили.

   — Что делать? Дяде Андрею захотелось великим князем стать.

   — Но это ж не по закону, не по старине, великим князем должен быть старший в роду. Сегодня это отец твой — Дмитрий.

   — Татары плевали на нашу старину... Они вон даже Невского — деда моего — унизили этим, отдав великий стол его младшему брату Андрею. А теперь вот и с отцом то же повторяется.

   — Но как-то же он добился великокняжеского ярлыка?

   — Ничего б он не добился, если б сама Орда не раскололась. Сейчас одна на Волге — в ней хан Менгу, а другая на Дону — там хан Ногай сидит.

   — А ты к какому хану поедешь?

   — К Ногаю. Он сейчас сильнее Менгу, и он же отцу ярлык дал.

   — Да, — вздохнул Михаил, — золотое время до прихода татар было у нас, никому не платили, никому не кланялись.

   — Всё равно ссорились. Оттого и татары нас победили, что меж нашими дружбы не было. Пока русские княжества будут врозь тянуть, быть нам вечно под Ордой.

   — Вот я и говорю, дружить нам надо. Вон твой отец с родным братом ссорятся. А вот мой Святослав с двоюродным братом в мире да ладе живут.

   — Это с кем?

   — А с Данилой Московским.

   — Ну, дядя Данила мужик разумный, он с отцом ладит.

Тем временем Сысой высек огонь, запалил трут, от него бересту, а от неё уж ветки. Трут спрятал в плотную коробку, где он должен погаснуть до другого раза, и стал ломать и подкидывать в огонь сушняк.

   — Ярославич, — позвал, обернувшись, —давайте ближе к огню, а то вас комары съедят.

Княжичи перешли к костру. Сысой подкинул на огонь сырой травы, чтоб побольше дыму было.

Вскоре прибыли гриди с конями, привезли походный котёл, залив в него воду, повесили над огнём. К тому времени Митяй разделал вепря, мясо порубил на куски, тяжёлую шкуру повесил на нижний сук берёзы. Кишки выбросил псам, с вожделением ждавшим награду за труды.

   — После лова их домой не загонишь, пока свежатинкой не угостишь, — сказал Митяй. — Знают твари своё право.

   — А если б не было добычи? — спросил Сысой.

   — Э-э, их только б видели. Но всё равно в веску впустую б не воротились. В веске-то их, почитай, не кормят, эвон, мол, лес, сами кормитесь. Загнали б зайца, а то глухарку б на земле нарыли.

Потрескивал, пылая, костёр, клокотал котёл, пуская душистый пар, гриди напристраивали у огня копья с насаженными на них кусками мяса. Жарили.

   — Вот уж верно в «Слове» поётся: с конца копья вскормлены, — заметил княжич Александр.

   — В каком слове? — спросил Михаил.

   — В «Слове о полку Игореве»[101]. Не читал?

   — Где там. У нас всё сгорело.

   — Я другой раз приеду, привезу тебе список.

   — Привези, не забудь. А про чё там?

   — Да князь Игорь был такой на юге сто лет тому назад, ходил на половцев ратью. Как говорится, пошёл по шерсть, а воротился стриженым. Вот и сочинил это «Слово» о походе. Сам обжёгся, других предупредить решил.